положении, но все равно не мог поверить в смерть. О смерти люди говорят и
знают, что она неизбежна, но никто в нее не верит, поскольку она лежит за
пределами понятий о жизни и обусловлена самой жизнью. Смерть нельзя постичь.
будущем году мы опять сможем импортировать лионский шелк.
мы, эмигранты, внезапно утратил свою непреложность. Даже нелепое упоминание
о лионском шелке не мешало этому ощущению. Часы затикали снова, колокола
зазвонили, остановившаяся кинолента опять начала крутиться; она крутилась
все быстрей и быстрей, вперед и назад, в сумасшедшей непоследовательности,
словно брошенная с размаху шпулька. Читая сообщения в газетах, я ни разу
всерьез не поверил, что война когда-нибудь кончится. Но даже [211] если бы я
предположил на секунду, что это может произойти, то и тогда ждал бы
неизбежного наступления чего-то иного, гораздо более страшного. Для меня это
был привычный образ мыслей. А сейчас передо мной сидел бледный человечек,
для которого конец войны означал, что в Америку опять начнется ввоз
лионского шелка! Только и всего. Эта идиотская фраза убедила меня в
возможности окончания войны куда больше, чем убедили бы два фельдмаршала и
один президент в придачу. Лионский шелк - услада жизни - мог больше не
бояться войны.
открытыми плечами, в длинных белых перчатках, с диадемой императрицы Евгении
от "Ван Клеефа и Арпельса". Меня словно ударило в сердце. Мне вспомнилась
предыдущая ночь, а сейчас передо мной стояла эта женщина, так непохожая на
вчерашнюю Наташу, ярко освещенная, почти нереальная, женщина с
мраморно-холодными плечами в искусственном холоде ателье. Даже эта диадема,
сверкавшая в Наташиных волосах, казалась неким символом - она вполне могла
бы венчать статую Свободы в Нью-Йоркской гавани.
рулон!
белом свете софитов. И мне казалось, что передо мной - очень хрупкая,
прелестная копия гигантской статуи, которая освещает своим факелом бушующие
волны Атлантики, бесстрашная женщина, правда, не совсем такая, как ее
могучий прототип - некий гибрид Брунгильды и разбитной французской торговки,
- а женщина, скорее похожая на вышедшую из девственных лесов Диану,
воинственную и непобедимую. Но и эта Диана была опасна. Опасна и готова
драться за свою свободу.
рядом со мной.
предполагал.
несколько дней назад.
Отправимся к "Лухову". Вы знаете этот ресторан?
"Морской царь". Мне так хотелось побыть с нею наедине. Но я не знал, как
выйти из положения. Не мог же я сказать "нет", не оказавшись в дураках, если
Наташа согласилась. Правда, я был не совсем уверен, что она дала согласие.
Однако кто мог поручиться, что Наташа не захочет продемонстрировать мне свой
вариант миссис Уимпер, - так сказать, "мистера Уимпера". Конечно, я бы
скорее удивился, чем вступил бы в сговор с этим господином. Пусть он
раздобудет себе второго Силверса!
принимать приглашение от него и Наташи. И он, хоть и не подал виду, понял
это, что было ясно по его тону, вежливому, но не терпящему возражений.
Служащий "Ван Клеефа" отвозит ее обратно.
вместе с тобой в "Морском царе". Но ты приняла приглашение от владельца
"роллс-ройса".
говорила правду, то я попался на удочку глупейшим образом, что было мне,
ученику Силверса, совершенно непростительно. Но я никак не мог предположить,
что Фрезер пойдет на такой трюк; это не вязалось с его обликом.
завтра.
изделий. Я сел в него с весьма противоречивыми чувствами, которые злили меня
своей детскостью. Фрезер перешел с нами через улицу. После прохлады ателье
невыносимая духота вечера почти оглушила нас.
Кондиционеры для автомобилей уже изобретены, но их пока не производят. Война
ведь продолжается.
лучше, чем Эйзенхауэр. Рюмку водки? - Он открыл хорошо знакомый мне бар.
на медленном огне по милости Наташи и Фрезера, от которого ждал теперь
самого худшего. К моему величайшему изумлению, "Лухов" оказался немецким
рестораном. Вначале я решил, что мы просто по ошибке снова попали в немецкий
квартал. Но потом даже не удивился - этот "роллс-ройс" приносил мне
несчастье.
И к картофельным оладьям?
У вас на родине ее называ[214] ют "прайсельберен", что значит прайсельская
ягода. Правильно? - спросил Фрезер очень любезно, но не без ехидства.
изменилось. Не исключено, что бруснику теперь называют по-другому, если
слова "прайсельская ягода" показались кому-нибудь недостаточно арийскими.
рейнвейна? Здесь еще сохранились запасы рейнвейна.
я.
представлял собой нечто среднее между баварской пивнушкой в псевдонародном
стиле и рейнским винным погребком. Кроме того, он слегка смахивал на "Хауз
Фатерланд"(1).
вперемежку с народными песнями. Я догадался, что Фрезер выбрал этот ресторан
неспроста. Медленный огонь, на котором я должен был гореть, он зажег, так
сказать, на эмигрантском топливе. Чтобы хоть как-то сохранить свое лицо, я
был вынужден по пустякам защищать ненавистное мне отечество от нападок этого
американца. Исключительная низость! Довольно хитроумным способом меня делали
сопричастным преступлениям расы господ. "Так изничтожают только соперников!"
- подумал я.
- Здесь она на редкость вкусная. И не запить ли нам эту селедку глотком
настоящего немецкого штейнхегера, который пока еще подают в "Лухове"?
-----------------------------------------(1) "Хауз Фатерланд" -
фешенебельный берлинский ресторан в веймарской Германии. [215]
эти деликатесы.
заказав селедку со свеклой. Истинно немецкое блюдо!
какие я когда-либо слышал. В ресторане царила типичная
туристско-провинциальная атмосфера, и меня особенно удивляло то, что часть
посетителей принимала ее всерьез и считала высокопоэтичной. Я просто
поражался невзыскательности американцев.
сарказмом восхищаться Фрезером. Он в свою очередь спросил, не нуждаюсь ли я
в помощи. И, разыгрывая из себя эдакого скромненького бога-отца из
Вашингтона, который охотно уберет с моего пути любые препятствия, стоит мне
только слово сказать, подбросил еще дров в медленно горевший эмигрантский
костер. Но и я не остался в долгу: пропел восторженную оду Америке, заявив,
что дела у меня в полном порядке и что я сердечно благодарю его за заботу.
Чувствовал я себя при этом довольно паршиво, хотя и не придавал значения
пристальному интересу Фрезера к моим документам, особенно потому, что не
знал, действительно ли он пользуется влиянием или просто напускает на себя
важность.