Чтение 43–й страницы книги ~Автономный рейд~

для себя самого идеи. Вот почему так туго и так некачественно думается в
одиночку. Вот почему так легко раскалывают мужиков умелые бабы. Человек и в
мышлении, и в чувствованиях -- животное общественное. При сама увлеклась
собственным рассказом, стараясь в общении со мной заметить и понять то, что
могло от нее ускользнуть раньше. И ведь что-то нащупывалось. Но я уже
чувствовал некоторый перебор по части информации. Поцеловал ее в щеку и
попросил:

-- Милая, у меня от подробностей уже голова пухнет.

-- Устал, бедненький? Закругляюсь. Когда ты убег от Девки, она по злобе
объявила на всю Москву, что ты уволок у нее кучу бабок и драгоценностей. Ну
а теперь, когда ты и сам скрылся невесть куда, и меня неизвестно куда дел,
Катков, чтобы отмазаться перед другом Ваней, наверняка объявил тебя в
розыск. У меня все. Чего делать будем? Дай я тебя потискаю, мой до-о-орогой!

Я лежал, как пристукнутый.

Оказывается, пока я тут валяюсь, по моим следам и милиция, и бандюки
рыщут! По мою душу охотится, почитай, треть Москвы, не считая окрестностей.
В Москве, наверное, уже просто нет стукача, милиционера, фээсбэшника или
блатняка, который бы не знал примет Мухи, ухаря с полными карманами
бриллиантов, точной описи которых у начальства нет...

Иными словами, тот, кто первый его пришьет, тот первый и урвет
горсточку-другую себе на старость. А если и не пришьет, но узнает про него
что-то -- получит солидную награду от любой из заинтересованных сторон, а то
и от нескольких. Сказать, что меня все это обрадовало, значило выразиться
очень неточно. Нет, и до расклада, открытого мне При, я знал, что пахнет
жареным, но что это жарят меня и настолько азартно и всесторонне -- даже и
не подозревал.

-- Ну и чего ж ты все это время тянула-молчала?! -- Я почти с ужасом
посмотрел на женщину, которая своими ласками лишила меня целых суток.
Последнего, возможно, моего шанса на спасение.

Хотя... Если припомнить, что я с ней выделывал тогда в камере, то ее
месть пропорциональна сотворенному мною...

Получалось, что мне лучше было остаться у Девки. Ее-то, возможно,
удалось бы убедить в том, что Муха может ей пригодиться. А вот всем, кто
сейчас меня ищет, я, разумеется, не нужен. Им нужно то, что я хапнул у
Девки. А это большая разница. Для меня, во всяком случае. Но чего теперь об
этом думать. Думать надо о том, в какую щель забиться. При правильно поняла
мой взгляд, однако слез раскаяния лить не собиралась:

-- Прости, милый. Но я ведь еще не знала, что влюблюсь в тебя! Думала:
попользуюсь, сколько смогу, выясню, что сумею, а потом сдам тебя Конторе или
кому-то еще.

-- А что ты думаешь сейчас?

-- Что ты мне и самой пригодишься... Давай поедим чего-нибудь.

-- Поедим?!. Извини, но мне жрать некогда.

Да и Мария Павловна совсем не проста. И кто ее подруги, сестры, дочки,
где и кем работают-подрабатывают мужья, братья и дети оных, я не знаю. А то,
чего не знаешь, невольно пугает. Да и должно пугать.

Думая обо всем этом, я ускоренным образом одевался, заправляя куда
следовало свой инструмент, предельно обостривший для меня эту ситуевину, но
явно не желавший на этом успокаиваться. Боже, дожить бы до возраста, когда я
превращусь в импотента и все женские прелести абсолютно перестанут меня
волновать! Может, мне еще повезет, и шальная пуля произведет быструю
кастрацию, позволяя хоть кусочек жизни прожить безмятежно? Займусь тогда
шахматами, вышиванием, садово-огородными делами...

При тоже споро собиралась, с явным сожалением восприняв ту решимость, с
которой я застегнул брюки. Стоя с голым бюстом, одной ногой в колготках, она
вдруг продекламировала, патетически подняв гладкую полную руку:

_Узнав, что муж собрался в бой

Идти с незащищенною мотнею,

Жена сказала: "Друг,

Прикрой бронею

Свой гульфик,

Столь любимый мною!.._

Как эти существа чуют то, про что мы, мужланы, и подумать-то толком не
умеем! Меня пугало, что Принцесса даже не думала о том, что, если ее накроют
вместе со мной, от нее могут избавиться просто как от ненужного свидетеля.
Еще до того, как я успею вставить словечко...

-- Рабле, со школы запомнилось, -- сообщила она, натягивая колготки на
объемистые бедра. -- Актуально. Ну и куда мы сейчас?

-- В разные стороны! Мне нужно отлежаться. Дай свои координаты, сам
выйду на тебя, когда смогу.

-- Дорогой, я люблю тебя! И на всякий случай учти: коль не прогнал меня
сразу -- ты мой. А что мое, то -- мое. Я не шучу.

"Так, подумал я, теперь есть и третья сторона, жаждущая меня найти и
употребить, -- Принцесса. Формально -- одна, но уж она-то сумеет заставить
поработать на себя всех остальных". Чемоданчик с электроникой, лежавший
обычно под тахтой, любезно предоставленной нам мамашей бесславно почившего
Василия, я засунул в пластиковый баул той расцветки, которая отчего-то
полюбилась челнокам-торговцам. Все свое я решил пока забрать отсюда. Нескоро
я теперь посещу этот дом.

Благодаря При количество имевшихся в моем распоряжении укромных мест
стремительно сокращалось.

...Все-таки Он ко мне очень снисходителен порой. Когда мы спускались,
мимо нас проехал вверх лифт, как вскоре стало ясно, с Марией Павловной и
сопровождающими ее лицами. С двумя физиономиями, подстраховывающими тех лиц
на лестнице, мы столкнулись между четвертым и третьим этажами. Нелогично, но
так повелось, что на подстраховку обычно посылают самых неопытных. На свое
несчастье, они пыхтели, топая через три ступеньки и глядя себе под ноги. А
мы -- на свое счастье -- шли, как нас учили: на цыпочках, бесшумно и глядя,
куда идем.

Поймав взгляд При, я показал ей пальцем на парней, затем ткнул им в ее
упоительную грудь, а потом показал на себя и за спину парням. Она понимающе
кивнула и мгновенно бесшумно перемахнула через перила. Если с милиционерами
она резвилась играючи, то тут, на беду здоровяков, -- ах как любят
авторитеты выбирать себе подручных помассивнее! -- у нее на игры не хватало
времени.

Она с маху приземлилась задницей на спину первого и тут же врезала
обоими каблуками в морду второму. Это было столь четко исполнено, что, будь
у меня хоть пара минут, я бы полюбовался на дальнейшее. Но приходилось
спешить. Что-то все опаснее и опаснее становилось мне рядом с любимой.

Поэтому я дал деру.

Глава четырнадцатая. Вихри враждебные

Я промчался по лежавшему на спине бесчувственному телу отключенного
Принцессой бандита, пролетел второй этаж, парадное и, успокоив дыхание,
медленно вышел на улицу. Машина, иномарка, нагло стоящая на тротуаре с
работающим движком, не могла быть ничьей иной. Задние дверцы никто запереть
и не подумал, поэтому я просто уселся за спиной водителя, просто ткнул ему
пистолетом в мозжечок, просто вытащил из-за его пазухи ствол -- какая-то
древность, чуть ли не наган -- и просто вежливо попросил:

-- Тихо, без резких движений, пересядь на правое сиденье. Нет, ключи не
трогай... Так, осторожно, не ударься. Вот и молодец. Руки на колени. Теперь
учти: дернешься -- убью. Извини, нет времени тебя пугать и уговаривать. -- Я
перебрался на водительское место и спросил: -- Двое шли по лестнице, а в
лифте?

-- Тоже двое.

-- Молодец. Теперь, если хочешь жить, замри! По затылку, чтобы
оглоушить, я бить не люблю. Одна из моих бытовых проблем в том, что армия
учила меня исключительно убивать. Ну в крайнем случае -- калечить. Логика у
инструкторов при этом проста: лучше всего делаешь то, что делаешь
автоматически, рефлекторно, совершенно не думая. Для тех, кто дерется, у
одного и того же движения два-три варианта -- сильный, средний и слабый,
например. Но при этом мозгу и мышцам требуются дополнительные доли секунды,
чтобы разобраться, с какой силой и куда бить в данный момент. А за это время
тот же "каштан", делающий девятьсот выстрелов в минуту, успеет всадить в
тебя пять-шесть пуль. Дороговато за гуманизм. И я с инструкторами совершенно
согласен. Потому что -- живой. Теперь мои рефлексы включаются автоматически
до того, как успею осознать, что делаю. Это меня спасло от смерти уже раз
двадцать. Что еще больше, по принципу обратной связи, закрепило те самые
рефлексы. И если бы я даже и захотел только оглоушить водителя, то девяносто
девять и девять десятых шанса из ста, что это был бы последний удар,
полученный им при жизни.

Выскочив на шоссе Энтузиастов, я пронесся до "Римской", и,
останавливаясь возле входа в метро, спросил тихо сидевшего всю дорогу водилу
-- до него, вероятно, только возле метро дошло, что, собственно, с ним
приключилось:

-- Чьи вы люди?

-- Мы? Чьи люди? -- испуганно отпрянул он.

-- Кто у тебя главный?

-- Карась.

-- А у него?

-- Дымок.

-- А у Дымка?

-- Девка.

-- Молодец. Твои шансы на жизнь все растут. Теперь быстро: как и от
кого узнали, где я? Быстро!

-- Бабка какая-то капнула. Мол, у нее шалашовка объявилась, которая от
Девки сбежала. Подслушала бабка вроде что-то. Мол, она к бабкиному
постояльцу приблудилась. Ну Девка и поняла, кто этот постоялец.

Ай да Марь Пална. Она четко нацелилась не отдавать такого завидного