сарая на манер алебарды, чуть не раскроив старику голову. А я снял с
гвоздика пару серпов и принялся их разглядывать.
а заточено - бриться впору. Я повертел серп в пальцах - нет, не
проскальзывает... а ну-ка второй...
меня от Талькиных упражнений. - Что старый, что малый, одни мозги на
двоих... Ячмень жать пойдешь?
гениталиям? Вот и не лезь, куда не просят, пока народная мудрость тебе
боком не вышла... Талька, положи тяпку на место! Видишь, дедушка
нервничает...
Потому что снаружи раздался визг. Истошный и дикий.
Вилиссе с ее луженой глоткой.
ломавшихся кольев... Черчек, забыв про Талькину мотыгу, рванулся к выходу,
Талька устремился за дедом...
порезанную ладонь.
это лезвие, которым бреется смерть, когда у нее намечается праздник..."
Черчековых парней, прижатых к изгороди толпой - молчаливой и бесстрастной
толпой; увидела, как один из наших хватается за живот и пытается
удержаться на ногах, непослушных и подгибающихся, как второй - самый
молодой и отчаянный - безнадежно отмахивается треснувшим колом...
что здесь, в Переплете, он не способен обернуться - и человеческими
ненадежными зубами вцепился в руку ближнего из пришельцев. Тот даже не
поморщился, словно не его плоть рвали чужие челюсти. В правой, свободной
руке у Боди был тяжелый топор на короткой ручке, и его обух с тупым
хрустом опустился на затылок несчастного. Через мгновение Равнодушный
стряхнул труп на землю и двинулся к дому.
кабатчик "Старого хрена", бондарь, печник, остальные, кого я не знала, а
не знала я почти всех; они шли, такие же, как и все, и в то же время
совсем другие; они шли...
я скажу ему, что мой Дар - его Дар! - в силах... Дура! Ни на что я не
надеялась. Просто кричала, как животное при виде бойни. Ведь знала же, с
первой минуты знала, еще когда этот упрямый Бакс вернулся и рассказал о
встрече с Бредуном - знала, что раз Неприкаянные рядом, значит, и кровь -
тоже...
А он и не заметил, он мчался дальше и мокрым весенним кабаном врезался в
толпу Боди.
смеялся и вертелся в людском месиве, а руки его жили какой-то своей,
страшной жизнью; и вокруг каждой из них плясал стальной огонек, будто две
маленькие смерти подарили веселому грубияну две маленькие косы.
среди Сгоревших, Живой среди Неживых...
Боди, который был толстым кабатчиком, и который был последним. Сам парень
не удержался на ногах и шлепнулся на поверженное тело, а когда встрепанный
Бакс протянул ему руку - щенок не удержался и лизнул Баксову окровавленную
ладонь.
разбегу уткнулся головой в Баксову грудь. Бакс осторожно отодвинул от
своего лица мотыжную рукоять, сунул серпы сзади за опояску - я уж и не
знала, как их теперь называть, после такого побоища - и погладил мальчишку
по затылку. После отстранил, заставил внимательно оглядеться вокруг и
заглянул в расширившиеся от увиденного глаза.
меч...
двоих убивать буду - и за тебя, и за себя. И за Энджи.
как лезвия его серпов.
рана...
неглубокого, но, должно быть, болезненного пореза на Баксовом плече. Губы
Тальки дрогнули, он скоро зашептал нужные слова - эх, дите ты, дите, до
чего ж ты на ученье-то легкое!.. тебя бы к нам лет на десять, я б тебе
сама все отдала!..
идет, через душу проходит, душой насыщается; губить идет - злое берет,
лечить идет - доброе берет, утешать идет - боль берет, свою поверх
чужой... Нет у молодых до поры ни боли великой, ни добра немеряного, ни
зла неподъемного. Оттого и знают нас, Ведающих, стариками да старухами. У
старых душа - что подвалы скупца. Всякое сыщется...
слов. Не судьба, значит, нам здесь оставаться, а судьба в Ларь идти.
этакого, завтра Страничник явится, а мы без мальца сами как дети малые.
Пропадем ни за грош ломаный...
пропадала, со счету сбились...
на меня.
несчастью.
улыбаясь и перемигиваясь, и в конце концов они берут меня за руки и уводят
в тоску и безнадежность.
очередная глава...
мимолетную улыбку босоногой рабыни с глазами гепарда. И кипящая лава
страстей неукротимого старца течет через меня, обжигая и пенясь.
Отсутствия, прошедший путь фидаи - "Отдающего только жизнь"; и отдавший
гораздо больше, чем только жизнь, за право увидеть недозволенное. Я - шейх
Салим Абу-Раббат; и ледяная броня бесстрастности охватывает мое высохшее
тело.
на заваленное трупами Нарское ущелье; я потрясаю трезубцем и клянусь
Громовым Инаром, что боги не успеют переварить всех жертв, которые я им
принесу. Я велик, вспыльчив и лично казню нерадивых палачей.
отворачиваются при виде моих струпьев, а старшина цеха отбирает у меня две
трети милостыни и однажды умирает, потому что я способен пальцами скатать
в трубочку медную согдийскую монету, и еще потому, что я тоже человек.
Боль и ненависть, и я бегаю во сне...
недосягаемой благодати; и я - патриарх Скилъярд Проклятый, владыка
Топчущих Помост, но низость моего прошлого не в силах замарать
лилово-белый плащ настоящего. Гордость, ставшая гордыней, трусость,
ставшая осмотрительностью; тля, ставшая небом...
Роллинс Джеймс
Белоусов Валерий
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Орловский Гай Юлий