себя обойденными и униженными. Поход в Камбоджу был их идеей, а тут вдруг
объявились американцы и мало того что с завидной естественностью стали всем
верховодить, они еще и говорят по-английски, нисколько не заботясь о том,
что иной француз или датчанин может не понимать их. Поскольку датчане давно
забыли, что когда-то составляли нацию, французы были единственными из всех
европейцев, кто решился выразить свой протест. Причем они были настолько
принципиальны, что даже отказались протестовать по-английски и обратились к
восседавшим на сцене американцам на родном языке. Американцы, не понимая ни
слова, реагировали на их выступление лишь вежливыми и утвердительными
улыбками. В конце концов французам ничего не оставалось, как выразить свое
несогласие по-английски: "Почему собрание проходит исключительно на
английском языке, тогда как в зале присутствуют и французы?"
переставая улыбаться, согласились с тем, чтобы все выступления давались на
двух языках. Прежде чем продолжить собрание, пришлось долго искать
переводчика. Теперь каждая фраза звучала по-английски и по-французски, так
что собрание стало в два, если не более, раза дольше, ибо все французы, зная
английский, прерывали переводчика, поправляли его и спорили с ним по каждому
слову.
американская актриса. Ради нее в зал ввалилась большая толпа фотографов и
операторов, и каждый слог, который она изрекала, сопровождался щелчком
аппарата. Актриса говорила о страдающих детях, о варварстве коммунистической
диктатуры, о праве человека на безопасность, об угрозе, нависшей над
традиционными ценностями цивилизованного общества, о неприкосновенной
свободе человеческой личности и о президенте Картере, который глубоко
опечален тем, что творится в Камбодже. Последние слова она произнесла сквозь
рыдания.
выкрикивать: - Мы здесь для того, чтобы идти лечить умирающих людей! Мы
здесь не ради славы президента Картера! Мы не допустим, чтобы это стало
обычным трюком американской пропаганды. Мы пришли сюда не протестовать
против коммунизма, а лечить больных!
переводчик уже не решался переводить то, что они говорили. И потому двадцать
американцев снова смотрели на них с улыбкой, полной симпатии, и многие
утвердительно кивали головой. Один даже поднял вверх кулак, поскольку знал,
что европейцы любят поднимать свои кулаки в минуты коллективной эйфории.
именно таковым) готовы были выступить против интересов той или иной
коммунистической страны? Ведь коммунизм всегда рассматривался как часть
левого движения.
скандальными, перед левыми открылась двоякая возможность: либо плюнуть на
свою прошлую жизнь и перестать маршировать, либо считать (с большими или
меньшими сомнениями) Советский Союз одним из препятствий Великого Похода и
маршировать далее.
Идентичность кича обусловливается не политической стратегией. а образами,
метафорами, словами. Стало быть, можно нарушить обыкновение и маршировать
против интересов той или иной коммунистической страны, но нельзя заменить
одно слово другими словами. Можно грозить кулаком вьетнамской армии, но
нельзя выкрикнуть в ее адрес "Позор коммунизму!". Ибо "Позор коммунизму!" -
лозунг врагов Великого Похода; и тот, кто не хочет потерять свое лицо,
должен остаться верным чистоте собственного кича.
французским врачом и американской актрисой, которая в своем эгоцентризме
полагала, что стала жертвой зависти или женофобии. На самом же деле француз
проявил тонкое эстетическое чутье: слова "президент Картер", "наши
традиционные ценности", "варварство коммунизма" принадлежали словарю
американского кича и не имели ничего общего с кичем Великого Похода.
Таиланд к камбоджийским границам. Вечером они добрались до маленькой
деревушки, где было снято несколько домиков, стоявших на сваях. Река,
грозящая наводнениями, заставляла людей жить наверху, тогда как внизу, между
сваями, теснились поросята. Франц спал в комнате с еще четырьмя
профессорами. В его сон снизу врывалось хрюканье кабанов, сбоку - храп
известного математика.
проезд был запрещен. К пограничному переходу отсюда вела узкая дорога,
охраняемая войсками. Здесь автобусы остановились. Выйдя, французы тотчас
обнаружили, что американцы снова их опередили: построившись в ряды, они уже
успели стать во главе колонны. Наступил самый тяжкий момент. Снова был
призван переводчик, и разгорелась долгая перепалка. Наконец пришли к
соглашению: во главе колонны стал один американец, один француз и
камбоджийская переводчица. За ними двинулись врачи и лишь потом все
остальные; американская актриса оказалась в самом хвосте.
натыкались на заграждение: два бетонных блока и между ними тесный проход.
Пришлось идти гуськом.
написавший уже девятьсот тридцать песен за мир и против войны. Он нес на
длинном древке белый флаг, который прекрасно сочетался с его черной бородой
и усами и выделял его из толпы.
Щелкая и жужжа своими аппаратами, они убегали вперед, останавливались,
отступали на шаг-другой, приседали на корточки и, опять распрямившись,
неслись далее. Они то и дело окликали по имени какую-нибудь знаменитость
мужского или женского пола, и когда та невольно оборачивалась в их сторону,
нажимали на спуск.
назад.
сносить унижение и решила пойти в атаку. Она бросилась вперед. Это было
похоже на пятикилометровый забег, когда бегун, до поры до времени
экономивший силы и остававшийся в конце пелетона, вдруг вырывается вперед и
опережает всех участников соревнования.
бегунье победу, но женщины кричали: - Встаньте в строй! Это вам не парад
кинозвезд!
фотографами и двумя кинооператорами.
запястье и сказала ей (на чудовищном английском): - Это колонна врачей,
которые намерены лечить смертельно больных камбоджийцев, а не спектакль для
кинозвезд!
профессорши-лингвистки.
уже в сотне таких шествий! Самое главное, чтобы были видны звезды! Это наша
работа! Это наш моральный долг!
на колени. Актриса долгим взглядом уставилась в его объектив, и по ее щекам
скатывались слезы.
В тот же миг ее окликнул немецкий певец с черной бородой.
унижения стала более чуткой к проявлениям симпатии, чем обычно, подбежала к
нему. Певец перебросил древко флага в левую руку, а правой обхватил ее за
плечи.
Известный американский фотограф старался поймать видоискателем оба их лица
вместе с флагом, но ничего не выходило: древко было слишком длинным. Он
задом отбежал на рисовое поле. И случайно наступил на мину. Раздался взрыв,
и его тело, разорванное в клочья, разлетелось во все стороны, обдавая душем
крови европейских интеллектуалов.
Наконец оба подняли глаза к флагу. Он был забрызган кровью, и вид его снова
наполнил их ужасом. Затем они еще раз-другой робко поглядели вверх и стали
улыбаться. Их постепенно заливала особая и доселе не изведанная гордость,
что флаг, который они несут, освящен кровью. Они снова двинулись в поход.
вдоль нее тянулась длинная стена высотой в полтора метра, заваленная мешками