Чтение 43–й страницы книги ~Ингвар и Ольха~

Ольха взглянула холодно:

-- Не узнаю отважного воеводу. Скупым стал?

-- Да не в скупости дело...

-- Все окупится. Разве не ясно?

Ингвар с сомнением смотрел, как необъятный двор заполняется шумным народом. Его русы, совсем растворившиеся среди полян, древлян, мери, там же групка древлянских витязей, что держатся все еще тесной стайкой, рослая и загадочноглазая пермь, гонцы курян, а теперь еще и могучая дружина бойков!

Олег на таких пирах велел убирать со стен мечи и секиры. Гости все оружие, кроме ножей на поясах, оставляли в сенях под присмотром княжьих дружинников. Но сейчас все идет наперекосяк, прибывают из разных Мест, прямо с улицы садятся во дворе за столы. Ингвар махнул рукой: будь, что будет. Уже поздно разоружать. Да-- и кто дастся?

Ольха, явно сговорившись с воеводами, умело рассаживала гостей так, что все старшие оказались за одним столом с Ингваром и нею. Ольхой Древлянской, а младшую дружину рассадили вперемешку. Древлянин оказывался бок-о-бок с полянином или курянином, бойк с мерей, а весянин с дулебом. У каждого из-за плеча выглядывает либо меч, либо боевой топор, у каждого нож на поясе. Ингвар холодел от недоброго предчувствия, кус в горло не лез.

Как владетеля этого дома-крепости, или по какой другой причине, но его усадили на самом высоком кресле, резном и со спинкой, по правую руку сидела Ольха, по левую Асмуад усадил прибывшего княжеского сына бойков, донельзя удивленного и гордого такой честью. Асмунд и Рудый, переглянувшись, ушли за столы к младшей дружине. Их цена не упадет, если даже пообедают с нищими и бродягами.

Бойки цвели улыбками, донельзя гордые, довольные. С любовью смотрели на своего юного князя и с благодарностью -- на Ингвара, воеводу киевского, соратника и воспитанника Олега Вещего.

Ольха с удивлением присматривалась к вождям и князьям племен. Нужда заставляет объединяться и лютых врагов, но здесь ни один не бросает злобных взглядов на русов А как совсем недавно кипели ненавистью! Прямо огонь из ноздрей валил, а из пастей -- огонь...

Небо было синее, холодное, но солнце все еще грело -- напоследок. Воздух оставался холодным, по-осеннему чистым, гости чувствовали на спинах и лицах ласковые ладони осеннего солнышка с его прощальным теплом.

Ольха во все глаза, будто увидела впервые, смотрела на золотую и серебряную посуду на столах. Под золотым солнцем богатство заблистало еще ярче! А Ингвар, похоже, собирал, или это его мать собирала, не просто богатые вещи, а красивые.

Из золотого кубка, подумала она, да еще с каменьями на боках, и простая бражка покажется заморским вином. Похоже, даже бойки и лемки с их сокровищами гор не зрели такой красоты.

Пир только начался, но, несмотря на обилие вина, хмельного меда, сытной еды, лица гостей оставались невеселыми. А вождь тишковцев едва отпил из серебряного кубка размером с бычью голову, как тут же с грохотом опустил его на стол:

-- Да будь это все проклято!

Рядом вздрогнули от его громового голоса. Ингвар напрягся, бросил взгляд на стену, где висят мечи и топоры. Если сейчас начнется, если руки пьяных гостей потянутся к оружию...

А захмелевший вождь тишковцев прорычал:

-- Будь прокляты те, кто запихнул змею в конский череп!

Ольха вздрогнула. После этих слов в тишковца должны полететь ножи, топоры, кубки со стороны славянских гостей, его должны растерзать голыми руками... но все молчали, отводили глаза. И она с внезапным потрясением поняла, что уже вое думают одинаково, только никто не решается признать страшную для них истину. Сюда съехались те, кому потребовалась твердая власть, кто жаждет прекратить распри. Съехались к русам, но уже здесь, или еще по дороге сюда поняли, что и кровавый князь Олег только и делал, что не позволял племенам бросаться одно на другое.

-- Да, -- сказал, наконец. Кремень, воевода бойков. Он повесил седую голову. -- Будь здесь вещий Олег, столько бы крови не пролилось.

Ольха украдкой оглядывала застолье. Никто не поморщился, когда Кремень назвал Олега вещим.

-- Так-то Олег, -- вздохнул другой вождь, он привел отряд рашкинцев. -- Он зрел грядущее, а правил племенами, хоть и был русом... все же мудро и расчетливо. А кровь, что ж, любая власть стоит на крови.

-- У него закон был один для всех, -- вспомнил третий, -- что для руса, что для полянина, что для мери. Виданное ли дело?

Сруль, он сидел на краю стола, осматривался в тревоге, улыбался всем, скрывая напряжение. Ингвар, к его удивлению, допустил его за стол для знати, дескать, торговец поездил, повидал свет, а таких уважают в любом племени. Все же Сруль помалкивал, со всеми соглашался, старался держаться незаметно. Но сейчас, не выдержал, вздохнул так горестно, что на него начали оглядываться.

Он сказал торопливо:

-- Простите! Душа слезами обливается. По всем землям я мог возить товары без охраны! Двадцать лет не знал, что такое разбойники. Двадцать лет я наперед знал, сколько заплатить за переезд через мост, сколько за въезд в городские ворота... И с каждым годом земли, где правил закон Олега, расширялись к радости тех, кто сам себя защитить не может... А что теперь?

Только переглянулись, ибо не то, что от племени к племени, даже из веси в ять Трудно проехать, чтобы не быть убиту и по-калечену, а если повезет, лишь ограблену.

-- Если бы воротился Олег, -- выкрикнул Кремень с мукой, я бы первым сложил перед ним меч!

-- Да и я рази стал бы воевать? -- бросил рашкинец тоскливо. -- Это все от дури нашей славянской.

Рудый, зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь, вдруг отшвырнул турий рог, расплескивая красное вино, вспрыгнул двумя ногами прямо на стол. Голос воеводы русов был сильным и звучным:

-- Вы хотите Олега обратно?

За столом умолкли разговоры, за соседним оборвалась нестройная песня. На него смотрели с недоумением я любопытством. Рудого знали, но никто не мог предсказать каких шуточек от него дождешься в этот раз.

-- Да, -- был разноголосый ответ. -- Ну и чо?

-- Если бы боги вернули его...

-- Олег был настоящим князем...

-- Олег...

Рудый простер ладони, утихомиривая крики:

-- Тогда почему не просить богов вернуть его? Если воля наша будет сильна и едина, то боги не могут удержать его в... гм... вирии.

Ольха ощутила, что напряженно прислушивается. Рядом вздохнул и задержал дыхание Ингвар. Он чуть наклонился вперед, вслушиваясь и всматриваясь. Ольха тоже наклонилась, их плечи соприкоснулись. Странная живительная мощь пробежала от плеча по ее телу, ослабила ноги, и в животе стало горячо и тяжело.

Кто-то крикнул в тишине:

-- Что ты мелешь? Где такое слыхано?

Рудый ответил напряженно, оглядываясь Я пятясь, уже явно жалея о том, что предложил:

-- У нас, у русов. Такое уже бывало. Однажды так вызволили из вирия нашего великого предка Руса. Правда, когда он явился, от него здорово несло серой и паленой шерстью... Ну, наверное, такой уж там вирий. Конечно, можно вызволять только умерших безвременно. А вот тех, кто мрет от старости, того даже боги вернуть не берутся.

Среди ошарашенного молчания кто-то вспомнил:

-- А Олег как раз помер наглой смертью! Он мужик был здоровый. Жил бы еще да жил!

-- Да, -- поддержал другой, -- такого и колом не добьешь!

А третий, самый сообразительный, выкрикнул с радостным недоверием:

-- Как, говоришь, вызывают из мира мертвых?

Рудый развел руками:

-- Ну, я не волхв... Хотя, если по правде, то поучаствовал... Могу рассказать все обряды, поучить.

Где ты только не участвовал, подумала Ольха, а Ингвар за ее спиной хмыкнул и ругнулся сквозь зубы. Если Рудый и оказался на вызывании Руса, то либо явился туда что-то спереть, либо уже спер и не успел выбраться. Да и виданное ли дело, чтобы вернуть оттуда, откуда не возвращаются? Какую-то каверзу задумал снова.

Кремень поднялся, упираясь обеими кулаками в стол. Глаза его из-под нависших кустистых бровей смотрели зло, подозрительно, но и о надеждой:

-- Рудый! Твои дурацкие шуточки и в подземном мире знают. Говорят, от них Ящер до сих пор икает. Но ежели ты и сейчас... то это дорого тебе обойдется!

-- Да, -- пробурчал рашкинец, -- над бедой не шуткуют.

Рудый простер в обе стороне длани, требуя внимания:

-- Да будь я проклят... ладно, я и без того... Словом, ежели вру, то можете меня сами порубить на куски. Спорить не буду. Но я в самом деле подсмотрел, как вызывать человека из мира мертвых! И я готов помочь, ежели воля ваша тверда, а желание вызвать его обратно -- сильнее жажды напиться и побить друг другу морды.

Он поймал внимательный взгляд Сруля, подмигнул. Тот поспешно опустил глаза в миску. Тучный боярин, что сидел рядом с иудеем, сказал недоверчиво:

-- Если бы можно было вызывать из подземного царства, то сейчас бы тут одни мертвяки ходили!

Его поддержали нестройные голоса. Рудый снова поднял руки:

-- Тише! Ты кто, полянин?

-- Пермяк мы.

-- Так вот, из вашего вирия может быть и нельзя, а из нашего, вирия русов, можно. С трудом, но можно.

Кремень все еще мерял Рудого недоверчивым взглядом:

-- Из нашего тоже нельзя. Никто и не слыхивал...

-- Ты тоже пермяк, соленые уши? А, у вас один вирий на двоих! А то и один на всех славян? Бедно живете, братцы! Тем более, надо прибиваться к нам, русам. У нас все дни пируют, баб да девок на сеновал таскают... На чужие вирии да рай набеги делают. На христианский рай нападают, убивают, насилуют и уводят в плен... всех забав молодецких не перечесть! Весело живут.

Ольха задержала дыхание. Если то, что рассказывает Рудый, хоть чуточку правда, а всей правды Рудый никогда не скажет, то русам в самом деле достался вирий на славу.

Кремень крякнул досадливо, пробасил:

-- Что, говоришь, для этого надобно?

-- Для вызывания великого князя? Я же сказал, что во-первых, ваша воля должна быть крепка, как черный булат, а редко когда за одним столом собираются такие сильные и волевые люди... а во-вторых, вызвать можно не любого, а только помершего безвременной смертью... А еще он сам должон быть человеком необыкновенной силы и воли. Часто ли такое совпадает?

Теперь на него смотрели уже внимательнее, с надеждой. Вещий Олег не был простым смертным, как и они не считали себя простыми и слабыми: сильнейшие воеводы, бояре, военачальники.

-- Как? -- спросил Кремень в упор.

Рудый начал загибать пальцы:

-- В жертву подземным богам надо принести троих людей и двух женщин... обязательно девственниц, одну козу, черного петуха, ибо в подземном мире светит черное солнце... ага, летучую мышь, тоже по той же причине. И еще -- девяносто девять муравьев с метелочками на сяжках и четыре десятка божьих коровок с одной точкой на спине.

Кремень тоже загибал пальцы. Ольха заметила, что и другие морщат лбы, запоминая, переваривая сказанное. Кремень спросил подозрительно:

-- Ничего не забыл? Не перепутал? А то потом начнешь: я не я, коза не моя, и кто вы такие...

Рудый обиделся:

-- Думаешь, я не хочу возвращения Олега? Это все байки, что он меня обижал. Я за ним пошел еще с острова Буяна, когда он явился Рюрика звать! И не пожалел. А помню все, потому что Руса мы только с третьей попытки...

Кремень поднялся, суровый и насупленный. Огляделся. Русы смотрели на него с ожиданием. Их сил, как он понимал, маловато, чтобы вызвать Олега из преисподней. Нужны еще усилия вождей и воевод этих земель, сама земля славянская питает к ним больше веры.

-- Начинаем, -- распорядился он, беря бразды правления в руки. -- Людей и женщин, а также козу и петуха сами найдете, вам виднее, а я со своими людьми выйду муравьев искать.

-- И я, -- сказал кто-то из бояр. -- Это ж сколько надо переловить?

-- И я пойду, -- вызвался рашкинец. -- Со своими людьми. Чем скорее найдем, тем меньше крови прольется.

-- И я, -- послышался голос.

-- И я...

-- Я тоже!

-- Я пойду...

Едва забрезжил слабый рассвет, уже все были на ногах. Воздух был холодный и острый, как нож для разделки рыбы. Ингвар остался в тереме готовить людей, женщин, козу и петуха, волхвы спешно ставили жертвенник, расчищали место, а Кремень с возбужденно гудящей толпой отправился в лес.

Асмунд, несмотря на слабость от ран, тоже взгромоздился на коня, пустил его шагом вслед за отрядом Кременя. Рудый ехал рядом, пытался поддерживать друга, Асмунд побледнел даже от тихого хода, но оскорбление огрызался.

В лесу листья блестели, покрытые утренним инеем. Хмурые люди разбрелись, выискивая деревья, где в дуплах прячутся на зиму божьи коровки, не все же улетают в теплые страны, другие присматривались к траве, искали муравьев.

Асмунд слез с помощью Рудого, посидел на пне, отдышался. рудый вытащил из седельной сумки баклажку:

-- На, согрейся.

-- Буду искать твоих муравьев, -- пробурчал Асмунд, -- согреюсь.

Рудый сказал торопливо:

-- Без тебя найдут! Смотри, сколько народу ищет!

-- Нет, я тоже искать буду.

-- Дурак, -- сказал Рудый.

Было видно, что он хотел сказать что-то еще, но сдержался, только ходил рядом с Асмундом, следил, чтобы тот не перетрудил раны. Асмунд же, наползавшись на брюхе среди травы, проворчал:

-- Так уж нужно именно с одной крапинкой? А если с двумя?

-- Да они вообще не нужны, -- ответил Рудый беспечно. -- Но надо же дать людям почувствовать свою полезность?

Асмунд вспыхнул, видя, как сотни здоровенных мужиков Ползают по лесу, опустив носы как псы охотничьи к земле, переворачивают коряги, ловят муравьев, рассматривают их метелочки на усиках, снова ползают, а другие рвут штаны на деревьях, ловят божьих коровок, но тоже по большей части выпускают на волю.

-- А ежели не найдут?

-- Ну...

-- Что "ну"? Олега вызывать все равно надо.

-- Боги поглядят, как страстно жаждем вернуть княэя, и сжалятся. Разрешат принести любых коровок. И муравьев. Наши боги сговорчивые.

Асмунд с уважением и опаской посмотрел в довольное лицо воеводы:

-- Тебе в самом деле волхвом бы стать... Все племена бы обобрал!

-- И без меня оберут. Ты посмотри на них! Только ленивый не будет их грабить.

А его помощники время от времени подбегали к Кременю, сажали ему в баклажки муравьев и божьих коровок. Кремень вел счет, взмок, загибая пальцы, затем начал завязывать узелки на веревочном поясе.

-- Они должны почувствовать, что вызывать с того света людей очень трудно, -- объяснил Рудый. -- К примеру, зимой нельзя, так как ни муравьев, ни божьих коровок. В племенах мери тоже нельзя, после того, как ты там прошел, девственниц не осталось... Ладно-ладно, не ори. Признаюсь, это я там собирал полюдье и побабье. А потом, вдруг муравьи с метелочками переведутся?

-- С чего вдруг?

-- А муравьи без метелочек перебьют. И на племя не оставят. Ты не заметил, что муравьи тоже бьются смертным боем племя на племя? Тоже славяне. Недаром их зовут актами.

К обеду, когда из крепости на телегах привезли еду, было поймано уже восемьдесят муравьев и больше половины божьих коровок. А в тереме ждали уготованные в жертву люди, девки, коза и петух. Ингвар велел передать Рудому, что волхвы обещают на ночь и следующий день ясную погоду.

-- Сообщи, -- велел Рудый, -- вызывать будем здесь в лесу. Когда настанет ночь. В подземном мире всегда ночь! А пока заодно соберем и хвороста для костра.

-- Но волхвы, -- заикнулся гонец, -- готовили капище там во дворе.

-- Ящер не признает капищ, -- отрезал Рудый. -- Ему нужен темный лес, волки за деревьями, костер, перепуганные рожи... Словом, когда стемнеет, начнем.

Гонец попятился:

-- Помоги нам, светлые боги!

-- Темные, -- поправил Рудый строго, -- темные, аж черные. Глава 52

Последних муравьев изловили, уже ползая в сумерках. Тени быстро сгущались, и когда разожгли костер, пламя для привыкших к полутьме глаз показалось до боли ярким, а за кругом света сразу словно настала ночь.

Послышался стук копыт. В красном отблеске костра показались всадники, за ними гнали обреченных в жертву. Блеяла коза, у Ингвара в сумке что-то трепыхалось, попискивало.

Рудый вышел навстречу. Багровое пламя бросало трепещущие блики на лицо. Воевода был напряжен как струна. Впервые его видели не просто очень серьезным, но даже испуганным. На лбу выступили крупные капли пота.

-- Где волхвы? -- потребовал он.

Ингвар качнул головой. Из-за его коня вышли трое старцев в белых одеяниях. За ними шли четверо дюжих помощников, за поясами торчали длинные ножи.

-- Приступайте, -- велел Рудый строго. -- Кровь собрать в котел, перемешать и поставить на этот священный костер! Потом... потом скажу, что дальше.

Ольха смотрела с ужасом и сердечным трепетом. Никогда даже не слышала, чтобы мертвых удавалось вызвать в солнечный мир. Недаром эти русы, малые числом, покорили огромные племена славян. Наверняка пользовались и колдовством. Не зря же юна сразу ощутила его на своем сердце!

Жаркое багровое пламя двигалось как зверь, выбрасывало хищные языки. В трех шагах от костра круг света обрывался, будто обрезанный ножом. Ближние деревья, обступившие поляну, были освещены с этой стороны, а дальше начиналась чернота, и даже деревья выступали из этой черноты странные и непохожие на те, какими видятся днем.

Кто-то прошел рядом с Ольхой. Она уловила неприятный запах, словно мимо пронесли гниющее мясо. Оглянувшись, увидела удаляющуюся сгорбленную спину Тайного Волхва. Серые неопрятные волосы на затылке были перехвачены ремешками, поддерживая медную личину, что скрывала лицо. Рана гноится, подумала она с жалостью. Не жилец, но как ему помочь, когда Тайные Волхвы вообще живут вне людского общества? Появляются и исчезают, когда хотят?

В сторонке, на грани света и тьмы, зловеще разбрасывали окровавленных зайчиков ножи из кремня. Там резали людей и женщин. Ольха слышала, как звенели струи крови о дно медного котла. Одурманенные настойкой из маковых зерен, жертвы только сопели, глухо мычали, видя собственную кровь. Потом зарезали петуха, летучую мышь, а с резаньем муравьев дело оказалось сложнее. Как их зарезывать, не знал даже Рудый, а бросать в котел целиком -- оскорбить богов. Не всякий из них станет хлебать священное питье, если там вместе с еще живой кровью плавают и кишечники, пусть даже муравьиные!

-- Отрывайте головы, -- решил, наконец. Рудый, -- и в котел! У нас в голове крови больше всего... Э-э, божьих коровок точно так же... Побыстрее, нельзя крови остыть.

Сталкиваясь, огрызаясь, многочисленные помощники толпились у котла, расчленяли муравьев. Ольха тоже поймала выбегающего из баклажки Кременя красноголового муравья. Тот сразу впился жвалами в ее мизинец. Ольха ухватила двумя пальцами за грудь, дернула. Голова осталась висеть на впившихся жвалах. Выступила капелька крови.

Ее сильно толкнули, кто-то пал под ноги, заорал:

-- Выскочил!.. Выскочил, шельма! Расступись, народ -- муравей убег!

Добровольные помощники пали на колени, всматривались в землю, шлепали по земле ладонями. Ольха, наконец, отодрала голову крохотного хищника вместе с лоскутком своей кожи, торопливо бросила в темную, как деготь, жидкость. Там поднимались пузыри, по краям загадочно шипели, лопаясь, пузырьки лены.

Там и моя кровь, подумала Ольха с запоздалым страхом. Хоть всего капелька на муравьиных зубах, но если вдруг как-то скажется?

-- Котел на огонь! -- скомандовал Рудый. -- Быстрее!

-- Выливать? -- спросил Ингвар непонимающе.

-- Дурень, мы ж не Агни поим кровью, а темных богов подманиваем. Пусть нагревается, чтобы дух пошел. Боги прямо дуреют, когда запах горячей крови зачуют.

Когда котел встащили в середину костра, Ольха ощутила дурноту от тяжелого, как беда, запаха. Ингвар оказался рядом, она с благодарностью оперлась о его руку. Даже в темноте увидела, как вспыхнули счастьем его глаза. Как две звезды, подумала она смятенно. Он сам как темный бог ночи... И желания во мне вызывает... такие уж и светлые?

-- А что теперь? -- спросил Ингвар.

-- Возьмемся за руки, друзья, -- ответил Рудый, -- А теперь все страстно думайте о Вещем Олеге!.. Если ваши сердца будут биться вместе, ежели все захотите его вернуть -- даже боги не смогут удержать в своей власти.

-- Рудый, -- сказал Ингвар предостерегающе.

-- Думаешь, заговариваюсь? Олег тоже Страстно жаждет вернуться, чтобы завершить начатое. Его желание... и наши, ежели встретятся, сумеют одолеть даже волю богов!

Сомкнув руки, они встали цепью вокруг костра. Ольха всматривалась в суровые лица воевод, бояр, князей племен, вдруг по телу пробежала странная дрожь. Пальцы едва не разомкнулись, но она одолела слабость, и внезапно ощутила в себе великую силу, нечеловеческую мощь. Сердце билось мощно и часто, взор был светел, сейчас бы жизнь отдать за племя, за род людской, сейчас бы крикнуть во весь голос, как она любит людей и не даст их сожрать темному миру!

По лицам она потрясенно видела, что каждый ощутил в себе мощь светлых богов, присутствие неведомой силы. Глаза Рудого расширились в удивлении, он повертел головой, оглядывая всех, вдруг крикнул:

-- Зовем Олега!.. Ну-ка, разом!

-- Олег! -- раздался чей-то тонкий вскрик, Ольха узнала юного сына князя бойков.

-- Олег, вернись!

-- Олег, твое племя в беде!

-- Олег, тебя зовут и типичи!

-- Олег!.. Олег Вещий!

В багровом свете костра суровые лица казались нечеловеческими. Как порождения ночного леса, люди смотрели блестящими глазами в пляшущее пламя. Рудый сдвинул хоровод, и все пошли, притопывая вокруг костра. Руки положили на плечи друг другу, и получилась странная зловещая пляска. Постепенно появился единый ритм, все ударяли в землю одновременно, выкрикивали разом" и Ольхе показалось, что даже темнота всякий раз шарахается в испуге, отступает за дальние кусты.