Чтение 43–й страницы книги ~Вернусь не я~

Днем о тебе вспоминается сладко!

Хей-я! Хей-я!

Ночью лишь ты нам, отечество, снишься! Хей-я! Хей-я!

Ну и дивные вещи мне чудятся! Будто бы светильники в шатре кто-то нарочно
так расставил, чтобы лицо Астар-ты все время в тени оставалось.

Что за мысли дурацкие?

- Пока никому, Киантипп! Понял - никому! Ни Сфенелу, ни Эвриалу... Как
погиб Эматион?

- Лавагет Эматион... Дядя Эматион поехал на охоту. А потом сказали - кабан
задрал. Кто поверил, кто нет. Это дядю-то Эматиона? Кабан?! А как его
похоронили, Комет, сын дяди Сфенела, Лариссу захватил. Тихо так, ночью. У него
ведь своя стая есть, немаленькая. А ванактиса Айгиа-ла родичей собрала - всех
Амифаонидов... Тогда дядя Промах вызвал меня и велел уезжать - немедленно.

- Ясно!.. Но ведь Комет - мальчишка совсем!

- Ему шестнадцать, дядя. Уже шестнадцать - как и тебе было, когда ты стал
ванактом. Вы слишком долго не возвращались...

- Ты прав, Эгиалид. Слишком долго...

Прощай, друг Эматион, мой верный лавагет. Был ты стеной каменной,
нерушимой. А теперь нет больше сте-я ны, и Аргоса у меня больше нет... Хайре!

- Ну, а что тут, под Троей, дядя? Если бы ты знал, сколько раз вас уже
хоронили! Двенадцать лет...

- Двенадцать?!!

- Ну... Ты был три года на Востоке, потом девять лет в Троаде. Двенадцать,
без чуть-чуть...

- Дий Подземный!.. А под Троей... По-всякому, Киантипп. На войне как на
войне. Завтра расскажу. Даже руками пощупаешь.

- Знаешь, дядя Диомед, не хотел говорить... Увидел тебя - испугался даже.
Я ведь тебя таким молодым помню!..

...А на чем это Комет Сфенелид с моей богоравной столковались? Усыновила
она его, что ли?

- Ну, Тидид, ну, извини, ну, не обижайся! Она, баси-лиса моя, привыкнуть
должна, она ведь пленницей была! Ты бы знал, чего ей пережить довелось! А я...
А я без нее...

- Да ладно, Капанид! Потом познакомишь с... басилисой.

* * *

- ...Слушайте, мужи ахейские! Слушайте - и не говорите, что не слышали! По
повелению вождя вождей богоравного ванакта Агамемнона, сына Атрея! Дабы не
забылись подвиги наши под Троей, дабы увековечены были, дабы потомки ведали и
чтили нас, богоравный Агамемнон, сын Атрея, ванакт микенский и всей Ахайи,
всеми-лостивейше повелеть соизволил. Всякий, троянца либо союзника троянского в
честном бою поразивший, особливо же в поединке славном, о том нам сообщить
должен и представить свидетелей верных, числом не менее трех, дабы клятвой пред
алтарем священным сие подтвердили. А без свидетелей верных тот поединок
считаться не будет, чтобы бахвальство непотребное не поощрять, дабы истинные
герои от прочих отделены были!..

- А старик-то наш совсем плохой стал!

- Чего, и вправду записывают?

- Точно! Сам видел. Сидит в шатре даматишка, гадкий такой, на поганку
похож, нос в папирус уткнул, а вокруг, значит, толпа - героев. Я даже в папирус
заглянул. Первым, понятное дело, Лигерон, он семь десятков с хвостом
укокошил...

- Сам ты, дурень, с хвостом, не о том болтаешь! Значит, так, парни,
договорились: вы про меня, я про вас. Только, чур, я первый! Значит, убил я
Сарпедона-ликийца и Агенора-троянца...

- Эй-эй, так Агенор этот до сих пор живой, ранен только!

- Пень ты амбракийский! Да кого это колышет? Запишут, что мертвый, - будет
мертвый, ясно?

- Сам ты пень! Хотя...

- Скажешь ты, что я - герой, Я скажу - ты вдвое! Честь и слава нам с
тобой, Оба мы - герои! Хей-я! Хей-я!

- Итак, ребята, запоминайте. Это - Идские предгорья. Прямо - склон, выше,
за деревьями, - стена. Она высокая, в три роста, но там есть место, где камни
разобраны...

- Это что... Троя?

- Она самая, басилей Киантипп! А ты что думал, мы тут только в Скейские
ворота лбом бьемся? Вечером я пойду наверх, вы будете внизу ждать. И чтобы
тихо!

- Так мы сами... Ночью... Отряд небольшой... к воротам!

- Да мы к утру эту Трою!..

- Басилей Киантипп Эгиалид! Басилей Амфилох Алкмеонид! Ишь, герои-разгерои
нашлись, без вас не додумались бы!..

- Ну, хоть бы шумнуть!..

- Я вам шумну! И не переглядываться. И зубы не скалить. Без меня полезете
- уши оборву!

- Ну что-о ты-ы, дядя-я! Мы-ы послушны-ые-е-е! Мы-ы хоро-о-ошие-е-е!

- Я... Ладно, скажу, Тидид. Накаркал я, дурак!.. Сегодня малыш поднялся
на стену, возле Скейских ворот...

- Удивил, Одиссей! Я тоже ночью поднимусь - только возле Хеттийских.

- Ты что, не понимаешь, Диомед? Он просто взлетел - как птица. А стена там
- лестницы не достают! И никто даже не удивился! Это - все...

- Не все, Лаэртид. Бог родится, если кто-то из нас сперва попробует крови
человеческой. Если ему принесут жертву - или он сам сделает это. И уж потом...

- Ты... Ты и это знаешь, Диомед? Ты знаешь об ЭТОМ?!

- Убьешь меня, Любимчик?

- Нет... Не смогу. Пока...

Закат над Троадой, закат... Красный, словно упившийся нашей кровью, лик
Гелиоса медленно опускается в потемневшее море. Вот сейчас коснется горизонта,
замрет на миг, сольется с пылающим отсветом на воде...

И я вновь, в который, бессчетный раз, понимаю - это и есть дом. Мой дом.
Мне некуда возвращаться. И нам всем - некуда. Тешит себя Любимчик мечтою о
козьей Итаке, не спит по ночам, вспоминает. Счастлив он, Одиссей Лаэртид. У
него осталась хотя бы мечта!

...Двенадцать лет, о боги!

Нас не ждут. Нас забыли, мы призраки, выходцы из Тартара. Там, за морем,
не родина, не Эллада - там Поле Камней. И только здесь, на залитой кровью
земле, - Дом,

И даже если призраки захотят вернуться, их не узнают, не пустят на
хранимый богами порог отчего пристанища. Вернемся уже не мы. Вернусь не я...

После Армагеддона не будет ничего.

НИЧЕГО...

Хайре, Гелиос Гиперионид, приходи завтра, только молчи, не говори, что там
за морем, в нашем покинутом доме. Нам, теням в Аиде, незачем знать это! Хайре!

- Горек глоток из чужого колодца!

Хей-я! Хей-я!

Тленом разит запах хлеба чужого!

Хей-я! Хей-я!

Солнце чужое огнем обжигает!

Хей-я! Хей-я!

Небо чужое - могильные плиты!

Хей-я! Хей-я!

* * *

Клятвы нужно соблюдать. И соблюдать точно: от слова до слова - и слово в
слово. Вот, например, поклялся я на алтаре Зевса Листия, что и глядеть на
соседскую жену не стану. Завязываем мы с нею, значит, глаза...

- Садись, Диомед, тут скамейка.

А можно и глаз не завязывать. Черная тьма вокруг, недвижная, глухая. Все
окна завешены тканью тяжелой, все двери. А как иначе? Повелел Приам, козел
старый, чтобы никто из мужей троянских с врагами без его дозволения не виделся.

Делать нечего - поклялись: НЕ ВИДЕТЬСЯ.

- Только имей в виду, Тидид: ты этим путем прошел, но ваше войско мы не
пустим. Мы - не предатели!

Соблюдает Гелен Прорицатель клятву - слово в слово соблюдает. Не видит он
меня -- одна тьма вокруг.

Мы - тьма. И я - тьма.

Дышит темень, покашливает. Да не на один голос.

- Кто с тобою, Гелен?

...А вообще-то неплохо! Кто где, а я - уже в Трое. И не просто в Трое - на
самом Пергаме-акрополе. Протяни руку - Приама-ванакта за бороду его козлиную
уцепишь!

- Я буду говорить только с тобою, Прорицатель! И снова дышит черная
темень. Напряженно, трудно.

- Это... это я, Диомед!

Голос знакомый, да только...

- И кто же ты, о муж троянский по имени Я?

- Эней... ЭнейАнхизид...

Нет! ЕЕ сын?!

Вскочил, подумал... снова сел.

- Эней будет говорить от имени дарданов, - голосом

Гелена отчеканила тьма. - Если мы начнем считаться кровью...

Не стал я спорить. Прав он, Гелен Прорицатель, все мы тут в крови по уши.

- Хорошо! Условия такие: пощада и свобода тем, о ком мы с вами
договоримся. Приаму пощады нет, Парису пощады нет, семье Гектора пощады нет.
Город будет сожжен!

Камнем стала тьма, гранитом. Наконец выдохнула в два голоса: .

- Нет! Лучше умрем!

- Умрете! - согласился я. - Все! Дети, женщины - и ваши семьи тоже.
Сдаваться на милость следовало раньше. А чем ты думал прежде, Прорицатель?
Когда мы высадились, достаточно было просто отдать нам Елену...

...Наверное, нет. И тогда бы Крепкостенная не отделалась так дешево. Но
сейчас, когда Фимбрийская равнина покрылась нашими могилами...