здесь и сейчас, и счесть, что нет для тебя никакого алиби. Иначе - за
многозначительностью подобных рассуждений и уловок "я" лежит обычно самая
заурядная пустота. Казалось бы, пустяк, но он достаточно опасен.
"мужеством невозможного", и пытаясь вместе с молодыми слушателями в
Тбилисском университете ее как-то вслух прояснить и распутать, я через
несколько дней совершенно неожиданно попал на фильм, в котором подобная
ситуация разыгрывалась. Я имею в виду картину Абдрашитова и Миндадзе
"Остановился поезд". Я мог бы только мечтать о такой иллюстрации к тому, о
чем я говорил моим студентам. Не буду пересказывать сюжет фильма. Понимаете,
мы имеем здесь дело с трагикомедией ложных положений. На людей катится
волна, слагаемая из сотен самых разнообразных, внешне не связанных, но по
отдельности вполне осмысленных действий и ставящая людей в ситуацию, когда
они должны одевать заранее заданные маски (в том числе и маску "героя") и
действовать в соответствии с ними. Ту или иную маску или образ они не
нарушают, потому что по-человечески друг друга понимают, они, так сказать,
выживают путем "человечности". А некто - аноним, которому суть дела
безразлична, - дергает за ниточки, опутывающие этот человеческий ком. И в
итоге - никто никак не поступает, ведь поступок всегда от лица и перед лицом
в отличие от реакций, действий "по маске". А никто не оказывается перед
лицом сути дела. Перед нами вязкая каша из противоестественной механики
закона и невнятной внутренней правды, где перепутаны добро и зло,
необходимое и своевольное, фантазии и здравый смысл, реальное дело и
внутренние потуги дела. Все обращаемо, взаимозаменяемо, зыбко и
неопределенно, что и порождает не людей (т.е. существ поступков), а нечто, в
принципе неописуемое, какие-то существа морока, в котором "и тени сизые
смесились".
дела, скрытой за сценой, занятой масками-марионетками. А это возможно и
неизбежно лишь в точке, где ты отмечен отдельно, выпал из человеческой
связи, ибо нельзя помыслить "иное", не ранив кого-то и не погрешив против
человечности. Там, где отмечен отдельно, тебя и камнями побить могут (как
чуть было не случилось с приезжим следователем в фильме), а ты должен быть
готов от этой точки идти дальше, а не проситься обратно. Значит, если
мыслить, то только из долга, из закона в тебе, а не из человеческого, не из
чувствительности. Ибо если, повинуясь последним, все молчат, когда на их
глазах рушится закон, то все возможно. И ничто не определимо и не отличимо.
И какое уж тут единство закона: кто палку взял, тот и капрал. И кого угодно
назначат "героем". - Что же может помочь в этой ситуации "неизбежности
мысли"? Здесь же должно быть и какое-то умение у человека, и какая-то
общественная структурация самой ситуации. Иначе, где же выход или хоть
какие-то рецепты? - Да их и нет, действительно. Философия рецептов не дает,
а философ - не профессия. Он, как многие и наравне с ними, в жизни. А в ней
для пробуждения мысли можно начинать хотя бы с того, что нужно снять с себя
идейные шоры, завороженность "великим делом" в его содержательной
перспективе и обратиться к абсолютным, формальным, всечеловеческим ценностям
и жизненным началам, к принципам самостоянья человека как человека.
нравственную суть человека силы формы, я пользовался обычно иллюстрацией из
замечательной книги Натана Эдельмана "Лунин". В ней описан поразительный тип
человеческого поведения, в основе которого лежало только одно понятие, но
незыблемое - честь. Честь есть честь, она не может обосновываться никаким
содержанием целей и идеалов. Честь - понятие неизменное, она в известной
мере есть случай абсолютно формального поведения, т.е. поведения, которое
совершенно не зависит от внешних обстоятельств любого толка или деловых,
содержательных целесообразностей. Их ведь устанавливает весьма относительный
"евклидовый" ум человека в плоскости своей текущей жизни. На этой плоскости
высокая идейная цель может оправдывать любые средства, даже если они идут
вразрез с очевидностью понятия чести. А человек только чести в таком
положении, наоборот, выбирает именно последнюю... и оказывается прав. В силу
неуклонного ей следования Лунин понимал то, чего не понимали другие
(идеологи декабризма, например) и открывал новые человеческие возможности,
иначе немыслимые. Но ясно, конечно, что для этого нужно отстаивать свое
право жить, как велит совесть и долг. Это же самое естественное и
абсолютное, безотносительное человеческое состояние! Казуистика
"государственного мышления", логика "общего дела" не может тогда захватить
человека чести в свои сцепления. Мыслить, знать - значит поставить себя во
все-связь, в "традицию". Человек без нее гол. А голенький он и нужен
утопистам-экспериментаторам. - Вы хотите сказать, что существует некая
духовная традиция, без которой человек поддается своего рода общественному
гипнозу? - Безусловно. Конечно, человек любит все блестящее. На этом основан
известный метод гипноза: стоит неотступно следить за вращающимся блестящим
шариком - заснешь. И очень часто такими шариками, вгоняющими нас в
гипнотический сон мысли, в глубокий интеллектуальный обморок, является блеск
заоблачных идеалов, блеск тайного и далекого знания. Они подавляют,
подчиняют себе наши мысли. Личность, с застывшим в дальней выси взглядом,
спит. Самое парадоксальное, что именно с этого и начинается иной раз
разрушение личности. На пути неуважения себя, как я уже говорил. Идеалы
далеки, а я ничего не стою, и дело мое ничего не стоит... Сегодня мы часто
сталкиваемся с людьми, дезорганизованными в своем сознании, с разрушенной
памятью и безродно мечущейся тотальной завистью. Они не знают, чьи они, из
какого рода, как жили их предки, по каким законам, какая живая сила
воодушевляла то, что они делали. Они ждут, если угодно, только приказа. Но
лишь продолжением сна был бы приказ, произвольное решение: чему-то "быть"! И
это, кстати, тоже из области гипноза - давняя российская привычка считать,
что если приказано, значит возникнет, сделается, чуть ли не "по щучьему
велению, по моему хотению". Следуя традиции определенного просветительского
абсолютизма, мы долгое время стремились построить все общественные дела,
жизнь и материальное производство по рациональной схеме, из "идей", из
чьего-то ясного знания, устроившегося на строительной площадке "малюсенького
человеческого ума", забывая, что история и общество есть органическое
образование, а не логическое. Собственно плоды всего этого мы и пожинаем
сегодня в полной мере, медленно открывая глаза на то, что общество - это
живое целое и вызревает во времени из взаимодействия сложных всечленений
своих гражданских сил.
движении, путем естественного обкатывания представлений и опыта в связном
пространстве "агоры" человек узнает, что он на самом деле думает или
почувствовал. Если же ты из высших соображений и по произволу своего
пронзительно ясного знания где-то однажды нарушил - утаиванием, ложью,
хирургическим очищением - процесс истины, то она неминуемо разрушится в
других местах; происходит своего рода цепная реакция, и остановить ее уже
очень трудно. А то и невозможно. Кончается ведь тем, что истины нет уже и у
того, кто начал с ее сокрытия "во спасение". Тайного знания не существует и
не может существовать.
что только все то, на чем лежит печать коллективной машины, особой анонимной
и таинственной логики инстанций должно жить и имеет на это право. А все
самостоятельные, независимые и автономные производители (я имею в виду не
экономический характер предприятий, а тип и культуру людей) обрекались на
исчезновение. Именно поэтому, например, в 20-х и 30-х годах выкашивался
определенный тип инженеров и инженерной мысли, а не по чьему-то злому умыслу
или заблуждению и ошибкам. И до сих пор не пропал страх перед собственными
усилиями всякого человека, живущего своим собственным трудом, а, с другой
стороны, человек в массе все больше от него отучен, отучен от
самостоятельности, причем настолько, что даже не решается и на то, что
законом не запрещено. Эта невнятица и двойственность наложили свой отпечаток
и на принятый "Закон об индивидуальной трудовой деятельности", который лишь
в качестве первых шагов имеет какой-то смысл.
двигает прогресс. Не она руководит движением жизни. Прогресс предопределяют
только автономные, независимые люди, которые сумели отвоевать для себя и
своего дела особую духовную экстерриториальность, формально оставаясь в
рамках системы. Это стало возможным благодаря их таланту и их уму. Как бы
они при этом ни кооперировались! Кооперируются ведь только независимые. Что
же касается иной "кооперации", то она и в самом дурном смысле существует в
Качестве реальной силы. За последние десятилетия, как известно, сложилось
достаточно большое - в масштабах страны - число людей, кровно и свирепо
заинтересованных в том, чтобы все было и продолжалось так, как было и есть.
И они весьма едины в своих интересах и их защите. Вот уже кто опутан
взаимозависимостями и недвижимой спайкой! И если такие люди говорят о
перестройке, о гласности, о развитии демократии, доверии к собственным силам
каждого человека, то это - пустые слова. Ибо на деле им совсем не нужно,
чтобы человек имел голос. Ведь если человек имеет голос, с ним уже не
просто. Потому что это всегда голос традиции, преемственности, жизненного
единства и здравого смысла, органически выросших связей. А они "перед лицом
своим" хотят иметь голенького. И в этом они едины, архаически солидарны,
"кооперируются"!
разрушили. Для меня очевидно, например, что из жизни ушли простейшие
человеческие связи. Скажем, милосердие, сострадание. А милосердие и
сострадание - это целая культура, "крупная мысль природы", ибо действует
независимо от решения вопроса, виноват ли тот человек, к которому
проявляется милосердие, или не виноват. Если я даю человеку оступившемуся,
согрешившему перед людьми и обществом кусок хлеба, то только абсолютный
варвар может отбивать дающую руку или вязать меня вместе с совершившим
преступление.
сначала свой безответственный мир превратить в мир ответственности, где
можно называть добро и зло и где понятия "наказания" и "искупления", "греха"
Русанов Владислав
Каргалов Вадим
Скальци Джон
Каменистый Артем
Суворов Виктор
Шилова Юлия