на чрезмерно разросшиеся кусты. Туннель оказался очень длинным, или, может
быть, такое ощущение возникло потому, что ехали мы довольно медленно.
Сквозь ветки деревьев просвечивало солнце, сверкающее на последних каплях
утренней росы; зелень листвы была такой яркой и слепящей, что был момент,
когда я даже потерял ориентацию - мне показалось, что мы медленно падаем в
бесконечный зеленый колодец. Я прикрыл глаза, и это чувство прошло.
оказались на идущей в гору грунтовой дороге. С левого ее края начинался
пологий обрыв, а справа вставала выветрившаяся каменная стена удивительно
красивого бледно-лилового оттенка, в трещинах которой росли кое-где
небольшие деревца. Мы поднимались по этой дороге еще около четверти часа.
рукояти упертой в пол шашки. Казалось, он о чем-то глубоко задумался или
впал в дрему. Вдруг он открыл глаза и повернул лицо ко мне.
все меняется с фантастической легкостью. Сегодня, например, мне снилась
Япония. А вчера действительно снилась лечебница, и знаете, что произошло?
Этот палач, который всем там заправляет, попросил меня подробно изложить
на бумаге то, что со мной происходит здесь. Он сказал, что ему это нужно
для работы. Можете себе представить?
фантастической быстротой. А любая однообразная деятельность, к которой ты
возвращаешься во сне, позволяет создать в нем нечто вроде фиксированного
центра. Тогда сон становится более реальным. Ничего лучше, чем делать
записи во сне, просто не придумаешь.
хочу от них избавиться?
можно только от чего-то реального.
как ты будешь называть меня в записках, которые ты делаешь во сне?
опасался, что... Нет, у меня действительно что-то с головой.
меня были усы и после этих слов я их расправил.
относится к реальности, - сказал он. - Тебе надо начать записывать свои
сны, причем стараться делать это, пока ты их помнишь в подробностях.
что это просто кошмар был, но пока он снится... Даже и непонятно, что
правда на самом деле. Коляска, в которой мы сейчас едем, или тот кафельный
ад, где по ночам меня мучают бесы в белых халатах.
глаза. - На этот вопрос ты вряд ли найдешь ответ. Потому что на самом деле
никакого самого дела нет.
коммуниста по имени Цзе Чжуан. Ему часто снился один сон - что он красная
бабочка, летающая среди травы. И когда он просыпался, он часто не мог
взять в толк, то ли это бабочке приснилось, что она занимается
революционной работой, то ли это подпольщик видел сон, в котором он порхал
среди цветов. Так вот, когда этого Цзе Чжуана арестовали в Монголии за
саботаж, он на допросе так и сказал, что он на самом деле бабочка, которой
все это снится. Поскольку допрашивал его сам барон Юнгерн, а он человек с
большим пониманием, следующий вопрос был о том, почему эта бабочка за
коммунистов. А он сказал, что она вовсе не за коммунистов. Тогда его
спросили, почему в таком случае бабочка занимается подрывной
деятельностью. А он ответил, что все, чем занимаются люди, настолько
безобразно, что нет никакой разницы, на чьей ты стороне.
вид на город. Я заметил желтую точку нашей усадьбы и ярко-зеленую полосу
зарослей, сквозь которые мы так долго пробирались. Пологие горные склоны,
сходящиеся со всех сторон, образовывали нечто вроде чашеобразного
углубления, и в этой чаше, на самом ее дне, лежал Алтай-Виднянск.
образованной склонами гор чаши; город был неопрятен и больше всего
напоминал кучу мусора, нанесенного дождевыми потоками в яму. Людей видно
не было; дома были полускрыты еще не развеявшейся до конца утренней
дымкой. Я вдруг с удивлением понял, что я - часть мира, расположенного на
дне этой гигантской сточной канавы, где идет какая-то неясная гражданская
война, где кто-то жадно делит крохотные уродливые домики, косо нарезанные
огороды, веревки с разноцветным бельем, чтобы крепче утвердиться на этом
буквальном дне бытия. Я подумал о китайском сновидце, про которого
рассказал Чапаев, и еще раз посмотрел вниз. Перед лицом неподвижно
раскинувшегося вокруг мира, под спокойным взглядом изучающего мир неба
делалось невыразимо ясно, что городишко на дне ямы в точности похож на все
остальные города мира. Все они, думал я, лежат на дне таких же котловин,
пусть даже невидимых глазу. Все они варятся в огромных адских котлах на
огне, который, как говорят, бушует в центре Земли. И все они - просто
разные варианты одного и того же кошмара, который никак нельзя изменить к
лучшему. Кошмара, от которого можно только проснуться.
китайца, Петька, - сказал Чапаев, не открывая глаз, - ты всего-то навсего
попадешь из одного сна в другой. Так ты и мотался всю вечность. Но если ты
поймешь, что абсолютно все происходящее с тобой - это просто сон, тогда
будет совершенно неважно, что тебе приснится. А когда после этого ты
проснешься, ты проснешься уже по-настоящему. И навсегда. Если, конечно,
захочешь.
бывает.
горизонте, за линией пологих холмов, поднимались синие, сиреневые и
лиловые выступы гор, а перед ними лежало огромное пространство, покрытое
травой и цветами. Их краски были приглушенными и выцветшими, но цветов
было так много, что общий тон степи казался не зеленым, а скорее каким-то
палевым. И это было настолько красиво, что на несколько минут я забыл и о
словах Чапаева, и обо всем на свете.
плывущие мимо коляски, я представлял себе, как он порхает между ними,
норовя иногда по старой памяти наклеить на узкий побег эфедры
антиправительственную листовку, и каждый раз вздрагивает, вспоминая, что
никаких листовок у него давно нет. Да и кто стал бы их читать, даже если
бы они были?
разгоняться, и все вокруг коляски стало сливаться в цветные полосы. Башкир
безжалостно стегал коней, привставая на козлах и выкрикивая гортанные
слова на неизвестном языке.
ней росло меньше цветов, чем в поле, да еще виднелись в ее центре следы
какой-то древней колеи - но в целом догадаться о ее существовании было
непросто. Несмотря на это, нас почти не трясло - поле было идеально
ровным. Конники в черном, замыкавшие наш небольшой отряд, съехали с
дороги, нагнали нашу коляску и образовали две группы по ее бокам. Теперь
они неслись над травой вровень с нами, растянувшись в длинную дугу, словно
два узких темных крыла, выросших у нашего экипажа.
ходу и почти нагнало нас. Я заметил, что Котовский тычет своего возницу
тростью в спину и кивает на нашу коляску. Они явно пустились с нами
наперегонки. В какой-то момент им почти удалось обогнать нас. Во всяком
случае, они мчались совсем рядом, в нескольких метрах. Я заметил на борту
тачанки эмблему - круг, разделенный волнистой линией на две части, черную
и белую, в каждой из которых помещался маленький кружок противоположного
цвета. Кажется, это был какой-то восточный символ. Рядом была крупная
надпись, грубо намалеванная белой краской:
Корнев Павел
Корнев Павел
Панов Вадим
Глуховский Дмитрий
Чернецов Андрей
Афанасьев Роман