на палубу матрос. Он постоял у наветренного борта (шлюпку мы спускали с
подветренного), потом медленно побрел на середину палубы и еще немного
постоял, повернувшись лицом к ветру и спиной к нам. Я притаился на дне
шлюпки; сердце у меня бешено колотилось. Мод лежала совершенно неподвиж-
но, вытянувшись в тени фальшборта. Но матрос так и не взглянул в нашу
сторону. Закинув руки за голову, он потянулся, громко зевнул и снова
ушел на бак, где и исчез, нырнув в люк.
Помогая Мод перелезть через планшир, я на мгновение ощутил ее совсем
близко возле себя, и слова: "Я люблю вас! Люблю!" - чуть не слетели с
моих губ. "Да, Хэмфри Ван-Вейден, вот ты и влюблен наконец!" - подумал
я. Ее пальцы переплелись с моими, и я, одной рукой держась за планшир,
другой поддерживал ее и благополучно спустил в шлюпку. При этом я не-
вольно испытывал чувство гордости - я почувствовал в себе силу, какой
совсем не обладал еще несколько месяцев назад, в тот день, когда прос-
тившись с Чарли Фэрасетом, отправился в Сан-Франциско на злополучном
"Мартинесе".
пустил ее руку. Затем я отдал тали и сам спрыгнул в шлюпку. Мне еще ни-
когда в жизни не приходилось грести, но я вставил весла в уключины и це-
ною больших усилий отвел шлюпку от "Призрака". Затем я стал поднимать
парус. Мне не раз приходилось видеть, как ставят парус матросы и охотни-
ки, но сам я брался за это дело впервые. Если им достаточно было двух
минут, то у меня ушло на это по крайней мере минут двадцать, но в конце
концов я сумел поставить и натянуть парус, после чего, взявшись за руле-
вое весло, привел шлюпку к ветру.
последний раз на "Призрак". Невысокий корпус шхуны покачивало на волнах
с наветренной стороны от нас, паруса смутно выступали из темноты, а под-
вязанное колесо штурвала скрипело, когда в руль ударяла волна. Потом
очертания шхуны и эти звуки постепенно растаяли вдали, и мы остались од-
ни среди волн и мрака.
бейдевинд. Компас показывал, что мы держим курс прямо на Японию. Теплые
рукавицы все же не спасали от холода, и пальцы у меня стыли на кормовом
весле. Ноги тоже ломило от холода, и я с нетерпением ждал, когда встанет
солнце.
как она была укутана в толстые одеяла. Краем одеяла я прикрыл ей лицо от
ночного холода, и мне были видны лишь смутные очертания ее фигуры да
прядь светло-каштановых волос, сверкавшая капельками осевшей на них ро-
сы.
смотрят на драгоценнейшее из сокровищ. Под моим пристальным взглядом Мод
зашевелилась, отбросила край одеяла и улыбнулась мне, приподняв тяжелые
от сна веки.
но?
миль в час.
ее.
лях отсюда на юго-запад - Япония. При этом ветре мы доберемся туда за
пять дней.
правды, глядя вам прямо в глаза, и наши взгляды встретились.
на. Их много сейчас в этой части океана.
трясет! Не спорьте, я же вижу. А я-то греюсь под одеялами!
рассмеялся я.
чусь!
тила волосы, и они пушистым облаком закрыли ей лицо и плечи. Как хоте-
лось мне зарыться в них лицом, целовать эти милые влажные каштановые
пряди, играть ими, пропускать их между пальцами! Очарованный, я не сво-
дил с нее глаз. Но вот шлюпка повернулась боком к ветру, парус захлопал
и напомнил мне о моих обязанностях. Идеалист и романтик, я до этой поры,
несмотря на свой аналитический склад ума, имел лишь смутные представле-
ния о физической стороне любви. Любовь между мужчиной и женщиной я восп-
ринимал как чисто духовную связь, как некие возвышенные узы, соединяющие
две родственные души. Плотским же отношениям в моем представлении о люб-
ви отводилась лишь самая незначительная роль. Однако теперь полученный
мною сладостный урок открыл мне, что душа выражает себя через свою те-
лесную оболочку и что вид, запах, прикосновение волос любимой - совер-
шенно так же, как свет ее глаз или слова, слетающие с ее губ, - являются
голосом, дыханием, сутью ее души. Ведь дух в чистом виде - нечто неощу-
тимое, непостижимое и лишь угадываемое и не может выражать себя через
себя самого. Антропоморфизм Иеговы выразился в том, что он мог являться
иудеям только в доступном для их восприятия виде. И в представлении из-
раильтян он вставал как образ и подобие их самих, как облако, как огнен-
ный столп, как нечто осязаемое, физически реальное, доступное их созна-
нию.
вал смысл любви глубже, чем могли меня этому научить песни и сонеты всех
певцов и поэтов. Вдруг Мод, тряхнув головой, откинула волосы назад, и я
увидел ее улыбающееся лицо.
ми? - сказал я. - Так красивее.
одну из моих драгоценных шпилек!
дым движением Мод, пока она разыскивала затерявшуюся в одеялах шпильку.
Она делала это чисто по-женски, и я испытывал изумление и восторг: мне
вдруг открылось, что она истая женщина, женщина до мозга костей.
недосягаемую высоту над всеми смертными и над самим собой. Я создал из
нее богоподобное, неземное существо. И теперь я радовался каждой мелочи,
в которой она проявляла себя как обыкновенная женщина, радовался тому,
как она откидывает назад волосы или ищет шпильку. Да, она была просто
женщиной, так же как я - мужчиной, она была таким же земным существом,
как я, и я мог обрести с нею эту восхитительную близость двух родствен-
ных друг другу существ - близость мужчины и женщины, - навсегда сохранив
(в этом я был убежден наперед) чувство преклонения и восторга перед нею.
нец, шпильку, и я сосредоточил свое внимание на управлении шлюпкой. Я
сделал опыт - подвязал и закрепил рулевое весло - и добился того, что
шлюпка без моей помощи шла бейдевинд. По временам она приводилась к вет-
ру или, наоборот, уваливалась, но, в общем, недурно держалась на курсе.
одеться потеплее.
которой шьют одеяла; ткань была очень плотная, и я знал, что она не ско-
ро промокнет под дождем. Когда Мод натянула фуфайку, я дал ей вместо ее
фуражки зюйдвестку, которая, если отогнуть низ поля, закрывала не только
волосы и уши, но даже шею. Мод в этом уборе выглядела очаровательно. У
нее было одно из тех лиц, которые ни при каких обстоятельствах не теряют
привлекательности. Ничто не могло испортить прелесть этого лица - его
изысканный овал, правильные, почти классические черты, тонко очерченные
брови и большие карие глаза, проницательные и ясные, удивительно ясные.
ресекала гребень волны. Сильно накренившись, она зарылась по самый план-
шир во встречную волну и черпнула бортом воду. Я вскрывал в это время
банку консервов и, бросившись к шкоту, едва успел отдать его. Парус зах-
лопал, затрепетал, и шлюпка у валилась под ветер. Провозившись еще нес-
колько минут с парусом, я снова положил шлюпку на курс и возобновил при-
готовления к завтраку.
ловой в сторону моего рулевого приспособления. - Впрочем, я ведь ничего
не смыслю в мореходстве.
объяснил я. - При более благоприятном ветре - с кормы, галфвинд или
бакштаг - мне придется править самому.
мне не очень-то нравится. Не можете же вы круглые сутки бессменно сидеть