забывший, за чем пришел. Однако на этот раз Стомадор не угостил его, сказав,
что "болит голова". Как стемнело, явилась Рыжая Катрин, закурила и села.
бабы вам, видно, никак не обойтись.
видел тебя здесь. Мы теперь всего боимся.
двенадцати дня, когда сменяются. Я это дело наладила. Мутаса подпоил
Бархатный Ус и передал его мне. Он у меня. Вы видите, я подвыпивши. Мы нашли
одного человека, который будто бы хлопочет поступить в надзиратели. Мутас
расхвастался, а тот его поит, даже денег ему дал. И будет поить целые сутки.
Утром я Мутасу дам порошок, чтобы проспал лишнее. Все в порядке, дядя
Стомадор, а потому угостите меня.
Выпей и уходи. Ну, как твой Кравар?
сказать, что он скуп. Я удивилась. Теперь хочет жениться. Только он страшно
ревнив.
Галерана, стоявшего в колодце, уронив голову на руки, прижатые к отвесной
стене. Он глубоко вздыхал. Ботредж валялся у его ног с мокрой тряпкой на
голове. Тихо раздавались удары Тергенса, крошившего известняк.
Иначе вы умрете.
начнем убирать.
руки.
труженикам выходить на двор.
значительно облегчило работу, превратившуюся в страдание. Ночь, вся
потраченная на уборку лома из подкопа, так вымотала работающих, что их мысли
временами мешались. Чем длиннее становился проход, тем мучительнее было
сновать взад и вперед, сгибаясь и волоча мешки с кусками известняка.
Ободранные колени, руки, черные от грязи и засыхающей крови, распухшие шеи и
боль в крестце заставляли иногда то одного, то другого падать в
полусознательном состоянии. Оставалось им пробить два с небольшим метра, но,
выкопав целый коридор для карликов, они чувствовали эти два метра, как
пытку. В противовес оглушенному сознанию и сплошь больному телу, их дух не
уступал никаким препятствиям, напоминая таран. Иногда, оглядываясь при свете
фонаря вперед и назад, Галеран испытывал восхищение: эти четырнадцать метров
тоннеля, совершенно прямого, вызывали в нем гордость оправдывавшей себя
настойчивости. Тергенс заметно сдавал. Он почти не говорил; глаза его
обессиленно закрывались, и он, словно умирая, на мгновение делался
неподвижен; Ботредж поддерживал силы яростной бранью против, тюрьмы, суда и
известняка, а также вином. Вино и табак были теперь единственной пищей всех
четверых.
забылись тяжелым сном, сидя у выходного отверстия, и, как стемнело,
проснулись, тотчас приложившись к бутылкам. Их разбудил Стомадор, который
вынужден был весь день торговать, засыпая на ходу и отвечая покупателям не
всегда вразумительно. Катрин посетила его, купив для вида жестянку кофе.
Ночью в пять часов приговоренных увезут в крепостную тюрьму, где есть такие
же трое по другим делам, там будут казнить.
отозвался в ногах лавочника дрожью отчаяния. Он пошел и разбудил Галерана,
сказав о приговоре. Хотя надо было ожидать только такого приговора, известие
это превзошло все искусственные способы подкрепления нервной системы. В
молчании началась работа.
неподалеку от лавки. Стомадор поднял ее.
представляющие ни бред, ни жизнь, полуобморочные усилия и страх умереть,
если не хватит пульса. Единственно спирт спасал всех. К половине
двенадцатого было вырвано у земли все определенное расчетами расстояние - и
снизу вверх образовалась шахта, закупоренная над головой слоем в полтора
фута. Груббе, получивший через Катрин известие, приехал окольной дорогой и
стал на некотором отдалении на пустыре за сараем Стомадора. Наспех
переодевшись в темные, простые костюмы, заменив туфли башмаками, взяв
деньги, револьверы, заперев лавку и очистив проход от инструментов, так что
отчетливость во всем была до конца, заговорщики приступили к освобождению
Давенанта.
подошли к последнему препятствию, висевшему над головой потолком из земли и
корней. Стомадор держал лесенку наготове. Неимоверные усилия последних часов
ошеломили всех. Дышать было почти нечем. Тергенс, рухнув у фонаря, сидел,
опираясь стеной о стенку, и, протянув ноги, хрипло дышал, свесив голову.
Ботредж тронул его за плечо, но тот только махнул рукой, сказав: "Водки!"
Вынув из кармана бутылку, контрабандист сунул ее в колени приятеля и
присоединился к Галерану.
высокого из них, нанести своду последние удары. Ботредж не мог действовать
киркой вверх, он взял лом и ровно в пятнадцать минут первого, по часам
Галерана, вонзил лом. Обрушился град земляных комьев. Шепнув: "Берегитесь",
хотя стоявшим нагнувшись в горизонтальном проходе Галерану и лавочнику не
угрожало ничто, Ботредж пошатал лом, еще глубже просунул его наверх и,
действуя как рычагом, едва успел сам закрыться рукой: земля провалилась и
засыпала его до колен. В дыру хлынул сквозняк; лунное небо, разделенное
веткой куста, открылось высоко над запорошенным лицом контрабандиста.
Торопливо подставив лесенку, Ботредж руками обвалил неровность краев,
расширил отверстие и хлопнул себя по бокам.
расстоянии двух шагов от стены. Торжество людей, хрипло дышавших воздухом
тюремного двора, было высшей наградой за изнурение последнего ужасного дня.
Даже обессилевший Тергенс тихо отозвался издали: "Пью. Слышу... Превосходное
дело!" Все трое толкались и теснились у отверстия, как рыбы у проруби,
ожидая, что вот-вот затемнит свет луны тень Давенанта, выпущенного
Факрегедом из камеры.
Галеран увидел Факрегеда, опустившегося над ямой на четвереньки. Их взгляды
сцепились. Растерянное лицо Факрегеда поразило Галерана.
только лепечет разумное. Сил у него нет. Я его хотел посадить, он обессилел
и свалился. Весь день курил и ходил. К вечеру - как огонь, но доктора решили
не звать, на что надеемся - сами не знаем. Бросив вам палку, я видел, что он
плох, но думал - дойдет, а там его унесут. За последние два часа как громом
поразило его.
окажется внутри тюрьмы, как назначалось по расписанию, а в лазарет
отправится кто-нибудь другой. Факрегеда выручила его репутация неумолимого и
зоркого стража, которую он поддерживал сознательно. Обстоятельства
предстоящей трагедии склонили помощника начальника тюрьмы на сторону
Факрегеда. Друг контрабандистов подкупил второго надзирателя по лазарету,
Лекана, прямо и грубо раскрыв перед ним руки, полные золота. Прием оказался
верен: никогда не видавший столько денег и узнав, что бегство обеспечено,
Лекан поддался очарованию и согласился участвовать в освобождении
приговоренного.
немедленно взобрался вверх и, задыхаясь от скорби, очутился в саду лазарета.
Он оглянулся. За ним стоял Ботредж; Факрегед поддерживал вылезающего
Стомадора.
на ворота. Оттуда доносился негромкий разговор надзирателей.
Галеран увидел бледного, трясущегося Лекана, который, беспомощно взглянув на
Факрегеда, получил в ответ: