оставил свой затейливый золотой портсигар. Драйер повертел его
в руках, удивляясь человеческому безвкусию. Затем он улыбнулся.
Надо было чем-нибудь вознаградить себя за пережитую скуку. Вот
заволнуется американец, засуетится и потом просияет. Любопытно
на это посмотреть. Американец вернулся, Драйер встал и оба
вышли на улицу. Драйер думал, что вот, он сейчас захочет
курить,-- и начнется потеха. Но американец опять заговорил о
фигурах. Драйер перебил его и стал рассказывать о старинном
автомате-шахматисте, который он видел в одном провинциальном
музее. Шахматист был одет турком. На углу они распрощались.
Условились, где встретиться завтра. Американец добавил, что
послезавтра вечером уезжает в Париж,--так что дело нужно
решить, не откладывая... Драйер, продолжая думать о шахматисте
и рассуждая про себя, можно ли, например, построить
механического ангела, который бы летал,-- тихо пошел по
вечереющей улице. В глубине улицы жарко горел закат. Подходя к
дому, он увидел, что одно окно -- окно спальни -- пылает
золотым закатным блеском. Золото... Он спохватился, что чужой
портсигар остался у него в кармане. Не беда,-- завтра можно
будет отдать. Еще забавнее выйдет.
потягивая эа неизъяснимо нежное ухо Тома, который лежал у его
ног. В доме было как-то легко и пусто без Марты. И было очень
тихо,-- и Драйеру было даже непонятно, почему так тихо, пока он
не заметил, что все часы в доме стоят.
поверх одеяла, наглухо прикрыта простыней. Белая, безликая
постель. Пустовали полочки туалета, и не было кружевного круга
на стеклянной подставке. Отсутствовал долголягий негр, обычно
сидевший на ночном столике. Драйер потушил свет, и, окруженный
странной тишиной, незаметно уснул.
побрившись, не позавтракав, он быстро ехал в наемном
лимузине,-- сперва по улицам знакомым, потом по улицам
безымянным, потом по гладкому шоссе, мимо соснорых рощ, полей,
неизвестных деревень. У окна, в металлической вазочке,
приделанной к стенке, тряслись в лихорадке пыльные
искусственные цветы. Через час хлынул мимо небольшой, город,
потом приблизилась багровая фабрика, закружилась и отошла.
Мелькнул велосипедист, как отпущенный конец резины. И
опять--поля, бурно катящиеся нивы, деревья, взбегающие на
холмы, чтобы лучше видеть. Еще через час, опять в городке,
пришлось не то набирать бензину, не то чинить что-то. Потом --
чудовищно долгая остановка перед закрытым шлагбаумом.
Оглушительно пели птицы, и пахло сеном. Пронесся поезд. И опять
-- все быстрее, по белому шоссе... трудно сидеть... кидает...
трещат рамы... хлещет мимо зелень. Он вспотел, стал искать
платок и вынул, неизвестно как, попавший к нему в карман,
золотой портсигар в виде раковины,-- с двумя папиросами. Он
машинально их выкурил. Второй окурок упал на десять километров
дальше первого. Теперь катились мимо фиолетовые волны вереска.
Не успев сделать и одного полного поворота, мелькнула ветряная
мельница.
Протрещало эхо по частым стволам леса; и опять -- поля...
Шварца из Лейпцига, встретил его, стал что-то объяснять.
спросил Драйер. Студент закивал, шагая через две ступеньки. В
коридоре Драйер увидел того, второго,--танцмейстера,-- который
ходил взад и вперед, как часовой. Драйер быстро вошел в
спальню. Дверь тихо закрылась. Студент и танцмейстер замерли в
коридоре. -- Профессор еще там? -- шепотом спросил студент. --
Да,-- сказал танцмейстер,-- он еще там. Повезло все-таки...
том, как повезло, что в списке курортных гостей она отыскали
знаменитейшего доктора. Белая дверь открылась; вышел Драйер, и
с ним -- загорелый лысый старик в полосатом купальном халате.
Из кармана халата торчал стетоскоп.
галопом.
странное сердце. -- -- Да,-- сказал Драйер.
Очень нервная больная. Я после обеда зайду опять.
торжественно спустился по лестнице, прошел через холл, вышел на
солнечную ветреную набережную. На скамейке, перед гостиницей,
сидел совершенно неподвижно, в синих очках, Франц.
Когда он прошел, Франц встал и медленно направился в
противоположную сторону, направо, вдоль кафе. Потом он
остановился, опустив голову. Сделал еще несколько шагов,
медленно замер опять; потом, с усилием, повернулся и пошел к
гостинице. Он поднялся по лестнице, скрипя ладонью по перилам.
В коридоре было пусто. Он остановился у белой двери с
цифрой 21. Через некоторое время дверь открылась. Вышла большая
и беззвучная сестра милосердия, неся что-то, завернутое в
полотенце. На ходу она потрепала по голове девочку в синем
халатике, с лопатой в руке, и скрылась за углом коридора. Так
же беззвучно и деловито сестра вернулась. Дверь открылась
(послышалось чье-то странное бормотание) и медленно
затворилась. Франц прислонился к стене, оттолкнулся и,
крадучись, пошел прочь. Но он не успел скрыться. Дверь
открылась опять, и на цыпочках вышел Драйер.
Франца.--Пойдем. Я со вчерашнего вечера ничего не ел.
все глаза. Драйер молча и быстро принялся за суп. Желтая щетина
на невыбритых щеках странно его старила. Франц тоже ел суп. Так
же молча было съедено и жаркое.
и полез за зубочисткой. Он вынул большую золотую раковину.
Посмотрел на нее, морщась, и брезгливо бросил на стол.
опять усмехнулся.
этой вещи завтра уезжает. Мы с ним сидели в кафе, я вот
случайно присвоил.
Верно, он бегает по всему городу. Что теперь делать? Экая
золотая гадость...
ужас, который его сейчас гнетет, и что если как-нибудь от нее
отвязаться, то и ужас пройдет, боль в боку у Марты пройдет,
боль пройдет,-- все будет, как прежде... Франц наконец выдавил
то, что он хотел сказать: -- Я ему отвезу. Дай мне; я ему
отвезу. -- Благородно с твоей стороны, Франц. Неужели ты это
сделаешь?
сводя глаз с золотой раковины, сказал Франц.-- Я отвезу... я
отвезу.
щекотку в углах глаз.
лестницы, написал несколько слов, отдал Францу. -- Очень
благородно, мой друг.
коридоре, перед белой дверью. Франц вздрогнул, увидев дверь, и
выхватил из руки Драйера раковину. Драйер кивнул, вздохнул и
тихо открыл дверь. Францу опять показалось, что он услышал
бормотание Марты, быстрый рокот бреда. Но дверь закрылась; он
повернулся и, через плечо оглядываясь, поспешно ушел. Бред
остался в полутемной комнате.
и спадали -- быстро, в лад с ее дыханием,-- Марта плыла в белой
лодке, и на веслах сидели Драйер и Франц. Франц, через голову
Драйера, бодро ей улыбался, и в очках у него был чудный
отблеск. Был Франц в длинной ночной сорочке, открытой у
ворота,-- и лодка опускалась и крякала, как будто на пружинах.
И Марта сказала: "Пора, можно начать". Драйер встал, Франц
встал тоже, и оба зашатались, смеясь и крепко обнявшись.
Волновалась на ветру долгая рубашка Франца, и вот он уже стоял
один, смеясь и шатаясь,-- а из воды торчала растопыренная рука
с обручальным кольцом на пальце.
поднял весло.-- рука исчезла. Они были одни в белой лодке. И