Только первые десять чисел и те буквы алфавита, что означают глаголы,
сверкали надо всем, что окружало Коэна, как золотые слезы. И тогда он
понял, что числа десяти заповедей - это тоже глаголы и что, забывая
язык, их забывают последними, но они продолжают звучать как эхо даже
тогда, когда сами заповеди уже исчезли из памяти.
пути, потому что над горизонтом опустилась пелена, на которой водой из
реки Яббок было написано: "Ибо ваши сны - это дни в ночах".
Важнейшая литература. Аноним, Lexicon Cosri, Continens Colloquium seu disputationem de religione, Regiemonti, Borussiae excudebat typographus loannes Daubmannus, Anno 1691, passim; о предках Коэна см.: М. Панти h, "Син вjepeник jeднe матере". Анали Хисториjского института Jyгославенске академиjе знаности и умjетноси у Дубровнику, 1953, 11, стр. 209-216.
ви ?, появившегося в 1660 году. Переводчик Джон Буксторф (John Buxtorf,
1599- 1664) привел наряду со своим латинским переводом и еврейскую вер-
сию. Буксторф носил такую же фамилию и имя, как и его отец, и рано начал
интересоваться библейским, раввинским и средневековым еврейским языком.
Он переводил на латинский Маймонида (Базель, 1629), а также принимал
участие в длительной полемике с Луисом Капелом о библейских надстрочных
знаках и письменах, означающих гласные звуки. Перевод книги Халеви он
опубликовал в Базеле в 1660 году, добавив к нему предисловие, из которо-
го видно, что он пользовался венецианским изданием с еврейским переводом
Ибн Тибона ?. Так же как и Халеви, он считал гласные душой букв, в связи
с чем утверждал, что на каждую из двадцати двух согласных приходится по
три гласных. Чтение, по его мнению, представляет собой попытку попасть
камнем в другой камень, подброшенный тобою же за миг до этого, так что
согласные в таком случае это камни, а их скорость - гласные. Он полагал,
что в Ноев ковчег во время потопа было помещено и семь цифр, причем они
находились там под видом голубей, потому что голубь может считать до се-
ми. Однако эти цифры имели знак не согласных, а гласных письмен.
Титульный лист
книги Халеви о хазарах
(базельское издание, XVII в.).
1577 года, широкому читателю она стала доступна лишь по изданному Букс-
торфом Халеви, то есть с 1660 года, потому что в приложении было опубли-
ковано и письмо Хисдая Ибн Шапрута, а также ответ хазарского короля Ио-
сифа.
из рода Геталдич-Крухорадичей, замужем за одним из аристократов рода
Luccari. В своем дворце держала клетку с птицей сойкой, чье присутствие
в доме считается целебным, а на стене - греческие часы, которые по
праздникам играли тропари и кондаки. Она говорила, что за любой дверью,
которую мы открываем в течение всей жизни, нас ждет такая же неожидан-
ность, как в трех наудачу вытянутых картах, а о своем богатом супруге -
что он ужинает тишиной и водами. Была известна свободным поведением и
красотой: в свое оправдание она шутя говорила, что страсть и честь по
одной дорожке не ходят, и имела по два больших пальца на каждой руке.
Она всегда была в перчатках, даже во время обеда, любила красные, голу-
бые и желтые кушания и носила платья этих же цветов. У нее было двое де-
тей, дочь и сын. Однажды ночью ее семилетняя дочь увидела через окно,
отделявшее ее спальню от материнской, как мать рожает. В присутствии
своей сидящей в клетке птицы госпожа Ефросиния родила маленького борода-
того старичка со шпорами на босых ногах, который, появившись на свет,
крикнул: "Голодный грек и на небо пойдет", перегрыз собственную пуповину
и тут же куда-то убежал, схватив вместо одежды чью-то шапку и на бегу
окликнув по имени свою сестру. С той поры девочка потеряла дар речи, от
нее ничего нельзя было добиться, и ее поместили подальше от глаз, в Ко-
навле. Говорили, что такие дела происходят с госпожой Ефросинией из-за
того, что она села на хлеб и состоит в тайной связи с евреем из дубров-
ницкого гетто, по имени Самуэль Коэн ?. На упреки в слишком вольных ма-
нерах госпожа Ефросиния отвечала презрительно, что не позволит себя
учить и что не желает пить чужим ртом:
ников, для которых время ничего не значит, пришлись бы мне по вкусу! Да
только в Рагузе такой сотни не наберется за всю ее историю! А у кого
есть время ждать?
ворили, что еще девушкой она умела колдовать, выйдя замуж, стала
ведьмой, а после смерти должна была три года пробыть вурдалаком, но в
последнее верили не все, так как считалось, что чаще всего такое бывает
с турками, реже с греками, а с евреями никогда. Что же касается госпожи
Ефросиний, о ней шушукались, что втайне она Моисеевой веры.
Ефросиния не осталась к этому равнодушной; говорили, что она умрет от
тоски, потому что с того дня по ночам она держала на сердце, как камень,
собственный кулак, сжатый с двух сторон большими пальцами. Но вместо то-
го чтобы умереть, она однажды утром исчезла из Дубровника, потом ее ви-
дели в Конавле, на Данчах, как она в полдень сидит на могиле и расчесы-
вает волосы, позже рассказывали, что она отправилась на север, в Белг-
рад, на Дунай,- в поисках своего любовника. Услышав, что Коэн умер под
Кладовом, она никогда больше не вернулась домой. Остриглась, закопала
волосы, и неизвестно, что с ней потом стало. Считается, что ее смерть
воспета в одной народной песне с длинным и грустным содержанием, которая
была записана в Которе в 1721 году и сохранилась только в итальянском
переводе под названием "Латинка девушка и влашский воевода Дракула". Пе-
ревод песни в полном виде до нас не дошел, однако видно, что в судьбе
героини песни очень много общего с судьбой госпожи Ефросиний Лукаревич,
а основой для образа воеводы Дракулы стала историческая личность по име-
ни Влад Малеску, который действительно жил в Трансильвании на рубеже
XVII и XVIII веков. В сжатом виде сведения, содержащиеся в песне, выгля-
дят так:
появилась красивая, грустная женщина. искавшая своего любимого, который
здесь воевал. Услышав, что он погиб, она пошла к воеводе Дракуле, кото-
рый видит завтрашним глазом и известен как самый дорогой знахарь, исце-
ляющий от грусти. Череп его под волосами был почти черным, на лице мор-
щина молчания, а свой огромный член он по праздникам привязывал длинной
шелковой нитью к зяблику, который летел впереди и нес его. За поясом у
него всегда была половинка ракушки, с помощью которой он мог мастерски
содрать кожу с живого человека, а потом опять надеть ее на него, придер-
живая за чуб. Он готовил напитки для сладкой смерти, и его дворец всегда
осаждала толпа вампиров, которые гасили свечи, требуя от Дракулы, чтобы
он умертвил их. Потому что смерть была для них единственным возможным
соприкосновением с жизнью. Дверные щеколды в доме, где он обитал, прихо-
дили в движение сами собой, а во дворе перед его дворцом всегда стоял
маленький смерч, перемалывавший все, что попадало в его воздушный поток.
Он кружился здесь уже семь тысяч лет, и в его центре в течение всех этих
семи тысяч лет было видно так ясно, как в полдень, благодаря разливавше-
муся там лунному свету. Когда молодая женщина подошла ко дворцу воеводы
Дракулы, его слуги сидели в тени этого смерча и пили особым образом: по-
ка один тянул из бочонка вино, другой издавал протяжный звук, похожий на
песню, и покуда у него хватало дыхания, первый мог переливать в себя ви-
но. Потом они менялись ролями. В честь гостьи они исполнили таким мане-
ром сначала "вечерний голос", потом песню "на польский голос" и под ко-
нец одну, которая поется "головой к голове" и в которой говорится:
устье реки, впадающей в море, прорастает белый камыш. Живет он всего три
дня, это те самые три дня, на протяжении которых смешивается соленая и
пресная вода. Семя его быстрее всякого другого семени, и прорастает оно
скорее, чем движется черепаха, а размером этот камыш достигает муравья,
ползущего по нему. В сухом месте семя белого камыша может сохраняться и
двести лет, однако, попав во влажное, прорастает меньше чем за час, че-
рез три-четыре часа достигает метровой высоты, а потом начинает утол-
щаться, и в конце дня его уже невозможно обхватить одной рукой. К утру
он становится толщиной с человека и высотой с дом, рыбаки часто привязы-
вают к белому камышу свои сети, и он, пока растет, вытягивает их из во-
ды. Птицы знают про белый камыш и избегают есть его семена или побеги.
Однако лодочники и пастухи иногда видят, как на лету, прямо в воздухе,
птицу разрывает на куски. Это значит, что она, забывшись в птичьей грус-
ти или безумии, которые похожи на людскую ложь, наглоталась семян белого
тростника, которые теперь разорвали ее на части. Возле корня белого ка-
мыша всегда видны какие-то отпечатки, похожие на следы зубов, и пастухи
говорят, что белый камыш растет не из земли, а из уст подводного демона,
который через него посвистывает и разговаривает, подманивая к семенам
птиц и других любителей полакомиться. Поэтому из белого камыша не делают
дудочек - на чужой дудке играть не стоит. Другие рыбаки говорят, что
самцы птиц иногда оплодотворяют своих подруг семенем белого камыша, и
таким образом на земле обновляется яйцо смерти..."
Пехов Алексей
Маркелов Олег
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия