Чтение 43–й страницы книги ~Жрецы~

Служанки переглянулись и решили не вдаваться в подробности.

Лишь когда стало светать, и краешек сонного Гелиоса должен был
вот-вот показаться над замершим в ожидании горизонтом, на берег речки
выбрался страдающий тяжелым похмельем Лихас.

Еще бы - приговорить с двумя караульщиками и одной рабыней на всех
два здоровенных пифоса слабо разбавленного красного!

Поэтому зрелище, представшее его глазам на том берегу реки, сперва
показалось мающемуся Лихасу жутким похмельным бредом.

В зарослях тростника два человека любили лошадь.

"Привидится же такое!.." - думал Лихас, плеская водой себе в лицо и
протирая заплывшие глаза.

Однако видение никуда не исчезло, зато промытые глаза стали видеть
гораздо лучше, да и предутренний ветерок успешно разгонял висевшую над
водой туманную дымку - так что Лихас вскоре понял, что ничего ему не
мерещится, а просто там, в тростнике, какая-то женщина увлеченно
совокупляется с тем самым кентавром-перевозчиком, о котором всю ночь
сладострастно вздыхали рабыни.

Причем занятие это столь захватило обоих, что плевать им было на
шумно плескавшегося и таращившего на них похмельные глаза Лихаса.

Лихас хмыкнул, хотел было заржать, но вгляделся в третий раз - и
наконец разглядел, какая именно женщина стонет сейчас под храпящим
кентавром.

Нет, Лихас не был строгим поборником нравственности, но такого
гнусного посягательства на собственность своего господина он допустить не
мог!

И в скором времени ворвался в Гераклов шатер с криком:

- Геракл! Вставай! Там твоя жена на этом коне катается!.. или
наоборот...

Плохо соображавший спросонья Геракл (впрочем, в последние годы он и
наяву соображал не слишком хорошо) подхватился и нагишом вылетел из шатра,
прихватив свой знаменитый лук со стрелами, смоченными лернейской желчью.

Деянира - всячески поощрявшая изрядно уставшего за ночь кентавра -
оказалась женщиной сообразительной и, при виде голого мужа с луком в
руках, завизжала не своим голосом, вынудив бедного кентавра дернуться в
самый неподходящий момент:

- Помогите!!!

Несс-перевозчик удивился, поскольку до сих пор обходился в этом деле
без помощников - и больше ему уже никогда не пришлось удивляться, потому
что в следующую секунду стрела Геракла пробила его любвеобильное сердце.

Умер он мгновенно.

Эвтаназия - счастливая смерть...

А Деянира с трудом выбралась из-под привалившей ее туши - и взгляд ее
упал на валявшийся рядом маленький кувшин. На ум женщине мигом пришло
старинное поверье, что кровь погибшего при любовном акте является отличным
приворотным зельем; и, пока Геракл, Лихас и слуги переправлялись к жертве
насилия, она успела собрать темную Нессову кровь, вытекавшую из пробитой
груди, в кувшин и плотно заткнуть его пуком травы.

Мало ли... пригодится.

А Геракл ничего не сказал жене; даже не выслушал поток ее сбивчивых
объяснений. Посмотрел на труп кентавра, вздохнул непонятно и столкнул тело
в воду; а потом еще долго глядел, как конечеловек плыл по течению,
расплатившись жизнью за свой последний перевоз.

На берегу, где был лагерь, украдкой вытирали слезы сбежавшиеся
рабыни.

Вечером, перед очередной ночевкой, Деянира не утерпела и рассказала о
кувшинчике с кровью своей доверенной служанке. Естественно, приказав
хранить существование кувшинчика в строжайшей тайне.

- Клянусь малюткой-Эротом! - горячо зашептала служанка. - Умница вы,
госпожа! Моя прабабка Галинтиада, дочь Пройта, служила Гекате Трехтелой, и
не раз говаривала моей бабке, бабка - матери, а мать - мне, что надо такой
кровью намазать одежду и дать одеть тому мужчине, которого хочешь
приворожить! До смерти твоим будет!

И еще раз поклялась Эротом, Гекатой и тенью покойной прабабки
Галинтиады, мир ее праху, что будет хранить тайну.

Дальнейший путь до Трахин обошелся без приключений.

Басилей Кеик встретил Геракла со всем возможным радушием и мигом
очистил его от скверны нечаянного убийства (невинно осведомившись, почему
этого не сделали еще в Калидоне?).

Домочадцы Геракла принялись обустраиваться на новом месте, сам
великий герой опять погрузился в воспоминания, и Деянира вздохнула с
облегчением: тихий муж, не лезущий в ее дела, устраивал Деяниру куда
больше, чем тот не знающий промаха стрелок, которого она видела на берегу
Эвена.

Пусть он даже и называет родную жену то Мегарой, то еще как-то...

Приезжал Иолай, поиграл с малолетними двоюродными братьями, убедился,
что все более или менее в порядке - и поспешил вновь исчезнуть.

Дни складывались в недели и месяцы, ничего существенного не
происходило, и поэтому года через два Иолая, в очередной раз вернувшегося
с Сицилии, как громом поразило известие:

Геракл выступил походом на Ойхаллию!

Иолай ворвался в Трахины, словно ураган.

Слуги и рабы даже не подумали заступить ему дорогу, когда этот
бешеный человек с лицом вырвавшегося из Эреба демона промчался по галереям
западного крыла дома и без приглашения вломился на женскую половину.

А если и подумали, то благоразумно признали эту мысль не самой
удачной.

- Во имя черных омутов Стикса, женщина, зачем ты послала мужа на эту
дурацкую войну?! - вместо приветствия прорычал Иолай.

Десяток рабынь, сидевших в гинекее за ткацкими челноками, как по
команде вскинули головы и испуганно уставились на вошедшего.

Деянира неторопливо встала, мимоходом одернув пеплос, и без того
ниспадавший величавыми складками, и приветливо улыбнулась чувственным
ртом, похожим на обагренный кровью цветок.

Как ни странно, рождение четверых сыновей - Гилла, Ктесиппа, Глена,
Онита - и дочери Макарии ничуть не испортило ее фигуру. Статная, высокая
женщина с крупными, немного резкими чертами лица, расшитый пояс повязан
сразу под не потерявшей упругости грудью, сильные руки лежат на челноке
спокойно и уверенно.

Чем-то Деянира походила на Афину Палладу.

И в свое время Иолай не удивился, узнав, что молодая жена Геракла
неплохо владеет облегченным копьем, уделяя этому искусству немало времени.

Он терпеть не мог таких женщин.

Возможно, потому, что из них могли бы выйти вполне приличные мужчины.

- Радуйся, племянник! - в глубоком низком голосе не таилось и намека
на обиду или неприязнь, но легкого излома брови хватило, чтобы понятливые
рабыни гуськом покинули гинекей.

Иолай грузно плюхнулся на заскрипевшую скамью и мысленно пересчитал
всю дюжину Олимпийцев, чтобы сгоряча тут же не выложить "тетушке", что он
о ней думает.

- Хороша ли была дорога к нам в Трахины?

Иолай кивнул и пересчитал Олимпийцев в обратном порядке.

- Неужели ты и впрямь думаешь, племянник, что я, слабая женщина,
способна заставить богоравного Геракла отправиться в поход против его
воли?

- Думаю, - без обиняков заявил Иолай.

- Правильно думаешь, - неожиданно согласилась Деянира, с ленивой
грацией опускаясь в кресло напротив. - Ты всегда казался мне умнее, чем
выглядишь... племянник. А теперь подумай вот о чем: кто я такая здесь, в
Трахинах? Приживалка, случайная этолийка без связей и местной родни,
которую терпят только потому, что ей удалось подцепить на крючок
стареющего Геракла! У нас с ним разница в двадцать с лишним лет! Вознесись
он завтра на Олимп - что будет со мной? Что будет с моими детьми?! Или ты
нас к себе в дом возьмешь, племянничек?.. Нет, ты не возьмешь, побоишься -
мое ложе горячее, а у тебя жена ревнивая!

Иолай вдруг успокоился.

И спокойствие это, ледяное, боевое спокойствие очень ему не
понравилось.

- Ну и что из этого следует, тетя? - он усмехнулся, и при виде этой
усмешки замолчавшей Деянире показалось, что она зря разоткровенничалась с
этим человеком, на которого у нее были свои виды.

- А то, что лишь материальный достаток способен обеспечить мне и моим
детям (Иолай про себя отметил это повторное "МОИМ детям") достойное
будущее! И добыча, полученная Гераклом после взятия Ойхаллии, отнюдь не
окажется лишней! Разве я виновата, что боги послали мне знаменитого, но
безумного и немолодого мужа, и теперь бедной Деянире приходится думать за
двоих?! Ну скажи, Иолай, - виновата, да?!

Деянира раскраснелась, черные глаза ее блестели, полная грудь
порывисто вздымалась - она была весьма хороша в этот миг, но еле
различимая жилка расчетливости, бившаяся где-то в глубине зрелой опытной
женщины, заставляла Иолая думать, что все это - умелое представление.

И жена Геракла только и ждет, когда он протянет к ней руки.