- я делю ее поровну, велика - тоже делю ее поровну, сообразно роду и
храбрости. А когда я стану императором, то каждый вождь получит провинцию,
а каждый дружинник - округ.
Нану, а к восторженно подвывавшим сотрапезникам.
став наместниками Веи, не станут в свою очередь рабами?
что пирующие принялись было думать, но мозги их переваривали мысли хуже,
нежели желудки - мясо.
том, что будет после победы.
и кладя руку на рукоять меча. - А что ты понимаешь в нас, канцелярская
кисточка, видно из того, что с просьбой о мире ты обратился ко мне, а не к
моему народу, словно я какой-то самовластный чиновник! Но я приказываю
своим людям лишь в бою! Право объявить и прекратить войну - это право
моего свободного народа и моей свободной дружины! Предложи-ка мир им, ты,
колокольчик из управы! Пусть они сами выбирают между миром и победой,
между рабством и господством!
наших богов или вейского чиновника!
Было ясно: между рабством и господством ветхи единодушно выбирают
последнее. Цепкая рука легла Нану на плечо, и племянник Маанари внятно
произнес на ломаном вейском:
ладони, так что во рту у Барсука хрустнуло, словно он откусил хорошо
прожаренный кукурузный початок. Большой Барсук пролетел под лавкой, и под
столом, и под другой лавкой, открытой так, чтобы все видели, что под ней
нет засады, и вскочил на ноги по ту сторону стола. "С этого и надо было
начинать" - сказал самому себе Нан. У каждой культуры - свои привычки,
плохие или хорошие. Здесь тот, кто не владел основным языком кулаков, не
имел шансов и с другими, второстепенными в культурной иерархии средствами
убеждения.
полголовы и шире раза в два, как и детина, которого Нан застал в доме
Кархтара. В отличие от разбойника, горец не питал к столичному инспектору
никакого почтения. Большой Барсук залез себе в пасть и достал оттуда зуб с
налипшим хрящиком и стал смотреть.
съешь.
в бороде застряли крошки с княжьего стола, но чересчур пьян он никак не
был. Его никто не останавливал: стало быть, либо Маанари было все равно,
когда именно убить вейского чиновника, либо князь и вовсе заранее поручил
Барсуку приятное дело.
запястье. Секунду они стояли, сцепившись, дыша друг другу в лицо, потом
Барсук изловчился и перекинул Нана через себя.
там, где лежал Нан, в пол вонзился кончик барсукова меча. Еще кувырок - и
снова Барсук опоздал. На этот раз Барсук вонзил меч в пол с такой силой,
что некоторое время не мог вытащить. Нан тем временем вскочил на ноги и
попятился к столу, лихорадочно шаря позади себя. Нан помнил, что на столе
из дичи в изобилии торчали ножи, и хотя нож - не лучшая штука против меча,
это все же лучше, чем ничего.
него, визжа, как разъяренная кошка.
на мгновенье замешкался, не желая рубить собственного предка. Это
промедление оказалось для него роковым: Нан вынырнул из-под идола. Одной
рукой он перехватил меч у гарды, а другой молча вонзил нож Барсуку в
горло. И был этот удар нанесен с такой силой, что нож прошел горло
насквозь и застрял между шейной костью и позвонком, а горло у Барсука было
жирное и крепкое, что у твоего вола. Барсук полетел на пол и тут же умер.
мертвому Барсуку, а остальные вскочили на столы и затанцевали в восторге
от удачного боя.
Маанари. - Разве бы ты пришел сюда, если бы был слаб, как цыпленок, - в
умном и тяжелом взгляде Маанари было восхищение, но не удовольствие.
Барсука твой, и сука его, и конь, и две женщины, - ту, которая рыжая, ты
отдай князю, потому что это из-за нее у них был спор.
Барсука, но заявление успеха не имело: вся дружина очень хорошо знала, что
кулаками не колдуют.
Барсука.
что нет в мире ведуна сильнее его.
ходил беседовать с ним, но сбежал.
спасти его. Он вынул жилы из вашего тела и мозг из ваших костей и даже
сейчас, вместо того, чтоб напасть на нас, вы ждете, пока сын Ира именем
Ира поднимет против вас весь Харайн.
обязан не содержанием речи, а своей победой над Барсуком.
Они ходят до восьмого неба, потому что сам Ир живет на восьмом небе. А я,
старый Тоошок, умею ходить на трехсотое, - и Тоошок с неожиданной
ловкостью подпрыгнул, взмахнув плеткой.
и не видят лживых снов, и когда они говорят, что вы лечат человека, они
его обязательно вылечивают.
насмешливо спросил Тоошок. - Сын Ира может вылечить больного, но не может
покалечить здорового! Куда годится шаман, который не умеет даже порчи
наслать!
князю и стал что-то толковать ему на ухо. Маанари довольно улыбался,
оглаживал рукой бороду, масляно глядел на Нана.
возразил шаман. - Я пришел убедиться, что те, кто поклоняется такому богу,
как Ир, непременно проиграют войну.
потерлось о его лопатку, словно костяной крючок о рыбью губу, и тут же его
ухватили за руки, на этот раз цепко и толково.
кот на мышь.
смуту в моей дружине. У тебя длинный язык, веец, но я позволил тебе
говорить, чтобы все видели: у меня нет тайн от моего народа. Но сейчас у
нас есть серьезные дела, которые мы обсудим и без твоей подсказки. - И,
подводя итог демократической дискуссии, князь распорядился: - "Уведите
его".
тщательно закрутили за спиной руки и только потом убрали от спины кинжал.
Князь развлекался речами вейского чиновника, дожидаясь важных вестей, - и
Нан с тоской предчувствовал, каких именно...
северном углу. В палатке было душно и темно. Тут Нана связали целиком,
так, что он не мог пошевелиться, и кинули на щедро отмеренную кучу соломы.
Двое ветхов расположились у входа. "Ну и предосторожности", - подумал Нан.
Сопровождающий насмешливо справился, нет ли у вейского чиновника
каких-либо особых желаний?
одобрительно и вышел.
поудобнее.
придется разделить с изрядной компанией вошек, - и некого было распечь за
антисанитарное состояние казенной гостиницы. Вожди обсудили дела, и в
лагере началось народное собрание. Все-таки дружины что-то не поделили: то
ли лишний горшок каши, то ли будущую завоеванную империю. Нан надеялся,
что и его собственные слова могли выйти Маанари боком - вот втемяшатся они
в голову какому-нибудь военачальнику, брякнет он их вслух... Все-таки
народные собрания должны быть не менее непредсказуемы, чем закрытые
переговоры...
столицы империи. Представления об этих богатствах у них были самые
приблизительные. Один из дружинников сказал, что посереди Небесного Града