Чтение 43–й страницы книги ~Ведьмин век~

майке. Шокировать девчонок, чувствовать на коже мягкий ночной ветер и
потом спасаться бегством, если объявляются комары...

А у тепловоза была огромная, как башня, темно-красная морда с
двумя фосфоресцирующими оранжевыми полосками. И решетка выдавалась впе-
ред, будто железная борода... Клава передернуло.

- Разве Солен открывал окно? - спросил он глухо. - Разве он?

- Конечно, - Дюнка, кажется, удивилась. - Он ведь подрабатывал
уборщиком в Западном Клубе... его еще выгнать могли... Если бы откры-
лось... что он нас впустил...

Клав молчал. Четверо подростков, сдерживающих нервный смех,
азартно рвущихся на скандальный спектакль... И пятый, открывающий им
окно. Столько свидетелей...

- Дюнка, - он говорил быстро, чтобы ни ей, ни себе не оставить
времени на размышление. - Что мы закопали под сиренью, там, возле
детской площадки? Вдвоем? На первом курсе?

- Свистульку, - девушка, кажется, была удивлена, но ответила без
малейшего колебания. - Синицу из глины, с дыркой в хвосте... Вот дур-
ные были, да?..

Клав стиснул пальцы. Что, что он хочет услышать? Какие-то допро-
сы, какие-то воспоминания могли доказать ему, что Дюнка - это и не
Дюнка вовсе?! После того, как он... после того... Да разве он слепой?!
Без дурацких допросов он разве не видит, что она - Дюнка, настоящая?!

- Дурные, - сказал он шепотом. - Дурные были, да... Дюн... а что
тебе... больше всего... что ты помнишь?..

Дюнка долго молчала, и Клав подумал уже, что спросил слишком не-
понятно. Слишком туманно спросил...

- Я помню, - Дюнкин голос чуть дрогнул. - Как мы поднялись...
Тогда, на гору. Тогда, помнишь... такое чувство, что вот-вот пой-
мешь... главное. Ветер... и...

У Клава мороз продрал по коже. Воспоминание было... пронзитель-
ным. Спины гор - зеленая, синяя, серая... Головокружение, ветер, Дюн-
кина рука в ладони и - так остро и естественно, как запах стекающей по
стволу смолы... прикосновение... губ...

"Будто вот-вот поймешь главное".

Никто, кроме Дюнки, не мог так сказать.

Никто, кроме настоящей Дюнки...

Он прерывисто вздохнул:

- Дюн, давай... На... хоть на балконе постоим. Как... тогда...

- А давай поднимемся на крышу, - попросила она шепотом. - Пойдем,
Клав... Пожалуйста.

* * *

На кухне горел свет. Ивга на ощупь пробралась через темный кори-
дор; инквизитор сидел, согнувшись, за столом. Ивга увидела широкую
спину с вереницей выступающих позвонков, полукруглый шрам около правой
подмышки и белый бинт, стягивающий левую руку чуть выше локтя; из всей
одежды на Великом Инквизиторе города Вижны были только брюки.

- Что, Ивга?

Он не обернулся, а она приблизилась бесшумно; не то он видел ее
отражение в каком-нибудь чайнике, не то просто чуял. Как пес.

- Я там на диване тебе одеяло оставил... Ложись. Три часа ночи...

Она всхлипнула снова. Он обернулся; На правой стороне груди у не-
го был еще один шрам, точно приходящийся напротив первого. Чуть боль-
ше. Такой же полукруглый.

- Я не могу быть одна, - сказала она шепотом, изо всех сил стара-
ясь, чтобы дрожащий голос не пустил петуха. - Мне... все равно с
кем... но рядом. Можно, я хоть на улицу пойду... Там люди... я не могу
одна, это заскок какой-то, в голове... заскочило... Это пройдет... ес-
ли я не рехнусь...

- Не рехнешься, - он подобрал брошенный на спинку стула халат. -
Давай-ка я оденусь. Эротическое зрелище окончено...

Первый момент прикосновения обернулся легким ударом. будто от то-
ка.

- Если тебе совсем уж все равно, с кем ты рядом... Если уж совсем
все равно... То я тоже "люди". И я все равно не сплю.

У нее были горячие, сухие, сильные ладони. Он почему-то подумал,
что там, в своем прикладном училище, она особенно здорово лепила из
глины. И расписывала готовые кувшины красными цветами.

- ...А потом она говорит - у тебя все равно нет выбора. Тебя, го-
ворит, все равно сожгут...

- Охота за неинициированными. За "глухими"... Врала она, чтобы
тебя на вранье купить.

- Потом говорит... расскажу тебе, как на учет берут. Догола раз-
денут - сперва тело, потом... душу тоже разденут. Маркированный инкви-
зитор...

- Ну-ну...

- И полезет, говорит, немытыми руками... внутрь твоей... души...
Целлюлозная фабрика на окраине и отеческий надзор... Инквизиции... А я
не могу - под надзором, у меня с детства сон кошмарный, будто я - в
тюрьме!..

Она лежала, свернувшись клубком на диване, а он сидел рядом, по-
ложив руку на рыжий затылок. Может быть, это тот лисенок, из его детс-
тва? Может, то была маленькая лисичка? И теперь она родилась на свет
заново - в облике рыжей девчонки? По фамилии Лис, Ивга Лис...

- Никто тебя не обидит.

- Правда?..

...И теперь он должен искупить ту свою детскую беспомощность?
Сколько ведь раз в мыслях взламывал клетку, уносил рыжего в лес, вы-
пускал... А это ведь не лисенок. Человек... и очень неплохой.

Он склонился над ней. Обнял. Осторожно прижал к себе, сосредото-
чился, пытаясь окутать ее своим спокойствием. Расслабить.

- Ведь... НАСИЛЬНО меня не инициируют?

- Нет. Никогда.

Она рассмеялась - нервно и одновременно облегченно:

- Так чего же я... боюсь?

- Все будет хорошо.

- И Назар...

Имя вырвалось, кажется, помимо ее воли; она вдруг перестала дро-
жать. Замерла, заглянула Клавдию в глаза, так глубоко, как могла.

- Назар... меня... не бросит?..

Секунду он колебался, решая, соврать или нет; она вдруг быстро и
испуганно зажала ему ладонью рот:

- Не отвечайте...

И смутилась. Отдернула руку. Отвела глаза.

- Ивга, - сказал он, чтобы отвлечь ее от ненужных мыслей. - Расс-
кажи мне - ты откуда? Где ты жила раньше?..

Она долго молчала. Клавдий чуть отстранился, но руки с ее затылка
не убрал.

- Селение... Тышка. Ридненской области.

...Мальчишек было трое. Девчонок - четверо; пятая стояла на коле-
нях, потому что толстая рыжая коса ее была надежно зажата в оцарапан-
ном мальчишечьем кулаке.

- Это родинка.

- Дура! Это и есть ведьминский знак! В родинке волоски должны
быть, а тута нету!..

- Дай мне посмотреть! Ну дай же!..

- Шакалы, - сквозь слезы сообщила рыжая девчонка. - Свиньи подре-
занные, салотрясы, собачьи дерьмовники...

Тот мальчишка, что держал косу, оскалился и дернул. Девчонка рез-
ко втянула в себя воздух, но не проронила ни звука.

Платье на ее спине было расстегнуто от шеи до пояса. И мучители
без стыда задирали коротенькую нижнюю рубашку.

- Ведьминский знак, если огоньком прижечь, так не больно... - со-
общил младший из мальчишек, толстощекий очкарик.

- Свиньи собачьи дерьмовые...

- Заткнись, ведьма... Вот это знак?

- Нет, это синяк... Знак - вот он, возле лопатки...

- Ух, ты...

Чиркнула спичка; девчонка взвизгнула и ударила мучителей нога-
ми...

...Ивга содрогнулась.

- Вот скоты, - сказал инквизитор,

Ивга пыталась успокоить дыхание. Она забыла, забыла, забыла, она
не то что рассказывать - вспоминать об этом давно уже разучилась, а
теперь картинка встала как живая - она видела разломанный ящик, валяв-
шийся на заднем дворе школы... С одним торчащим гвоздем. Траву, смина-
емую их башмаками. Холодную твердую землю под щекой...

- Вот скоты, однако...

Ивга прерывисто вздохнула:

- А правда... этот знак?..

- Что - знак? Может быть, может не быть... Многие девочки рожда-
ются с отметинками на теле. Если остается на всю жизнь - родинка...
Если исчезает где-то в период полового созревания... Исчезла ведь?

- Да.