или музыкантом -- вполне можно представится...
нужны будут детали. Ворованный плащ никак не годится. Нужен более яркий,
или вообще кожаная куртка. На голову -- какой-нибудь дурацкий берет или
руссийскую мурмолку с кисточкой. Яркий шарф. А вот ботинки еще послужат.
продавщицы. Подобрал среди имеющихся серый берет и клетчатый шарф,
глянул еще раз в зеркало. Продавщица молча потянула меня к большому,
установленному рядом с яркой лампой.
мала, и смотрится неряшливо. Во-вторых -- совершенно не мой вид.
Пожалуй, в таком облачении даже дряхлый физиономист барон Жан меня бы не
опознал.
провести вечер, никого не напугав мануфактурной одеждой?
Там даже повар -- настоящая краснокожая женщина. Из Индии, да не той --
из Вест-Индии.
торгуясь расплатился и вышел из магазина. Одежда и впрямь была дешевой,
и загодя накопленное раздражение начало таять.
основном молодежью. Продавали тут всякую ерунду -- раскрашенные печатные
плакаты с лицами каких-то популярных личностей, дешевые гитары и лютни,
тоненькие цепочки из плохого железа, и прочую отраду обеспеченных юнцов.
И все же тут я нашел два последних штриха к портрету -- кожаную куртку,
косо застегивающуюся на десяток костяных пуговиц, и латунный значок с
надписью "Я -- скользкий тип". Подобную дрянь таскали школяры и всякие
бедные художники, рисующие портреты на улицах.
скользкий. Ну кто подумает, что Ильмар станет ходить со своим прозвищем
на груди?
скульптором. Труднее проверить мое умение, а то художнику в любой миг
могут подсунуть бумагу и стило. В свои способности сочинять стихи я
вообще не верил.
образом -- кинув все тряпки кучке нищих, ошивающихся вокруг дешевой
распивочной, -- я зашагал дальше. За моей спиной шел энергичный дележ
одежды. Скоро весь маскарадный костюм моряка Марселя окажется
разобранным пятью доходягами, а через пару ночевок на улицах превратится
в грязные, мерзкие тряпки. Никаких следов.
перекусил жареной телятиной с пивом -- пиво оказалось хорошим, не то что
амстердамское, которое пить -- все равно что напиться воды из их
Амстеля. Где-то невдалеке, на храме, часы отбили три. Я подавил
невольное желание пойти на звук -- с моими-то грехами лучше Сестре без
посредников молиться. Но время до вечера занять стоило. Глупо было
бродить без толку по холоду, еще нелепее сидеть в гостинице, а
напиваться, учитывая многообещающий вечер -- тем более.
раз начиналось представление. Людей было немало -- может и впрямь
хорошая труппа? А давали мольеровского "Тартюфа", вещь при должном
умении актеров весьма смешную.
всей галльской провинции, пользовались покровительством властей и
благосклонностью богатой публики. И труппа, хоть ни одного громкого
имени среди актеров не было, играла славно. Актер, игравший Оргона, так
ловко отвлекал зрителей голосом и мимикой, что все время казалось -- он
и впрямь знает Слово, на котором припрятан ларец с документами Аргаса. А
сцена во втором действии, где мерзавец Тартюф убеждает Оргона дать ему
Слово, и переложить на него ларец, была сыграна поистине великолепно.
Мне вспомнился короткий диалог покойного брата Рууда и епископа: "мы
узнаем интервал и длительную фазу Слова". Конечно, то, что Слово не
только произносят, я и раньше знал. Но только тут, глядя на движения
актеров, я понял все, что имелось в виду. Чтобы открыть проход в Холод,
спрятать туда что-то или достать, нужно произвести и несколько жестов, и
звуков, слив все воедино... в красивое, плавное, звучащее движение,
открывающее путь в ничто.
Оргона писал под себя? Я представил, на что была похожа комедия, когда в
ней играл сам Мольер. Наверное, он старался представить это ловкостью
рук -- как сейчас актер пытается выдать за подлинное Слово свое
мастерство престидижитатора.
Тартюфа научиться Слову, и не понимают, что под маской насмешки спрятана
правда.
надежда-то никогда людей не оставляет! И каждый, наверное, думал -- "уж
если узнаю Слово, то никому, никому -- ни жене, ни сыну, ни лучшему
другу..."
личным повелением Владетеля, Тартюфа сослали на рудник, Оргону простили
все прегрешения перед Домом.
всем желающим, как он достает из рукава складной картонный ларец.
Нелишняя предосторожность -- а то нашелся бы дурак-душегуб, желающий
выпытать Слово...
лазил в Холод. Может, удастся что вспомнить?
Марка как маленький ходячий склад, в то время как он меня --
инструктором по бегству с каторги. И Нико прав -- никогда я о будущем не
задумываюсь. Живу нынешним днем, решаю проблемы по мере накопления. Так
оно, конечно, легче.
чужих странах? Рано или поздно Держава вновь сойдется с Ханством в
борьбе -- за земли, где еще не истощились рудники, за господство в
колониях, просто за власть над миром. Что тогда ждет меня, чужестранца?
Руссийские копи в непроходимых снегах? Топор палача, или дешевая удавка?
маловероятная милость Владетеля? Или снова каторга? Или, из почтения к
свежему титулу, сунут в темницу, как Бронзовую Маску, или утопят в
бочонке мальвазии?
обманывать. Вот в чем весь выбор -- готов я поставить все на одну, но
сильную карту, или попытаюсь играть по маленькой.
делал постоянно. Всю жизнь -- с того дня, как убежал из дома, вместо
того, чтобы пойти в ученики к мяснику. Был бы сейчас уважаемым
человеком, имел свою лавчонку, рубил свиные и коровьи туши, имел по
вечерам солидный кусок мяса в супе, послушную жену и толпу ребятишек, со
стражником квартальным за руку здоровался... И что меня в такой жизни
напугало?
его всегда поднимаю.
Индейская Тропа". Снаружи это было здание как здание, два этажа со
скромной вывеской на оживленной набережной Роны. А вот внутри --
действительно все стильно. Стены бревенчатые, с воткнутыми кое-где
стрелами и каменными томагавками. Девушки и парни, разносящие еду, все
как на подбор загорелые и полуголые, в замшевой одежде и побрякушках, а
показывающаяся временами с кухни женщина-повар и впрямь -- краснокожая.
Вряд ли она тут что-то готовила, скорее придавала заведению колорит, но
посмотреть на нее было любопытно. Музыка гремела варварская, одни
барабаны и бубны, но вроде даже забавно выглядело, как под нее танцуют.
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Маркеев Олег
Каменистый Артем
Березин Федор
Беляев Александр