АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Какое лежите! До сумерек, впрочем, буду лежать, а там пойду со
двора. Непременно надо, Леночка.
- Ну, уж и надо! К кому вы пойдете? Уж не к вчерашнему гостю?
- Нет, не к нему.
- Вот и хорошо, что не к нему. Это он вас расстроил вчера. Так к его
дочери?
- А ты почему знаешь про его дочь?
- Я все вчера слышала, - отвечала она потупившись.
Лицо ее нахмурилось. Брови сдвинулись над глазами.
- Он дурной старик, - прибавила она потом.
- Разве ты знаешь его? Напротив, он очень добрый человек.
- Нет, нет; он злой; я слышала, - отвечала она с увлечением.
- Да что же ты слышала?
- Он свою дочь не хочет простить...
- Но он любит ее. Она перед ним виновата, а он об ней заботится,
мучается.
- А зачем не прощает? Теперь как простит, дочь и не шла бы к нему.
- Как так? Почему же?
- Потому что он не стоит, чтоб его дочь любила, - отвечала она с
жаром. - Пусть она уйдет от него навсегда и лучше пусть милостыню просит, а
он пусть видит, что дочь просит милостыню, да мучается.
Глаза ее сверкали, щечки загорелись. "Верно, она неспроста так
говорит", - подумал я про себя.
- Это вы меня к нему-то в дом хотели отдать? - прибавила она,
помолчав.
- Да, Елена.
- Нет, я лучше в служанки наймусь.
- Ах, как не хорошо это все, что ты говоришь, Леночка. И какой вздор:
ну к кому ты можешь наняться?
- Ко всякому мужику, - нетерпеливо отвечала она, все злее и более
потупляясь. Она была приметно вспыльчива.
- Да мужику и не надо такой работницы, - сказал я усмехаясь.
- Ну к господам.
- С твоим ли характером жить у господ?
- С моим. - Чем более раздражалась она, тем отрывистее отвечала.
- Да ты не выдержишь.
- Выдержу. Меня будут бранить, а я буду нарочно молчать. Меня будут
бить, а я буду все молчать, все молчать, пусть бьют, ни за что не заплачу.
Им же хуже будет от злости, что я не плачу.
- Что ты, Елена! Сколько в тебе озлобления; и гордая ты какая! Много,
знать, ты видала горя...
Я встал и подошел к моему большому столу. Елена осталась на диване,
задумчиво смотря в землю, и пальчиками щипала покромку. Она молчала.
"Рассердилась, что ли, она на мои слова?" - думал я.
Стоя у стола, я машинально развернул вчерашние книги, взятые мною для
компиляции, и мало-помалу завлекся чтением. Со мной это часто случается:
подойду, разверну книгу на минутку справиться и зачитаюсь так, что забуду
все.
- Что вы тут все пишете? - с робкой улыбкой спросила Елена, тихонько
подойдя к столу.
- А так, Леночка, всякую всячину. За это мне деньги дают.
- Просьбы?
- Нет, не просьбы. - И я объяснил ей сколько мог, что описываю разные
истории про разных людей: из этого выходят книги, которые называются
повестями и романами. Она слушала с большим любопытством.
- Что же, вы тут все правду описываете?
- Нет, выдумываю.
- Зачем же вы неправду пишете?
- А вот прочти, вот видишь, вот эту книжку; ты уж раз ее смотрела. Ты
ведь умеешь читать?
- Умею.
- Ну вот и увидишь. Эту книжку я написал.
- Вы? прочту...
Ей что-то очень хотелось мне сказать, но она, очевидно, затруднялась и
была в большом волнении. Под ее вопросами что-то крылось.
- А вам много за это платят? - спросила она, наконец.
- Да как случится. Иногда много, а иногда и ничего нет, потому что
работа не работается. Эта работа трудная, Леночка.
- Так вы не богатый?
- Нет, не богатый.
- Так я буду работать и вам помогать...
Она быстро взглянула на меня, вспыхнула, опустила глаза и, ступив ко
мне два шага, вдруг обхватила меня обеими руками, а лицом крепко-крепко
прижалась к моей груди. Я с изумлением смотрел на нее.
- Я вас люблю... я не гордая, - проговорила она. - Вы сказали вчера,
что я гордая. Нет, нет... я не такая... я вас люблю. Вы только один меня
любите...
Но уже слезы задушали ее. Минуту спустя они вырвались из ее груди с
такою силою, как вчера во время припадка. Она упала передо мной на колени,
целовала мои руки, ноги...
- Вы любите меня!.. - повторяла она, - вы только один, один!..
Она судорожно сжимала мои колени своими руками. Все чувство ее,
сдерживаемое столько времени, вдруг разом вырвалось наружу в неудержимом
порыве, и мне стало понятно это странное упорство сердца, целомудренно
таящего себя до времени и тем упорнее, тем суровее, чем сильнее потребность
излить себя, высказаться, и все это до того неизбежного порыва, когда все
существо вдруг до самозабвения отдается этой потребности любви,
благодарности, ласкам, слезам...
Она рыдала до того, что с ней сделалась истерика. Насилу я развел ее
руки, обхватившие меня. Я поднял ее и отнес на диван. Долго еще она рыдала,
укрыв лицо в подушки, как будто стыдясь смотреть на меня, но крепко стиснув
мою руку в своей маленькой ручке и не отнимая ее от своего сердца.
Мало-помалу она утихла, но все еще не подымала ко мне своего лица.
Раза два, мельком, ее глаза скользнули по моему лицу, и в них было столько
мягкости и какого-то пугливого и снова прятавшегося чувства. Наконец она
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 [ 43 ] 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
|
|