тоге, чье белое искаженное лицо с выпученными глазами было старательно списано
со старинного бюста. Картина изображала Кассия Херея в момент убийства безумного
Калигулы. Вернее, не подлинного Кассия, в тот момент уже почти старика, а
молодого Марка Габиния, знаменитого актера в роли знаменитого тираноубийцы.
Всякий раз, заходя в таблин, Фабия непременно останавливалась возле этой картины
и несколько минут смотрела на лицо Марка-Кассия. В этот раз он показался ей
красивым как никогда.
нет.
этот проникающий с улицы легкий ветерок не мог истребить отвратительный
сладковатый запах, слабый и навязчивый одновременно.
запричитал от боли. Фабия поспешно вышла в атрий и отворила дверь, ведущую в
спальню. В нос ударил тот же гнилостный запах, что проник в таблин, - но уже в
сотню раз сильнее. Фабия едва не задохнулась от отвращения.
Габинию или кому-то другому. Она отдернула занавеску и в самом деле увидела на
фоне белой подушки лицо Марка. Но лицо не теперешнего ее знакомого, а другого,
моложе лет на двадцать, изуродованное болезнью, отекшее, с окиданными болячками,
распухшими губами. Шея раздулась огромным пузырем, и в нем почти полностью
утонул подбородок. Правая кисть была перевязана, рука до локтя опухла, сделалась
блестящей и багрово-красной. Фабия невольно содрогнулась, глядя на больного. Она
узнала его. Вернее, заставила себя узнать. Это же Гай, ее любимец! Сын Марка,
которого она втайне прочила за свою внучку Летицию. Увидев ее, Гай почему-то
перепугался, будто не пожилая женщина была перед ним, а сам гений смерти с
серпом в руках.
него распух так, что едва помещается во рту.
друг.
Мутилия. А отец... должен отдохнуть. Должен отдохнуть...
больному. - Дать напиться?
с водой и серебряная чаша. Фабия подала воду больному. Тот сделал пару глотков,
и его тут же вырвало - прямо на простыни. Больной отнесся к этому с равнодушием.
Фабия вышла в сад и глубоко вздохнула свежий воздух, перебарывая тошноту.
кипарисы. А все остальное пространство вокруг небольшого бассейна с фонтаном
занимали розы. Ослепительно белые, как вершины Альп, ярко-желтые, как чистейшее
золото, красные, как кровь, и пурпурные, как императорская тога, они поражали
воображение своей удивительной, ни с чем не сравнимой красотой. Лишь мраморная
Венера, старинная копия знаменитой Афродиты Книдской Праксителя, скрывающаяся в
тени искусственного грота, могла соперничать с ними. Во всяком случае ее красота
была нетленной, а розы цвели два-три дня и умирали.
на охваченный безумным цветением сад. Его лицо, по-прежнему необыкновенно
красивое, за два дня постарело на несколько лет.
слабый гнилостный запах. Вполне возможно, что сам он за прошедшие дни так свыкся
с ним, что почти не замечал. Но Фабия замечала.
еще мучительней. В кино ее сочли бы чрезмерной, почти смешной. Но сейчас он не
играл. Его горе было подлинным, ужасное в своей непоправимости.
Здесь Мутилия, медик из Веронской больницы. Делает Марку уколы. Ставит
капельницы. Не отходит о него ни днем ни ночью. ? Очень хороший медик. Я
доволен.
немедленно поехать в Рим и купить у Клодии клеймо для Гая. Мы успеем. У меня
есть деньги. Надеюсь, их хватит...
победит... Она же побила Авреола. А все остальные не могут с ней сравниться.
оттого, что он хочет отрицательно покачать головой и не может, будто чьи-то
пальцы сжимают ему шею.
занесли в гладиаторские книги. Я уверена, что твоего имени там нет.
со мной рядом и посиди, полюбуйся на цветущие розы.
скамьи, все еще не желая смириться.
нам остается, это смотреть на удивительные розы и наслаждаться их красотою. У
нас появится иллюзия бесконечности прекрасного. И когда наступит последний час,
мы будем помнить об этих удивительных минутах. Смертный час близок. Всемирный
смертный час. Троя пала. Карфаген пал. И вот настал черед Великого Рима. - В
голосе Марка Габиния послышались патетические нотки, заглушающие нестерпимую
боль.
удивительным тембром его звучания. И сожалел, что он уже не сыграет роль Траяна
Деция - быть может, самую лучшую роль в жизни.
исполнено.
ссыпала лавиной алые лепестки на дорожку, явив глазам жалкую нагую сердцевину.
желать.
Был странный звук - ей почудилось, что кто-то звал ее по имени. Но при этом ее
имя звучало как чье-то чужое. И голос чужой, неприятный. В чем-то таком
уверенный, во что Марции верить не хотелось. Она открыла глаза и только тут
почувствовала холод - одеяло исчезло, она лежала на постели нагая.
улыбался и смотрел на нее с видом победителя. Она испугалась, как девчонка,
которую развратник подкараулил в темном саду. Рванулась встать, Бенит не
позволил - навалился на нее, одной рукой обхватил ее, второй мгновенно накинул
на запястья веревки. Напрасно она извивалась и пыталась вырваться. Не прошло и
минуты, как руки ее были крепко-накрепко привязаны к изголовью. Почему она так
унизительно слаба? Ведь она всегда почитала себя сильной...
"Бенит, любимый, приди ко мне..."
лону. Она спешно сдвинула колени.
многих начинает свербеть во всех местах. И правда в том, что ты, Марция,
потаскуха!
опрокинули ее на постель.
быть, Элия?
дрыхнет до десяти часов по утрам. Твоя служанка направилась к любовнику. Почему
бы и нам не заняться любовью?
заискивающе.
Почувствовать, что значит - объятия полноценного мужчины. После того как тебя
обнимал безногий калека.
не сопротивлялась. Бенит овладел ею грубо, стараясь причинить боль. Она закрыла
глаза и замерла, кусая губы.
Представляешь, что станет с твоими руками?! Подыграй мне, красотка, и все