зла, которые развязала борьба против сегрегации в таких ее формах, как
посылка детей в школы для белых, требования негритянской молодежи, чтобы ей
предоставили сомнительную привилегию ходить в рестораны, ездить в автобусах,
пользоваться уборными наравне с белыми. Но меня больше всего интересуют
школьные дела, так как я считаю, что язва, съедающая наше общество, исчезнет
лишь тогда, когда у нас будут миллионы Куперов.
мне теорию: "Права равные, но пользоваться ими врозь".
школы, и они не только на одном уровне со школами для белых, они гораздо
лучше! Казалось бы, на этом можно успокоиться. А уборные на автобусных
станциях одинаковые что для них, что для нас. Ну что ты на это скажешь?
и уборными, и тогда эта проблема сама собой разрешится. Как только им станет
ясно, что ваши школы хуже, они поймут свои заблуждения.
сходили фото и статьи, посвященные зачислению в одну новоорлеанскую школу
двух маленьких негритянских девочек. За спиной у этих крохотных чернушек
стояли величие Закона и власть Закона, который можно утвердить силой. Чаша
весов и меч были на стороне детей, а путь им преграждали триста лет страха,
злобы и боязни перемен в нашем меняющемся мире. Каждый день я видел в
газетах снимки, на экранах телевизоров кинорепортаж, и все об одном и том
же. Этот сюжет прельщал газетчиков тем, что у здания школы по утрам
собиралась компания дородных пожилых женщин (как это ни странно, именуемых в
прессе "матерями"), которые встречали маленьких школьниц отборной руганью.
Мало-помалу среди них выделилось несколько дамочек, настолько понаторевших в
такого рода занятии, что их прозвали "заводилами", и на представления
"заводил" ежедневно собиралась толпа, не жалевшая им аплодисментов.
сам посмотреть, что там происходит. Так нас обычно тянет поглазеть на
какой-нибудь аттракцион, вроде теленка о пяти ногах или двухголового
зародыша - словом, на всякое отклонение от нормы, и мы охотно платим деньги
за это, может быть желая убедиться, что у нас-то самих ровно столько голов и
ног, сколько человеку положено. От новоорлеанского спектакля я ждал
развлечения, как от всякой курьезной аномалии, и вместе с тем ужасался, что
такое может быть.
отъезда из дому, вдруг подула сильным северным ветром. Пошел дождь со
снегом, крупа, шоссе подмерзло, потемнело. Я забрал Чарли от хорошего
ветеринара. Пес выглядел вдвое моложе своих лет, чувствовал себя прекрасно и
в доказательство этого носился кругами, прыгал, катался по земле, хохотал и
тявкал, полный радости бытия. Хорошо было, что он снова со мной, сидит такой
пряменький рядом в кабине, смотрит сквозь стекло на развертывающуюся перед
нами дорогу или свернется клубочком и спит, положив голову мне на колени,
так что можно мять пальцами его смешные уши. Этот пес ухитряется спать
невзирая на ласку, если соблюдаешь в ней благоразумие.
обледенелом шоссе давать большую скорость было нельзя, но мы ехали, не щадя
себя, почти не глядя на Техас, мелькавший по сторонам. А тянулся он
мучительно долго - Суитуотер, Баллинджер и Остин. Хьюстон мы объехали
стороной. Останавливались за горючим, за чашкой кофе с куском пирога. На
заправочных станциях Чарли получал еду, прогуливался. Ночь не задерживала
нас, но когда глаза мне начинало жечь и ломить от напряжения, а плечи
превращались в бугры боли, я сворачивал с шоссе на обгонный путь и
забирался, как крот, в свою постель, но все равно и с закрытыми глазами
видел перед собой извивающуюся дорогу. Поспать мне удавалось каких-нибудь
два часа, а потом снова в студеную ночь и снова гнать все дальше и дальше.
Вода в придорожных канавах была замерзшая, а встречные пешеходы накручивали
на головы шарфы и высоко поднимали воротники свитеров, чтобы не отморозить
уши.
мечтал о льде и кондиционированном воздухе. На этот раз Бомонт, несмотря на
сверкание неоновых реклам, был весь какой-то Скрюченный от холода. Я проехал
его вечером, вернее, далеко за полночь. Человек, который посиневшими
пальцами наливал мне бензину в бак, посмотрел на Чарли и сказал:
радостно захохотал.
меньшей мере раз двадцать. "Я думал, у вас там черномордый сидит".
повторения. И хоть бы раз "негр" или даже "негритос" - нет! только так:
"черномордый". Этому слову, как заклинанию, придавался чрезвычайный смысл,
за него цеплялись, будто оно могло сохранить какое-то сооружение от обвала.
огни моих фар по-прежнему поблескивали на льду и высвечивали иней, а люди -
те, что всегда тянутся по ночам вдоль дорог, - были до глаз закутаны во все
теплое. Я с ходу взял Лафайетт и Моргансити и на рассвете въехал в Хуму - по
воспоминаниям одно из самых приятных для меня мест на всем земном шаре. Там
живет мой старый друг доктор Сент-Мартин милейший, ученейший человек,
француз родом из Новой Шотландии, который принимает младенцев и лечит
расстройство желудка у всех своих земляков на несколько миль в окружности.
По-моему, он знает этих выходцев из Канады так, как никто другой. Но сейчас
я вспомнил с грустью иные таланты доктора Сент-Мартина. Он умеет делать
самый лучший в мире и самый тонкий по вкусу коктейль мартини, и процесс
приготовления этого напитка граничит с волшебством. Я знаю из докторского
рецепта только то, что лед должен быть из дистиллированной воды, и для
верности доктор дистиллирует ее собственноручно. Я едал дикую утку у него за
столом - сначала два мартини Сент-Мартина, потом крылышко дикой утки, а к
ней бургундское, которое так бережно льют из бутылки, точно принимают
младенца на свет божий, и все это в полутьме дома, где ставни закрыли на
рассвете, чтобы комнаты подольше хранили ночную прохладу. Я помню, как за
этим столом, где серебро отсвечивает мягко, тускло, будто олово, поднимался
бокал со священной кровью виноградной лозы и ножку его ласкали сильные
пальцы доктора - пальцы художника, и у Меня До сих пор стоит в ушах Милый
тост и радушное приветствие на певучем языке Новой Шотландии, который раньше
был французским, а теперь стал самим собой. Эта картина заслонила мне
запотевшее ветровое стекло, и если бы на улицах Хумы было сильное движение,
такой водитель за рулем представлял бы собой опасность. Но над городом
занимался палевый морозный рассвет, и я знал, что стоит мне заехать к
доктору, только чтобы засвидетельствовать свое почтение, волю мою и
твердость принятых мною решений унесут прочь те соблазны, которые выставит
на стол доктор Сент-Мартин, и мы с ним будем толковать о вечных материях и
этот день и весь следующий, с утра и до вечера. Поэтому я ограничился
поклоном в том направлении, где живет мой друг, и рванул дальше, к Новому
Орлеану, так как мне хотелось поспеть к спектаклю при участии "заводил".
машиной, особенно с такой, как мой Росинант с его нью-йоркским номерным
знаком. Только накануне там поколотили одного репортера, а фотокамеру его
разбили вдребезги, ибо даже самые политически активные наши граждане не
стремятся предавать огласке и сохранять для потомства исторические моменты
своей жизни.
механик гаража.
это собака! Вижу, мурло темное, ну, думаю, это черномордый.
Нью-Йорка!
голосе.
вызовете?
заводил.
смутьянить тут не станете.
стоят. Как начнут, так, доложу я вам, больше нигде такого не услышишь.
всему Росинанту, стаканом виски и долларом.
сказал я. - Чарли очень серьезно относится к своим обязанностям. Не остаться
бы вам без руки.
точно мелкий горошек, сказал мне:
машину изуродовали.
Корнев Павел
Махров Алексей
Маркеев Олег
Мурич Виктор
Корнев Павел
Контровский Владимир