сцена так развеселила, что я совершенно успокоился.
столе, хмуро заговорил:
не попадались мне на глаза. Советую тебе, пока ты находишься на военной
службе, бросить всякое писание. Если бы твое дело дошло до адмирала, он стер
бы тебя в зубной порошок. Понимаешь ты это?
за ваше доброе отношение ко мне.
тюрьмы.
не выдерживали более трех лет и умирали. За время нашей стоянки здесь
увеличились болезни среди команды. Лихорадка, дизентерия,
фурункулы, помешательства, тропическая сыпь, ушные заболевания стали обычным
явлением. Заболел и я тропической сыпью. Вся кожа покрылась мелкими
водянистыми пузырями. Правда, если лежать не двигаясь, то, кроме зуда, не
испытываешь особенного беспокойства, но нельзя ни нагнуться, ни напрячь
мускулов,-едва видимые волдыри лопаются, причиняя мучительную боль, и тело
покрывается словно от пота, бесцветной влагой. Но подобная болезнь никого не
избавляла от работы, а доктора не обращали на нее внимания.
офицерах и команде интерес к своим обязанностям и вообще к разумным делам.
как нарочно проявляли себя только с худшей стороны.
мнению, нужно было занять всех делом настолько, чтобы ни у кого не
оставалось времени задумываться над своей судьбой и над событиями в России.
Погрузки угля и запасов с транспортов, боевые учения, ночные атаки на минных
катерах, высадки десанта на: берег, очистка корабельных днищ от ракушек и
водорослей, разные тревоги не давали покоя ни днем, ни ночью. Ко многим
другим работам прибавилась еще одна: ежедневно команда отправлялась на
баркасах к берегу за пресной водой. Потом придумали для нас шлюпочное
учение. Каждое утро после завтрака матросы усаживались на гребные суда и,
работая веслами, обходили вокруг всей эскадры. Возвращались к своему кораблю
перед самым подъемом флага. На баке по этому поводу слышались озлобленные
разговоры:
сражаться с японцами?
пластыря. В случае пробоины в подводной части корпуса что мы будем делать?
что едва передвигали ноги по палубе. Но этим адмирал нисколько не достиг
своей цели. Наоборот, процент преступлений и нарушений дисциплины возрастал.
легально, в буфете своей кают-компании, а матросы приобретали их тайно, на
берегу или с иностранных коммерческих судов. До каких только несуразностей
не доходили люди, отравленные алкоголем! На плавучей мастерской "Камчатка"
однажды офицеры, как они сами выражаются, "набодались" до потери рассудка и
начали все скопом с бранью и криками отплясывать трепака в кают-компании.
Дирижировал лейтенант, стоя в одном нижним белье на стуле.
по-собачьи. Каждому, хотелось выкинуть что-нибудь сногсшибательное. В этом
отношении всех покрыл пожилой офицер, провозгласив тост за японского
адмирала Уриу. Мастеровые и команда видели и слышали, что творилось в
кают-компании, но едва ли об этом знал сам Рожественский. На вспомогательном
крейсере "Урал" произошла из-за чего-то ссора между офицерами и судовым
командиром. Ненависть к нему настолько обострилась, что его чуть не избили.
После этого лейтенант Колокольцев написал ему дерзкое письмо, за что попал
под суд. Не представлял собою исключения и флагманский броненосец "Суворов".
Один офицер, перегрузив себя спиртными напитками, свалился за борт, и его
едва успели снасти. На корабль привезли несколько ящиков с шампанским. Один
такой ящик исчез с верхней палубы. Его нашли в кочегарке. Виновным матросам
надавали пощечин, но ничего не доложили об этом опостылевшему всем адмиралу.
Там же офицеры, изнывающие от мрачной тоски, не
развлечения, как поить шампанским обезьяну и собак и стравливать их между
собою. Дикие поступки в разных вариациях повторялись на всех судах, словно
какой-то мрак повис над искалеченным сознанием людей.
Бурнашевым, который закупал там для корабля разные продукты.
русскими надписями на вывесках: "Поставщик флота", "Торгую с большой
уступкой", "Прошу русских покупателей заходить". В Хелльвиль, рассчитывая в
нем нажиться, двинулись всевозможные дельцы из Диего-Суарец, из Маюнги, с
соседних островов и даже с материка. Под видом торговцев появились и
японские агенты. Бывали случаи, когда они, эти агенты,
разъезжали по нашим кораблям. Мало того, один из них, обнаглев, посетил даже
флагманский броненосец: Эскадра задержалась здесь на неопределенное время, а
на ней было много народу. Как не воспользоваться таким обстоятельством и
проституткам? И они понахлынули в городок с разных мест, как мухи на
разлагающийся труп: француженки, англичанки, немки, голландки.
продажными женщинами. Закипела жизнь буйная и расточительная. Офицеры
увлекались игрой в макао, и золото начало тысячами перекочевывать из одних
карманов в другие. Цены на все товары неимоверно росли. Бутылка пива стоила
три франка, а шампанское-от сорока до шестидесяти франков. Не все ли было
равно? Люди шли на войну без веры в успех экспедиции. Они пьянствовали и
развратничали, хандрили и дебоширили.
не замечать безобразий матросов, чтобы самим не натолкнуться на дерзость.
начальства. Гуляя по городу, они никого не стеснялись и даже грозили
офицерам кулаками. Некоторые напивались до того, что валялись среди улицы
неподвижные, словно после битвы, другие, дергаясь от судороги, ползли на
четвереньках. Никто уже не боялся патрульных, посылаемых на берег. Они,
арестовав кого-нибудь из команды, вели его под руки к пристани, а он, волоча
ноги, хрипел:
и вопли туземцев, матросы разнесли их хижину и разбросали скудное добро.
приказал доставить их на "Суворов". Уже после того как они предварительно
были истерзаны адмиральскими кулаками и пинками, их отдали под суд. Но это
нисколько не остановило других от преступлении. На берегу то и дело
происходили драки. Дрались матросы между собою, нападали и на офицеров. То
на одном корабле, то на другом все чаще взвивался на фок-мачте гюйс и
раздавался пушечный выстрел. Это означало, что начинался "суд особой
комиссии" и кого-то ожидает жестокая кара.
судна, капитана 1-го ранга Юнга. В качестве обвиняемых были матросы из
команды крейсера "Адмирал Нахимов": комендор Столяров, матрос 1-й статьи
Чернигин, матрос 2-й статьи Король и машинист 1-й статьи Ершов. Они должны
были расплатиться за бунт, описанный, мною раньше. Двоих из них-Столярова и
Чернигина-приговорили к четырнадцати годам каторжных работ, а Короля-к трем
годам в дисциплинарный батальон.
достаточно будет познакомиться с приказами самого Рожественского. Он всегда
писал их собственноручно, писал в большом волнении, ломая перья и прорывая
бумагу. За последнюю неделю, начиная с 22 января, многие получили от него,
как выражаются офицеры, "фитиль".
племянница адмирала. Поэтому он иногда посещал этот корабль. Побывал он на
нем и 24 января, в день похорон кочегара Богомолова. К борту пристал
миноносец "Бравый", чтобы взять покойника и отвезти его в море.
команды стояли во фронт, на госпитальном "Орле" даже в моем присутствии
слонялись скопища разношерстного люда. Место на палубе, откуда спускали на
миноносец тело покойного, было залито грязью; тут же при пении "Святый боже,
святый крепкий" тащили ведро с помоями, чуть не облили ризу священника...
церемонии не проявили достаточной чуткости. При отпевании присутствовали
только две сестры, многие же, свободные от службы, бродили по палубе, а при
выносе и опускании тела на миноносец любопытствовали, сидя в разных местах
на планшире и перевешиваясь за борт через леера, вперемежку с грязно одетой
женской прислугою..." В заключение адмирал предлагает главному доктору
подтянуть сестер милосердия и при содействии настоятельницы "установить,
чтобы на всех церемониях, палубных и церковных, свободные от службы сестры
не укрывались по каютам и не гуляли по кораблю, а находились на определенном
месте на палубе или в церкви, и притом не толпою, а в рядах, и непременно
одинаково по форме одетыми".
части Декапрелевича за шатание по кабакам и буйство арестовать в каюте с