вовек не выдам их убежище, и я не выдал. Никогда и никому и словом не
обмолвился, тебе первой говорю. У девушки были только самые начальные
признаки проказы. Немного скрючены пальцы правой руки да пятнышко у лок-
тя. И все. Сейчас ее, наверно, уже нет в живых.
заразился этой ужасной болезнью?
вык. Да еще очень жалел ту несчастную девушку. И оттого забывал о стра-
хе. Так она была хороша, и душа прекрасная, и наружность, болезнь ед-
ва-едва коснулась ее, и все же она была обречена оставаться там и жить,
как живут дикари, и медленно гнить заживо. Проказа куда ужаснее, чем
можно себе представить.
отпустила.
Руфь. - Скажи откровенно, любила?
слинял, а от голода и болезни он побледнел еще больше, но сейчас по
бледному лицу медленно разлилась краска. Он открыл было рот, но Руфь не
дала ему заговорить.
сказала она.
ему вдруг вспомнился штормовой ветер, что налетел однажды на севере Ти-
хого океана. Перед глазами возникла та ночь, ясное небо, полнолуние, и в
лунном свете холодно блестят могучие валы. Потом он увидел ту девушку из
убежища прокаженных и вспомнил: да, она полюбила его и оттого дала ему
уйти.
слез всхлип Руфи, она отвернулась, долго смотрела в окно. А когда вновь
обернулась к нему, лицо было уже спокойное, и в глазах не было холодного
отблеска бури.
бой поделать. Я так люблю тебя, Мартин, очень люблю, очень. Со временем
я стану терпимей; а пока просто не могу иначе, я ревную к призракам
прошлого, ведь твое прошлое полно призраков.
мне, пора ехать. Он устал ждать. А теперь до свиданья, милый.
- прибавила Руфь уже от двери. - Я пришлю тебе.
качество материи на платье и его крой (невиданный в этом квартале крой
необычайной красоты), проводила гостью до экипажа. Толпа разочарованных
мальчишек глядела вслед экипажу, пока он не скрылся из виду, и тогда все
уставились на Марию, которая вдруг стала самой выдающейся личностью на
всей улице. Но один из ее же отпрысков положил конец торжеству матери -
объявил, что важные господа приезжали не к ней, а к постояльцу. И мимо-
летная слава Марии угасла, зато Мартин стал замечать, что окрестные жи-
тели - все народ скромный - взирают на него почтительна. Что до Марии,
ее уважение к Мартину возросло невероятно, а будь свидетелем приезда
господ в экипаже португалец-бакалейщик, он наверняка открыл бы Мартину
кредит еще на три доллара восемьдесят пять центов.
чек на три доллара из нью-йоркского бульварного еженедельника в уплату
за три своих триолета. Еще через два дня некая чикагская газета приняла
его "Охотников за сокровищами" и пообещала по напечатании заплатить де-
сять долларов. Цена невелика, но то были первые написанные им страницы,
самая первая попытка высказать свою мысль на бумаге. И ко всему на той
же неделе приключенческая повесть для мальчиков, его второй опыт, была
принята ежемесячником для юношества под названием "Юность и время".
Правда, в повести была двадцать одна тысяча слов, а предложили за нее
шестнадцать долларов по выходе в свет, иначе говоря, примерно семьдесят
пять центов за тысячу слов, но правда и другое: ведь это всего лишь вто-
рая попытка Мартина и теперь он сам прекрасно понимал, что повесть сла-
бая и неуклюжая.
редственности. Их отличала неуклюжесть чрезмерной силы - та самая, что
выдает новичка, который бьет из пушек по воробьям и на комара замахива-
ется дубинкой. И Мартин рад был продать эти первые пробы пера хоть за
бесценок. Он понимал, насколько они слабы, - это он понял очень быстро.
Но он твердо верил в свои позднейшие работы. Он стремился стать не прос-
то поставщиком журнальной беллетристики. Он старался овладеть всеми тон-
костями мастерства. Однако силой он не жертвовал. Сила его росла как раз
потому, что он сознательно ее сдерживал. И не отступал от того, чем
больше всего дорожил, - от правды жизни. Он был реалист, хотя делал все,
чтобы пронизать реализм красотой, которую дарит воображение. Он стремил-
ся к реализму страстному, пронизанному мечтой и верой. Он хотел изобра-
жать жизнь такой, как она есть, со всеми ее духовными исканиями и всем
тем, что задевает душу.
Для одних авторов человек-бог, и они забывают о его земном происхожде-
нии, а для других он - скот, эти забывают о его высоких помыслах, вели-
ких духовных возможностях. Обе школы и божественная и земная, по мнению
Мартина, ошибаются, и повинна в этом узость взглядов и задач. Должно
быть, правда где-то посредине, - правда, не слишком лестная для тех, кто
видит в человеке лишь божественное начало, но опровергающая тех, кто за-
мечает в нем лишь начало плотское, скотское. Мартин считал, что в расс-
казе "Приключение", который когда-то показался Руфи незначительным, он
достиг наибольшей для беллетристики степени правды; а в эссе "Божествен-
ное и скотское" он прямо высказал и обобщил свои взгляды.
все еще стучались в двери редакций. Ранние опыты лишь тем были хороши в
глазах Мартина, что принесли какие-то деньги, и "страшные" рассказы, два
из которых были куплены, он тоже вовсе не считал настоящей литературой и
лучшим среди написанного. Ведь это была откровенная выдумка, фантазия,
хотя и сдобренная очарованием живой жизни, в чем и таилась сила этих
рассказов. Преувеличенное и невероятное он обрядил в реальные одежды и
считал это фокусом, пусть даже ловким фокусом. С истинной литературой
это несовместимо. Написаны оба рассказа искусно, но Мартин ни во что не
ставил искусство, лишенное человечности. Фокус заключался в том, чтобы
искусство автора выдать за человеческое чувство, и это удалось в полдю-
жине "страшных" рассказов, которые он написал до того, как поднялся до
"Приключения", "Радости" и "Вина жизни".
пока не пришел чек из "Белой мыши". Первый чек он разменял у недоверчи-
вого португальца-бакалейщика, заплатив доллар в счет своего долга, а ос-
тавшиеся два доллара разделил между булочником и хозяином зеленной лав-
ки. Он еще не настолько разбогател, чтобы купить мяса, и, дожидаясь чека
из "Белой мыши", сидел впроголодь. Не сразу Мартин решил, как этот чек
разменять. Никогда еще он не был в банке, тем более по делу, и на него
напало наивное, ребяческое желание зайти в один из больших оклендских
банков, небрежно кинуть чек и получить сорок долларов наличными. Однако
практический здравый смысл подсказывал разменять чек у бакалейщика и тем
самым поднять веру в свою кредитоспособность. Мартин нехотя покорился
доводам в пользу бакалейщика, заплатил ему сполна и получил сдачи звон-
кой монетой. Расплатился он и с другими лавочниками, выкупил костюм и
велосипед, заплатил за месяц пользования машинкой, заплатил Марии за
просроченный месяц и за месяц вперед. И осталось у него в кармане на
случай непредвиденных расходов еще почти три доллара.
чив назад костюм, он пошел повидать Руфь и по дороге не мог удержаться,
позвякивал горсткой серебра в кармане. Так долго он был без гроша, что,
подобно спасенному от голодной смерти, который не в силах отвести глаза
от оставшейся на столе пищи, Мартин не мог выпустить из рук серебро. Он
не был ни скуп, ни жаден, но деньги значили для него больше, чем
столько-то долларов и центов. Они означали успех, и оттиснутые на моне-
тах орлы олицетворяли для него крылатую победу.
стал прекраснее. Долгие недели то был тусклый, сумрачный мир, а теперь,
когда почти все долги заплачены и в кармане позвякивают три доллара, а
голова полна сознанием успеха, оказалось, солнце ярко светит и греет и
даже внезапный дождь, что застиг прохожих врасплох и промочил до нитки,
Мартина только развеселил? Когда он голодал, он часто раздумывал о го-
лодных, которых в мире тысячи, но теперь, наевшись досыта, уже не обре-
менял себя мыслями о том, что в мире тысячи голодных. Он забыл про них
и, страстно влюбленный, вспомнил о влюбленных, которым в мире счету нет.
Сами собой зазвучали строки любовной лирики. Увлеченный творческим поры-
вом, он прозевал нужную остановку, проехал трамваем два лишних квартала
и вовсе не почувствовал досады.
Руфи из Сан-Рафаэля, и под предлогом, что их надо развлекать, миссис
Морз, как задумала раньше, старалась окружить Руфь молодыми людьми. Кам-
Шилова Юлия
Андреев Николай
Акунин Борис
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей