гораздо целесообразнее было бы прямо назвать, перечислить и описать грядущие
события, а не облекать их в образы, за которыми иной раз совсем невозможно
увидеть подлинные события. Едва ли Иоанн Богослов имел в виду необходимость
такого "переносного" толкования. 3) Допустим, что апокалиптические образы
имеют какой-нибудь точно установленный определенный смысл. Например, пусть
Блудница на водах многихcxiv есть Англия, или пусть Вавилон есть Европа и
т.д. Это значило бы, что все события уже предопределены, что они предсказаны
так, как предсказывают солнечные и лунные затмения. Можно ли такие
предсказания считать христианскими и даже вообще религиозными? Голый
механицизм не есть религия. Такая механистическая предсказанность
противоречила бы свободе человека, который волен спасаться и погибать, т.е.
волен ускорять и замедлять темп всемирной истории. 4) Наконец, на основании
чего происходит это "толкование"? На основании знания истории человечества.
Допустим невозможное, - что человек так хорошо знает и фактически и идейно
всемирную историю, что может сразу формулировать смысл каждой мельчайшей
эпохи. Но и тогда толкование не имеет никакой почвы. Во-первых, если он так
хорошо знает всемирную историю и ее смысл, то для чего ему "толкование
Апокалипсиса" и самый Апокалипсис? А, во-вторых, поскольку он еще не знает,
как будет идти история дальше, - на каком основании он будет подставлять под
апокалиптические образы события из прошлого, если события из будущего,
возможно, окажутся гораздо более подходящими? - Из всего этого (число
аргументов может быть значительно увеличено) я делаю одно заключение:
христианин не имеет права "толковать Апокалипсис", не имеет права делать тут
какие-нибудь общеобязательные выводы (подобно тому, как его почти не
толковали и св. отцы).
Христианин должен признавать, что звезды будут падать на землю, вода будет
обращаться в кровь, саранча будет величиною с коня, и т.д. и т.д. Но простая
буквальность опять-таки не есть ни христианская, ни религиозная, ни
мистическая точка зрения. Буквальная картина - плоскостна, не имеет
мифического рельефа, не овеяна пророческим трепетом, не уходит своими
корнями в непознаваемую бездну и мглу судеб Божиих. Апокалиптические образы
должны быть буквальны в символическом смысле, понимая под символом то
понятие, которое мы раскрыли выше в гл. V. Но это значит, что
апокалиптические образы должны потерять тот характер голого знания, который
мы только что критиковали в отношении толкования Апокалипсиса. Они должны
стать также и мистерией веры. Это значит, что, понимая их подлинный смысл,
мы не знаем, как они будут осуществляться, но мы верим, что то, что
осуществится, будет иметь буквально именно этот смысл, а не иной. Другими
словами, судить о том, как должно исполниться пророчество, можно только по
наступлении того события, которое предречено. Полностью о пророчестве можно
судить, таким образом, только после его исполнения. Скажут: зачем же тогда
существует пророчество? Пророчество существует для того, чтобы установить
смысл грядущих времен, а не их факты. Поэтому все толкования должны
ограничиться установлением только точного смысла событий, а не их
фактического протекания. Это-то и есть пророчество, а не астрономическое
вычисление затмения. И это-то и требует синтеза знания и веры. Все остальное
- абстрактно-метафизическая, формально-логическая мифология, а не
диалектическая, т.е. не абсолютная мифология. Разве мало открыто в
апокалиптических пророчествах такого, что понятно без всякого толкования и
для христианина является настоящим пророчеством (всеобщее отступление, казни
и гнев Божий, Антихрист, его победы и поражение, воскресение мертвых.
Страшный Суд и т.д.)? Разве это не пророчество и разве этого мало?
Оказалось, вопреки субъективистам, что субъект есть тоже объект, а объект,
вопреки объективистам, есть тоже субъект. Если мы не заткнем диалектику в
самом же начале, а дадим ей развиться до конца, то она найдет нам и тот
синтез, который совместит в едином н нераздельном бытии и стихию субъекта и
стихию объекта. Это будет, конечно, личность, о которой всякий
здравомыслящий скажет, что она есть обязательно и субъект и объект.
"Личность" есть диалектический синтез "субъекта" и "объекта" в одном
неразложимом целом. Интересно: совершенно невозможно личность свести ни на
то, ни на другое. Когда старые психологи-субъективисты хотели говорить о
личности (да они почти и не говорили о ней, разве только где-нибудь на
задворках, в последней главе мелким шрифтом), они повторяли все те же схемы,
применяемые ими и в области отдельных способностей (главным образом,
конечно, тоже в силу особого мифа, - в области мышления). Когда же
современные рефлексологи начинают говорить о личности, после того как все
сведено на физиологические процессы, - это производит только забавное
впечатление. Вопреки этим ублюдочным мифологиям, абсолютная мифология
признает полную невозможность уничтожения субъекта в пользу объекта и
объекта в пользу субъекта, но в то же время утверждает необходимость новой
категории, не сводимой на них, но тем не менее синтезирующей их. Абсолютная
мифология есть персонализмcxv.
идеального и реального. Синтезом этой антиномии является субстанция, которая
всегда мыслится именно как нечто реальное, но обязательно определенным
образом оформленное и осмысленное реальное. Абсолютная мифология есть
субстанциализмcxvi.
творить, надо, очевидно, как-то затратить сознание вообще или какие-нибудь
его стороны, но оставаться в области сознания для творчества недостаточно и
надо, чтобы это сознание как-то переходило в бытие и отражалось в нем.
Абсолютная мифология есть креационизмcxvii, или теория творчества.
Творчество - никак не удается понять большинству представителей "науки". И
неудивительно. Чтобы понять творчество, надо понять сознание. А сколько
существует праздных и вздорных теорий сознания, зачастую прямо уничтожающих
его в самом корне! Вот простая диалектическая формула выведения "сознания".
1) Каждое A диалектически получается путем отграничения от всего иного и
противопоставления ему. 2) Допустим, что мы перебрали все, что было, есть и
будет; и имеем не одно A, но все A и не - A, какие только могут быть. 3)
Чтобы диалектически вывести это все, надо его чему-то противопоставить и
чем-то ограничить, надо его чем-нибудь отрицать. 4) Но ничего иного уже нет,
ибо мы условились взять именно все. Стало быть, все может быть
противопоставлено только самому же себе, ограничено только самим же собою.
5) Но кто будет совершать это противополагание? Так как никого и ничего нет,
кроме этого всего, то противополагать будет само же это все, т.е. все будет
само противополагать себя себе же. 6) Это и значит, что оно будет иметь
сознание. Таков простейший диалектический вывод категории сознания. Если бы
мы глубже понимали эту категорию во всей необходимости, самостоятельности и
несводимости на все прочее, то мы поняли бы такую же необходимость,
самостоятельность и несводимость категории творчества.
члены отношения, синтезируются в понятие символа, где дано такое явление,
которое тут же указывает и на определенную сущность, т.е. как-то содержит ее
в себе. Абсолютная мифология есть символизм.
ни без тела, т.е. того, что нужно двигать, объекта движения, ни без
самодвижущего и самодвижущегося начала. Абсолютная мифология есть теория
жизниcxviii.
социализма. Нужно найти, в качестве синтеза, такую сферу, где бы права
индивидуума и права общества не были и не могли быть взаимно нарушаемы.
Необходимо, чтобы индивидуум, чем больше он углубляет свою индивидуальность
и чем больше в этом случае превосходит прочих людей и отделяется от них, тем
более содействовал бы обществу, общему делу, всем. Такой синтез есть
религия, и именно религия в смысле церкви. Только в религии возможно такое
положение, что отдельный человек, углубляясь в себя до последнего напряжения
и иной раз даже прямо уходя из мира в отшельничество, этим самым не только
содействует собственному спасению, но спасает и других; его дело важно и
нужно именно для всех, для всей церкви; он повышает духовное состояние
именно всей церкви и приближает других к спасению. Так как только в символе
подлинное слияние идеи и материи и так как символ, воплощенный в жизни, есть
организм (выше, Гл. V, ч. 2), то, следовательно, подлинное слияние общего и
индивидуального может быть только в символическом организме. А Церковь и
есть Тело Христово, т.е. абсолютная истина, данная как символический
организм. Абсолютная мифология, следовательно, всегда есть религия в смысле
церквиcxix.
слиты воедино долг и склонность, заповедь и влечение, долженствование и
свободный выбор. Абсолютная мифология есть жизнь сердцаcxx.
математике под именем актуальной бесконечности. Бесконечность мыслится не
расплывающейся в бездне абсолютной тьмы, так что уже не видно ни конца ни
края этой бесконечности. Эта бесконечность есть нечто осмысленное и
оформленное, - в этом смысле конечное. Она имеет свою точно формулированную
структуру; и существует целая наука о типах и порядках бесконечности. Эта
теория трансфинитных чисел должна быть обязательно привлечена для целей
абсолютной мифологии33.
вывод. Мы утверждали, что мир и имеет пространственную границу, и не имеет
пространственной границы. Он имеет пространственную границу, и в то же время
нельзя выйти за пределы этой границы. Для формальной логики тут безвыходное
затруднение: или мир не имеет никаких границ, тогда нет и никакого мира; или
мир есть, но можно выйти за его пределы, и тогда нет никаких пределов для
мира, т.е., в сущности, в обоих случаях нет никакого мира. Диалектика решает
этот вопрос иначе. Мир имеет определенную границу, но выйти за эту границу
нельзя. Это возможно только так, что само пространство около границы мира
таково, что оно не дает возможности выйти за пределы мира, т.е. что
Шилова Юлия
Николаев Андрей
Мацумото Сэйте
Лондон Джек
Никитин Юрий
Конан-Дойль Артур