и тут он, наклонившись, легко поцеловал ее в обветренные губы. Она обмерла,
а он обнял ее за плечи и еще раз поцеловал, и еще раз ... и еще ... Таня
погладила его по курчавым волосам и, наконец, коснулась пальцами его губ --
оказавшихся мягкими и теплыми. Они ничего не говорили, только целовались, а
потом Давид взял ее за руку и тихонько потянул к забору. "Оставим яблоки в
моем номере?" -- не то предложила сама, не то спросила у него Таня. Давид
ничего не ответил, и ее отчего-то всю затрясло. Почти не разговаривая, они
перелезли обратно через забор; не спеша, дошли до Дома колхозника. Когда
они поднялись на второй этаж и подошли к двери люкса, ее колотила такая
сильная дрожь, что трудно было попасть ключом в замочную скважину. Давид
накрыл ее пальцы ладонью, и ключ вставился -- они вошли в комнату. Таня, не
зажигая света, сняла куртку и бросила ее в кресло, а потом повернулась к
нему лицом. И тогда Давид обнял ее и поцеловал так сильно, что у нее
перехватило дыхание и вспыхнуло лицо. Он расстегнул верхнюю пуговицу ее
рубашки (она только дернулась, но ничего не сказала), затем вторую, третью,
четвертую ... "Сейчас у меня разорвется сердце." -- подумала Таня и обмерла
в ожидании. Но тут что-то пришло в движение в окрестности ее талии и ...
из-за пазухи вывалилось яблоко. Она взвизгнула от неожиданности и вырвалась
из объятий Давида -- а яблоки градом посыпались из ее расстегнутой до пояса
рубашки.
хохота. Таня растерянно стояла посреди раскатившихся по полу фруктов, потом
рассмеялась сама. Присев на край постели, она коснулась его руки и тихо
сказала: "Извините, пожалуйста." "За что?" -- удивился Давид; "За то, что
так получилось." "Глупышка ты. -- с нежностью произнес он, потянул ее за
руку и уложил рядом с собой. -- Не бойся: тебе, скорее всего, больно не
будет." "А я и не боюсь. -- спокойно отвечала Таня, поворачиваясь на бок и
обнимая его за шею, -- Теперь не боюсь. -- Она несколько секунд
сосредоточено размышляла, а потом добавила, -- После яблок."
может, даже лучше тех двух недель с Малышом на Первом Ярусе. Она была
молода и идеалистична, а одиночество еще не наложило свою когтистую лапу на
ее душу. Впрочем, никаких иллюзий насчет Давида Таня не питала: знала, что
женат и имеет двух сыновей, младший из которых двумя годами старше нее. И
все равно она была счастлива -- не от любви, а от полноты жизни. Она
искренне верила, что влюблена, и когда Давид заметил, что любит Таня не
его, а свою собственную молодость, то даже обиделась. Как же это она его не
любит, когда все мыслимые аттрибуты любви -- налицо? Она старательно
таскалась за ним по пятам, заглядывала в глаза, а также, купив
электроплитку в местном сельпо, варила на ней такие обеды, что у Желнораго
лезли на лоб глаза! Что же это тогда, если не любовь?!
к воздыханиям по Кольке. Теперь, однако, она уже не вскакивала чуть свет
для десятиминутного тет-а-тета со своим Ромео и не замирала, когда тот
садился за свой стол позади нее. Теперь она его жалела -- что, впрочем,
никак не мешало ей встречаться с Давидом на холостяцкой квартире своей
приятельницы Мазаевой.
одним из немногих мудрых поступков ее жизни. Сначала Давид перетащил ее в
свой Институт Реставрации, где Таня стала заниматься действительно
интересными вещами; он также поддержал ее морально, когда она забеременела,
а балбес Сашка упорно отказывался жениться. В конце концов, Сашка все-таки
женился, и Давид на пару лет отошел в тень -- сам отошел, Таня его не
отдаляла. А когда балбес уехал к своей отвратительной старухе в Англию и
бросил Таню с вечно болевшим Андрюшкой без копейки алиментов, то Давид
целый год помогал ей деньгами (утаивая от жены половину
член-корреспондентской стипендии). Чуть позже именно он, и никто другой,
сумел добиться отмены запрета на ее первую персональную выставку. Причем,
Давид никогда и ничего не просил у нее взамен, более того -- часто
отказывался от ее подарков: как тогда, в самом начале, отказался от
картинки с прудом, взяв неудачные "Образа в старой церкви". "'Пруд' ты
сможешь хорошо продать." -- объяснил он свое решение, и Таня действительно
выручила за эту картинку три свои месячные зарплаты без вычета налогов.
раком простаты. Операция, слава Богу, прошла удачно -- метастазов не
последовало, однако он стал импотентом. Таня хотела бы дружить с ним и
дальше -- к тому времени она любила его не за это -- но он не пожелал.
принятого решения), Давид попросил более ему не звонить.
Города, влажно блестел. Проехав трехэтажный дворец соседа-скульптора, Таня
свернула на свой участок и на минуту притормозила перед гаражом, чтобы
бросить взгляд через ограду на последнее творение соседушки. Вот оно, у
фонаря рядом с фонтаном: двухметровый мраморный медведь с головой слона.
Она сокрушенно покачала головой и завела машину в гараж. Оставив ворота
поднятыми, а ключ -- воткнутым в гнездо зажигания, Таня вошла в дом сквозь
гаражную дверь. Теперь: горячий душ, потом постель. И, желательно, ни о чем
не думать.
-- ты не нашла в себе сил бросить ни одного мужчину за всю свою жизнь ...
Всегда тянула до последнего, пока они сами не уходили от тебя!
Скорее, раздеться -- и в душ. Проходя мимо низкого туалетного столика, она
мимолетно бросила взгляд в огромное трехстворчатое зеркало -- кошмар ...
лучше не видеть.
слабые. Или, вернее, три: сильные, слабые и Сашка. Последний не относился
ни к сильным, ни к слабым -- просто оболтус. И как получилась, что она с
ним сошлась, -- может, из-за его смазливости? Ну, если так -- то получила
Таня именно то, что заказывала, ибо больше в нем ничего и не было. Плюс,
конечно, претензии: считал себя великим художником. На этом-то они и
расплевались -- когда Таня прямо у него на глазах перерисовала на чистом
ватмане его картинку. Причем двигали-то ею самые благородные побуждения --
показать балбесу его ошибки и как их исправить. Ну, дура ... да разве можно
так с мужчинами?! А с другой стороны, плевать -- когда Сашка ушел, ей
только легче стало ... до тех пор, правда, пока он в Англию не умотал и по
Москве не поползли слухи, что стал там знаменитым художником. Тут Таня от
ревности и зависти только что на стенку не лезла: надо же -- имеет три
студии в Лондоне, Париже и Нью Йорке ... как она в эту туфту поверила --
непостижимо! Ведь знала же его, как облупленного, вруна несчастного, да и
какой он художник, тоже знала ... Потом, кстати, выяснилось, что слухи эти
распускала его сумасшедшая маменька, которая и сама-то никакими
достоверными сведениями не располагала: Сашка даже ей не писал.
выставкой своих работ в Москву -- провалилась на второй же день ... все
смеялись. Ну, и студии в столицах мира тоже оказались враньем: жил он со
своей суженной в провинциальном Шеффилде и за пределы Англии выезжал лишь в
отпуск, в качестве туриста. А больше всего Таня смеялась, когда узнала, что
на жизнь Сашка зарабатывает вставкой в рамы чужих картин ...
отца.
положительная эмоция за два дня. Хотя нет, вторая: первая -- вчерашний душ.
совсем -- глядишь, сейчас не было б так больно.
говорила, что с такими, как ты, подолгу не живут, -- таких только в
любовницах и держат.
не считаешь? И он меня любил, нуждался во мне! Без меня он бы в Институте
Психздоровья безвылазно лежал ... а то и похуже.
не думал! Может, "куда похуже" отправился? Тоже нет! А ушел он ...
медведь: здоровенный, широкий, рыжие курчавые волосы торчат во все стороны
-- редкий для еврея тип. А Иван, наоборот, -- редко встречающийся тип
русского: тощий, с узкой грудью, жидкая жалкая бороденка кустится на худом
лице. Таня звала его князем Мышкиным, а в минуты нежности -- просто Мышкой.
И был он -- человеком слабым. Он, может, потому и представлялся "Иван", а
не "Ваня", чтоб выглядеть побольше.
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Чернецов Андрей
Смит Кордвейнер
Березин Федор