прикрывающую пропасть тончайшую пленку - а потом, будто кто-то щелкнул
выключателем, она видела уже лишь отражение в этой пленке и не видела
ничего кроме... Большой и полный человек, держа ее за руку, вел за собой,
безвольную и вялую, по длинному коридору с бесконечным рядом окон с одной
стороны и бесконечным рядом дверей - с другой. Квадраты солнечных
отпечатков лежали на полу, готовясь перебраться на стену. Они шли, и шли,
и шли, молча, обреченно, никуда уже не торопясь, и за их спинами
открывались, и открывались, и открывались двери, и что-то выходило из
дверей и шло следом, пристально глядя в затылок...
широка. Не выше оловянных солдатиков, стояли на том краю ее спутники. Вот
Берт и улан, отступив на несколько шагов, разбежались и прыгнули разом.
Улан оттолкнулся сильно, с запасом, и теперь уходил в высоту, почти в
зенит, уменьшаясь и теряясь из виду. Берт, наоборот, плыл над самой
закрывающей пропасть пленкой, руками и ногами делая медленные движения -
как снятый рапидом бегун, разрывающий финишную ленту...
под ногами. Есть то, что надо обойти, и есть те, кто идет за тобой. Ни
вправо, ни влево не ведут никакие дороги. Нет лестниц вверх и ходов вниз.
Нет пути назад. Лишь вперед - как по ущелью. Тупое спокойствие. И -
медленно, медленно, медленно. Игра на скрипке. Чародейский вид. Литые
башни без проникновения. И окон нет...
Загадочная книга прорицаний... Где провозвестник высших архенонов вдруг
предстает фанерным силуэтом, читающим заученные тексты. Смятенна явь...
пространства при престранных преломлениях
Железный тихий звон. Злосчастные хариты... И вас минет та чаша искупленья.
Кровавых казней кончена кадриль. Законы бытия непостижимы...
облаков, все составляло полное единство, и ритм ударов грома
спину. Стоять! Всем стоять! Не двигаться! Не подчиняться! Против ритма! В
подчинении - смерть!
увитая плющом лежало обратиться любовь к огню
и краски витражей немногое осталось даже нищий
отдаст и тот последний долг последний поцелуй
рискуя всем родятся от искусства уходя
жестоко знать и мир и благодать
придя в багровых облаках вновь без
ответа просто трясет, трясет, как по проселку... где? А,
вот они заранее поверившие в бегство, в возможность
бегства вперебой желая уступить
ним. Внизу, в ущелье - пламя.
Аннабель не видела его лица. - Но это ничего не значит. Яппо запускает
креатур, герноты их уничтожают, убито уже больше ста, не знаю, сколько
точно. Это все выдохлось, как выдыхаются все неудачные наступления. Вы
можете пройти еще сто миль, можете дойти до столицы, можете ворваться во
дворец, даже можете убить несчастного короля Германа... Не изменится
ни-че-го! Потому что территория, которую по привычке называют Альбастом,
давно не Альбаст. Альбаст умер, и из шкуры его сделали механическое
чучело. И думать надо не о том, как вдохнуть жизнь в то, что уже не может
быть живым, а о том, как уничтожить его, потому что опасность неоспорима,
и в этом я с Яппо согласен полностью.
почему-то мужским голосом.
умнее, чем мы о нем думаем.
пришел бы...
окаменелости, когда творил мир, чтобы у людей возникла иллюзия
бесконечного прошлого? А не кажется ли тебе, что сейчас мы разглядываем
некую окаменелость, которая призвана создать иллюзию бесконечного
будущего? А на самом деле...
его...
шпалерой выстроившихся вдоль старой имперской дороги. Туда же, к тем же
соснам, катил фургон, запряженный четверкой разномастных лошадок. Аннабель
дремала на сложенном ввосьмеро ковре. Ей было холодно и неуютно в новом
обличии. Стареющая акробатка с вялым лицом, жилистыми ногами, сухой, как
солома, волосней и похожими на пустые мешочки грудями. Жонглер и клоун
Берт спал, лежа на животе и уткнув лицо в скрещенные руки. Генерал
превратился в огромного - гора мускулов - горбуна-негра, а улан стал
человеком-змеей, тонким, гибким, способным завязаться узлом. С новыми
личинами они получили новые имена, новые характеры и даже новые
воспоминания - все было учтено.
прозвищу Чернотел, сплотил вокруг себя несколько тысяч фанатиков, которые
повырезали гарнизоны в главном городе провинции, Хтооге, и двух городах
поменьше: Сапре и Альше. Не дожидаясь, когда гнев гернотов обрушится на
мятежников, все незаинтересованные люди побежали из Кикоя. Позади, по
слухам, начинались эпидемии, пожары, необъяснимые умертвия и выход из
земли чудовищ. Бродячие циркачи стремились к торговому городу Эствель, где
скоро будет ярмарка и можно будет заработать. А денег надо много, потому
что одни звери съедают столько, что можно прокормить двадцать человек...
серый худой медведь, умеющий все, и удав. Аннабель испытывала неловкость
перед зверьми - слишком уж суровая шутка обрушилась на ни в чем не
повинных настоящих циркачей. Успокаивало совесть одно: так циркачи
оказывались в гораздо большей безопасности, чем в людском своем обличии.
Адамом, генерал - Пальмером, а улан - Иппотропом. С именами перешли
привычки и мелкие давние отношения...
Иппотроп Пальмеру, и тот согласно кивал пегой головой. - А то вишь, какой
ще-едрый. За общий-то счет. Хошь чего - меня спроси или вон Стеллу. Мы -
понимаем. А ты, дурак здоровый - не понимаешь.
все. А дешевле он не давал... - оправдывался Пальмер за провинность
недельной давности.
железом колес по щебенке мгновенно смолк. Стелла приподнялась на локте.
Сворачивая с имперской дороги, к ним направлялись два десятка всадников...