новый взгляд на организацию тренировок. Собственно, написал-то Манцев,
Валерьянов, как я догадываюсь, посредник...
забегал от окна к столу в сильном гневе. -Каков мальчишка, а? В центральную
печать прорвался, на всю страну прокукарекал!
он встречался в кабинетах учебного центра, Манцев - способный математик, о
чем в личном деле его есть пометочка (Долгушин кивнул: да, читал, знаю),
Валерьянов оповестил о Манцеве научно-исследовательский институт, отправил
туда несколько совместно написанных работ, в одной из них и можно найти
теоретическое, так сказать, обоснование всех стрельб Манцева, а там и следы
подлога обнаружатся...
руки в карманы. Покачивался.
-напомнил Николашин, обнаруживая знание того, что поручено Барбашу и
Долгушину. Глаза его сияли преданностью - не Долгушину и Барбашу, а святой
артиллерийской правде.
Николашину на его бумаги.
остались одни.
такая-то, фуражка, брюки опять же чересчур широкие, куда смотрит
комендатура...
фуражку. Ничего не поделаешь, носить такую шинель - не запрещено, хотя и не
разрешено. И фуражку тоже. А где разрыв между разрешением и запрещением, там
практика, обычай, в Севастополе за такую шинель не наказывают. Кстати, ты
все лето носил на фуражке белый шерстяной чехол, а такие чехлы положены
только адмиралам. И комендатура тебя не задерживала. Брюки же у Манцева
нормальные, уставные, шириною 31 сантиметр, не придерешься. А насчет
комендатуры - ты прав, кто-то ей дал прямое и четкое указание насчет
Манцева. Но у того-нюх! Незаменимый на войне человек-Олег Манцев! Вся Минная
стенка обложена предупрежденными патрулями, а он - просачивается. Вот с кем
ходить по немецким тылам...
разливаться, всем мыслям, и подавленно вспомнил Манцева: изможденный
какой-то, озябший, не кормят их, что ли, на линкоре, или сам себя голодом
морит, простить себе не может греха, взятого на той стрельбе, а грех был,
наверное, и мучился парнишка, и, может быть, увольнять начал матросов так,
чтоб за увольнения эти наказанным быть, чтоб наказанием грех с себя снять, -
все, все может быть, сложный человек Олег Манцев, сам не знает, до чего
сложный, уж они-то с Барбашем его лучше знают...
карманов руки, застегнул крючки кителя.
судоремонтного завода питаются из общего котла, наравне с матросами. Упрятал
мысли Иван Данилович, запер их на амбарный замок, вернулся к тому, с чего
начал, к шинели Манцева. Да только за одну эту шинель Манцева можно с флота
гнать! Миндальничаем. Раньше не то было.
взял недоверчиво, развернул, прочитал, недоуменно глянул на Долгушина.
бумажки, выбрасывал ненужные, отслужившие и пришедшие в негодность,
занимался тем, чем и первобытные люди, периодически выметавшие из пещер
добела обглоданные кости съеденных животных. В мусоре и попался странный
документ, поначалу показавшийся подделкой, стилизацией, пародией. Но в штабе
флота сверили, запросили, установили: документ подлинный, копия приказа
РВСМСЧМ-Революционного Военного Совета Морских Сил Черного Моря.
Шкуро, будучи в нетрезвом виде 3 декабря 1923 года, нанес комиссару школы
в-м Громову оскорбление на словах и угрозу застрелить, Названный комиссар
Громов позволил себе допустить превышение пределов необходимой обороны,
выразившееся в том, что не подчинившегося его распоряжению и позволившего
себе угрожать пьяного в-м Шкуро- схватил за шиворот и увел во двор.
разрешения в дисциплинарном порядке.
на 30 суток гауптвахты, а комиссару Громову Якову Афанасьевичу объявить
строгий выговор.
тех времен. Не можем всенародно спустить штаны с поганца в чине старшего
лейтенанта.
Помассировал сократовский лоб.
уж бабахнуть по Манцеву затянутой пристрелкой, чем...
"Тц-тц-тц..." Потянулся было к телефонной трубке, но передумал.
поинтересоваться... И думал о том, что только сейчас, в Севастополе, в
мирном 1953 году, начинает он понимать, что такое война, что такое служба и
что такое жизнь.
2-м артдивизионе, ну, тот самый, который предположительно...
какую папку не заглядывая. - Член ВЛКСМ, уроженец Москвы, 1930 года
рождения, пять лет уже рядом с Манцевым, училищный друг, вместе щи четыре
года хлебали, сейчас тоже за одним столом, не один пуд соли съели...
хочешь, Илья, но... Подлость ведь это - доносить офицеру на офицера.., А на
того, с кем рядом провел юность... Я думаю, и мысли у Петухова не возникло
бы никогда - доносить. Никогда. Если б не прорезался Манцев. Сколько людей
уже из-за этого Манцева погибло, сколько судеб... Эх, Манцев, Манцев.
торжественно надраенная медь оркестров, грянули марши, прощальные слова,
усиленные корабельными трансляциями, возносились к небу, под громогласные
"ура" барказы отваливали от парадных трапов, шли вдоль строя кораблей,
поливаемые сотнями шлангов, и всю воду всех бухт, всего моря хотели
перекачать через помпы, чтоб обрушить ее на матросов и старшин,
демобилизованных приказом министра. Мокрые и счастливые, высаживались они у
вокзала. Прощай, флот! Прощайте, корабли-коробки! Да здравствует гражданка!
направлялись к Москве, и каждую партию сопровождал офицер с двумя матросами.
В Харькове происходила смена, севастопольские офицеры передавали
демобилизованных представителям военно-морской комендатуры столицы. Побродив
по шумному незнакомому городу, послушав негромкую музыку в ресторанных
залах, почему-то пустовавших, испытав неприязнь к людям, флота не знавшим и
не для флота жившим, офицеры отмечали у коменданта командировочное
предписание и радостно отбывали на юг, в Севастополь, к эскадре. Близ
Инкермана поезд вытягивался из тоннеля, и Северная бухта представала уютной
и неузнаваемой. Еще одна отметка в комендатуре - и по кораблям. Да
здравствует флот!
воду. Все легкое, всплываемое, забытое крутилось в водоворотиках -чья-то
бескозырка, пустая бочка, замасленная роба.
постоять в доке еще недельку-другую. Но тридцать первый день докования
означал бы спуск вымпела, то есть вывод корабля из навигации, а это лишило
бы команду, офицеров прежде всего, надбавки к окладу, и командир знал, что,
промедли он с выводом линкора на чистую воду, вся умом и потом заслуженная
им репутация волевого, грамотного, справедливого и требовательного офицера
если не развалится, то даст трещину.
одновременно линкор вкачивал в себя топливо, котельную воду. Осторожно
опробовали машины. Как человек, отвыкший на больничной койке от хождения,
линкор нуждался в легкой и продуманной разминке. Каждый день выходил он в
море, дважды командир прогнал его по мерной линии, скорость линкора
увеличилась на два узла.
Векшин укатил в отпуск. Однажды ночью Манцев проснулся, ему показалось, что
рядом - Борис Гущин, ему послышалось даже постукивание мундштука о колпачок
зенитного снаряда, знак того, что Гущин разрешает спрашивать себя. Но Бориса
не было, и не могло быть, и не расстояние разделяло их (до "Фрунзе" - пять
минут на катере), а то, что понимали оба: не вернутся уже дни и ночи каюты
No 61.
"Морской сборник" со статьей, где в авторах был и он, Манцев, приложил к
"Сборнику" оттиски еще нескольких статей, их НИИ хотел размножить и
разослать бюллетенями. Что делать с оттисками, Манцев не знал, но вовремя на