Чтобы увидеть вещи, а не "культурные" предметы, мы должны узнать, что мы
такое есть в действительности и чем, т.е. в каком "элементе", воспринимаем.
И какие-то вещи будут тогда теми, которые живут только в "воде". "Вода" их
элемент. Или теми, которые живут в "слухе", т.е. воздух их элемент. А
элементом для всего того, что мы воспринимаем осязанием (например, тяжесть),
будет "земля" и т.д.
важный шаг: у Декарта, а потом и у Канта в особенности, появляются обобщения
по поводу именно этой проблематики элементов (и, наоборот, именно в ней -
источник происхождения особого учения Декарта и Канта о пространстве и
времени). Обобщение следующее; как бы ни были различны элементы,
коррелированные соответствующими органами чувств, все они распадаются на два
вида: или внешние чувства, или внутренние. Для того чтобы увидеть в
предметах вещи, первые должны быть даны нам в пространственном элементе,
который исключает из предметов то, чего мы никогда не могли бы
артикулировать в пространстве ("скрытое", "внутренне действенное"),
воспринимая информацию со всех его частей. Внутренними же чувствами мы
воспринимаем, например, последовательную смену наших собственных восприятии,
их интенсивность и т.п. Причем этот "элемент", как и пространственный, будет
содержаться везде, где мы будем наблюдать предметы и высказываться о них,
будет в бесконечности сопровождать их как "медиум", "эфир".
Я напомню вам тот анализ явления магнетизма, который проделал Декарт на
основе предшествовавших ему работ и открытий, в том числе работ У.
Гильберта. Вспомнить это полезно, чтобы увидеть интеллектуальный демарш
Декарта сам по себе, а не просто ссылку на очередной пример. Когда был
открыт феномен магнетизма (он был известен достаточно давно, и Гильберт лишь
строил о нем теорию), то среди прочих элементов теории Гильберта в ней
содержалось одно существенное утверждение, на котором и строилась
объяснительная процедура. Оно содержало в себе допущение некоторого сродства
вещей или элементов, в силу которого они притягиваются друг к другу.
(Впоследствии аналогичное по интеллектуальному содержанию предположение
делалось и в химии XVII - XVIII веков, в нем идея сродства или "симпатии"
использовалась как средство для объяснения или описания соединения веществ.)
И Декарт по этому поводу высказал очень странную мысль. Он говорит, что, для
того чтобы судить о том, чего мы никогда не знали и не видели, - а
рассудочно мы этого никогда не можем сделать, - нам нужно было бы стать
Богом. Ибо мы - люди и познаем все на основе того, что нам уже известно и
знаем из себя. То есть для того, чтобы знать, нам нужно было бы иметь
какое-то новое чувство. А его нет. У нас, говорит Декарт, нет чувства,
посредством которого мы могли бы воспринимать сродство или симпатию вещей.
Мы не можем вообразить, что внутри вещей существует сродство или симпатия. У
нас нет для этого воображения как части нашего тела. А между тем в познании
надо обязательно воображать. Хотя одновременно - и одно не исключает другое
- основной источник наших ошибок в познании - это воображение, в том числе в
физике. И Декарт объясняет феномен магнетизма, вводя представление о неких
винтообразных корпускулах, одни из которых закручены вправо, а другие -
влево (в зависимости от северного или южного полюса). То есть он как бы
предупреждает, что такого рода начала (а в данном случае мы имеем их в виде
корпускул, закрученных вправо или влево) могут быть абсолютно ложными. Но я,
говорит Декарт, ввожу эти начала, отдавая себе отчет в том, что мы не знаем
истинную природу магнетизма, так же как не знаем истинную природу света. Но
это не страшно, если познание и открываемые законы строятся таким образом,
что не зависят от последующей (т.е. выявляющейся со временем) ложности этих
начал.
временем (т.е. в прогрессии, с прибавлением того, что узнают завтра) что-то
в началах окажется ложным. Акт познания здесь и сейчас строится независимо
от того, что окажется ложным завтра. Если бы он от этого зависел, то никогда
никакой акт познания не мог бы быть выполнен. Так же как если бы нечто имело
смысл и осмыслялось только завтра, то, в принципе, можно чисто математически
показать, что тогда ни в какой момент времени этот смысл не существовал бы.
В том числе и в будущем. Если нечто становится истинным завтра или по мере
приближения по асимптоте к некоторой истине, то можно доказать, что ни в
какой данный момент невозможно высказать никакой истины. И в то же время
простое введение какой-нибудь модели в качестве начала, фиксирующего
принципиальные возможности вообще что-либо воспринимать и соединять в
интуиции, позволяет, независимо от преходящего наглядного содержания,
осуществить акт мысли здесь и сейчас, осуществить его в его полноте -
независимо от всего остального мира (и того, что мы могли бы о нем узнать).
качестве начала, когда говорил о закрученных вправо или влево корпускулах.
Даже здесь Декарт с маниакальной настойчивостью осуществлял некую одну и ту
же единообразную процедуру и постоянно помнил о ней.
работы той машины, которую я назвал в прошлый раз ноогенной. Ноогенной я
назвал ее только потому, что знание, взятое не по содержанию, а как событие,
должно случиться и быть генерировано, лишь тогда сцепится что-то, что потом
можно будет эксплицировать на уровне обратимых логических связей мышления.
Это генерирование означает, что акт познания, по Декарту, состоит не в том,
чтобы изобрести новую мысль, чего нельзя сделать хотя бы в силу дискретности
времени (я уже говорил об этом), а нужно организовать то, что породит саму
эту мысль. Только так. Повторяю, вся проблема усиления - это проблема
действия и организации того, что породит мысль. Не прямое порождение мысли,
а создание неких напряжений и сцеплений или возможностей, которые породят
мысль, поскольку содержание ее предопределить невозможно. Ведь, по
определению, если мысль новая, то мы ее не знаем, она не вытекает из
логических связей существующего сейчас знания или теории.
сверхэмпирическое сознание, где расположены "врожденные идеи", содержащие в
себе длительность сознательной жизни, идеи числа, протяжения, единства, Бога
и т.д. И второй, куда мы пришли, проделав акт когито, и где мы
амплифицируемся, или усиливаемся, некоторым бесконечным сознанием, которое
есть там, куда я приду, как и там, откуда я пошел. Там уже есть сознание, и
поэтому возможна, например, передача знания. Сознание "здесь" совпадает с
сознанием в любом другом месте. Следовательно, с одной стороны, у нас есть
какая-то усиливающая машина, которая приставляется как резонатор ("ящик
резонанса", как позже скажет Пруст) к восприимчивости субъекта, совершившего
акт когито. А с другой стороны, мы ведем поиск того, что могло бы быть
телом, но телом воображения, поскольку это не просто наши чувства; последние
сами по себе могут содержать все что угодно. Ведь когда мы слышим, например,
во сне голос, нашептывающий нам что-то, мы слышим. Обратите внимание на эту
тонкую нить, которая рвется на каждом шагу, а ее надо держать. Неуж-то мы
действительно то, что слышим во сне или в состоянии галлюцинации,
воспринимаем? Что это? Воспринимаем ли мы это чувствами? Да нет, то, что мы
слышим, в этом упакована тысяча вещей, и в том числе работает экран
совмещения динамического чувства сознания с объектом, проекция, перенос
наших состояний на действие объекта, наслоение самих этих состояний,
различного уровня и происхождения, друг на друга. Не это называется у
Декарта воспринимать чувствами, или данностью чувству. Если же мы это
воспримем в "воображении", то это воображение очищенное, или внешнее чувство
в строгом смысле этого слова, где мы не будем видеть и слышать демона.
того нечто, что нельзя наблюдать в принципе и что не поддается реальному
переживанию на уровне сверхэмпирического сознания. Ведь нельзя, например,
мыслить все время. Эмпирически наши мысли дискретны, так же как они
дискретно разделены между отдельными головами в пространстве и времени.
Между состоянием сознания в одной точке и в один момент и состоянием
сознания в другой точке и в другой момент нет никакого непрерывного
перехода, соединения. Мы не можем в реальном смысле наблюдать и переживать
эту непрерывность. А с другой стороны (как бы на другом конце Гераклитова
лука, оба конца которого нужно держать вместе), смыкание этого же нечто, но
невыдуманного, что мы не можем измыслить и создать своим мышлением,
изобрести. Ведь обычно мы говорим, что то, что нельзя взять просто из мысли,
это и есть мир, дается миром и наблюдается. По принципам эмпирической
натуральной философии (а мы занимаемся ею), событие предмета в мире дается
нам актом, отличным от акта восприятия и мышления о нем. Однако в том-то и
дело, и в этом вся трудность, что, согласно Декарту, должно быть обязательно
нечто соединенное "среднее" невымышляемого и данного, с одной стороны, и
невыдуманное "мыслительного" - с другой. Ибо нельзя вымыслить или даже из
наличной мысли предположить (и ввести определением), например, "тела
воображения", - нельзя даже самому могущественному (гипотетически
бесконечному) интеллекту, как нельзя их и заместить, если их нет. Они или
независимо есть, или их нет. Хотя в то же время в них заключен идеальный,
мысленный момент (тот, который Декарт называет "естественной" геометрией).
Невыдуманными, не нами созданными являются и "врожденные идеи". А то, что не
выдумано, не может быть и предметом обмана. А с другой стороны, они и не
результат наблюдения. То есть, иначе говоря, усиленные, поскольку то, что
амплифицировано в нас, амплифицировано сопряжением некоторого
сверхэмпирического или Божественного сознания, в котором невыдуманное и в то
же время ненаблюдаемое соединено с воображением (которое тоже является
чистым), не предполагающим присутствия какого-либо чувствующего и
осознающего гомункулуса.
ни было догадку о чувствовании кем-то чего-то. Ощущение, по смыслу этого
слова, - это чувствующее состояние. Поэтому мы и называем его ощущением. В
декартовской же теории познания ощущений нет вообще. То есть не то, что их
нет реально, а с их помощью нельзя ничего построить, так как то, что Декарт
называет чувственностью, это не ощущение, а воображение. И поскольку теория
этого не предполагает, то я бы назвал это "чистым воображением", или тем,
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор
Майер Стефани
Браун Дэн