Напевая и бормоча что-то себе под нос, ААА шлепала задубевшими ступнями по
припорошенному ледяной крупой асфальту. Дойдя до площади Дзержинского, она
поклонилась черному памятнику, обошла справа фасад величественного здания
министерства Госбезопасности, завернула за угол и направилась к Варсонофьевскому
переулку.
Вдруг в громадных воротах внутренней тюрьмы МГБ заскрежетали запоры, отворилась
узкая железная дверь и из черного проема на свободу шагнул высокий, крепко
сложенный человек в длинном, небрежно распахнутом габардиновом пальто цвета
яичного желтка со сливками. Такого же цвета шляпа косо сидела на его маленькой
голове, переходящей в толстую длинную шею с грязным белым воротом, небрежно
повязанным мятым, апельсинового цвета галстуком. В руках человек держал сетку с
грязным исподним.
- Ништяк, тесный мир! - радостно выкрикнул человек голосом, известным каждому
советскому поклоннику высокой поэзии, подкинул сетку с бельем и размашисто,
по-футбольному пнул ее крепким немецким ботинком.
Сетка перелетела через неширокую площадь и повисла на рекламном щите "Продмага
N40",
- Осип... - хрипло выдохнула ААА и всплеснула заскорузлыми руками. - Что б мне
сухой пиздой подавиться! Что б на своих кишках удавиться!
Освобожденный посмотрел на нее мутными, серо-голубыми глазами, медленно приседая
на сильных ногах, разводя длинные хваткие руки:
- ААА... ААА? ААА!
- Оська!!! - взвизгнула она и лохматым комом полетела к нему в объятия.
- ААА! ААА! ААА! - сильно сжал ее рыхлое тело Осип.
- Значит, не уебал Господь Вседержитель! - визжала ААА, повисая на нем и пачкая
его светлое пальто.
- И не уебет, пока не изменим! - хохотал Осип, раскачивая ее.
- Красавец! Приап золотокудрый! Ты сохранил гнойную дистанцию свою!
- Сохранил, неженская моя! - он с удовольствием втянул носом идущий от нее
смрад. - Все по-старому! Текучую стихию не допускаешь до себя, мраморное тесто?
- Что будет с солью, ежели помыть ее? - ощерилась ААА.
- В Москве! - двинулся с ней на руках Осип. - Я снова в Москве, ебаные гады! О,
этот грубый город! Извилистым паразитом проник я в перестальт твоих угрюмых
улиц! Как обжигающ, как по-кислотному беспощаден желудочный сок твой, но как
по-бабьи сладка кровь твоя! Как разрушительно приятно сосать ее! Это не трупная
кровь Петербурга! Это кровь молодого, свободного города! О как я люблю тебя,
Москва!
Заметив на торце магазина "Детский Мир" громадный портрет Сталина, делающего
себе укол под язык, Осип разжал руки и побежал к нему ААА упала на асфальт и
восторженно заулюлюкала, глядя как профессионально, по-спринтерски несется Осип
в своем развевающемся пальто.
Добежав, Осип рухнул на колени и посмотрел на громадный портрет, слегка
колышущийся на сером здании.
- Слова мои неловки, как пердеж на похоронах, но искренни, как вопли на
допросах... - в волнении он зашарил у себя на груди толстыми сильными пальцами с
обкусанными ногтями. - Тебе, попирающему сонную пыль Земли, тебе, потопившему
корабли старых мифов, тебе, разорвавшему Пизду Здравого Смысла, тебе,
брызнувшему на Вечность спермой Свободы, тебе, разбудившему и взнуздавшему
Русского Медведя, тебе, плюнувшему в морду гнилого Запада, тебе,
перемигивающемуся со звездами, тебе, ебущему Великий Народ, тебе, слюной своей
окропившему клитора многослойных советских женщин, тебе, разворотившему анусы
угловатых советских мужчин, тебе, Исполину Нового Времени - нет равных на
планете нашей!
Осип поклонился и поцеловал грубую парусину портрета.
Сзади подошла ААА.
Осип легко вскочил с колен, провел руками по продолговатому, небритому, грубой
лепки лицу с необточенными, варварско-непосредственными чертами и вдруг
расхохотался, откинувшись назад. Шляпа слетела с его лохматой головы и
светло-оранжевым пятном покатилась по площади Дзержинского.
- Я опять всех заложил! - хохотал он, шатаясь от восторга. - Я всех, всех, всех,
всех заложил!
ААА прижалась к его спине, с наслаждением ощущая трепет этого сильного,
мускулистого тела.
- Я заложил даже тебя! Даже тебя!
- Так поздно?! - обиженно хрюкнула она. - Гондон вареный! В первый раз не
догадался? Я всеми и самой собой заложена-перезаложена! У меня клейма Позора
Мирового даже на торцах волос сияют! Срежь их сейчас - через минуту вновь
проступят!
- О как приятно закладывать родных и друзей! - раскачивался, прикрыв глаза Осип.
- Какая это девственная сладость! Какое это невыносимое наслаждение! Сколько в
этом подлинного и высокого!
- Заложить - ото сна жизни проснуться! Самого себя до изжоги выебать! Друзей
закладывать - себя не помнить! А врагов - Бога забыть! - хрипела ААА.
- И ее заложил! Ее, голубицу фарфоровую, мастерицу взоров виноватых,
хранительницу холодного пота отказа! Отказала она мне, да не откажет палачам
лубянским! Забьется в сухих руках их лебедушкой ощипанной, белотелой! О, еще
солнце не встанет, как затрещат на дыбе кости твои, Всторонукасящаяся Любовь
Моя! Закричишь белым криком, оросишь мочой пол бетонный! Мне бы дать кожу на
сапог испанский, на твою бледную ногу натягиваемый!
Осип схватил себя за грудь, рванул. Треснула, разошлась грязная голландская
сорочка и свежая, еще кровоточащая татуировка сверкнула в свете луны и редких
фонарей на его мощной груди: девушка, разрываемая цепями, с надписью внизу:
MEA CULPA
- Жаааждууу!!! - прокатился по спящей Москве дикий крик Осипа.
- Вся кровь Родины в бокал Ярости Нетерпения твоего! Смешай ее со слезами
Заложенных тобой да со спермой тобою Опустошенных! А моей Мочой Высшего Служения
смой чернила непросохших Черновиков твоих: чай, не чернилами писать тебе, Щегол
Неземных Пределов! - прорычала ААА, поднимая рваный подол свой и показывая
большие, отвислые, лохматые, грязные гениталии с вывороченными, изъязвленными
алыми губищами.
Осип остервенело глянул, скрипнул зубами:
- Дай денег, мраморное тесто!
- Господи! От тебя ли, Сокрушитель Стен, слыхать такое?! - всплеснула руками
ААА. - Деньги! Это же листья со спиленных дубов Заратустры! Яйца костоеда
Гамлета! Фаустовская пыль!
- Дай денег, сестра! Мне разгон нужен! - рявкнул Осип.
- Возьми все, возьми, возьми, возьми! - она стала вынимать из лохмотьев пачки
денег и кидать ему.
Осип жадно ловил их широкими сильными ладонями, пихал в карманы:
- Разгон! Разгон! Высокого жажду!
- Все твое! Все твое на земле нашей! Бери без оглядки!
- Не привыкли мы с тобой оглядываться, мраморное тесто! Из высшей глины замесил
нас Вседержитель не скуделью хрупкой, а Столпами Стальными, его звездное небо
подпирающими! Не на кого, кроме Него нам оглядываться!
Засунув последнюю пачку, он яростно огляделся.
- Куда теперь свое высшее тело кинешь?
- В "Берлин"! По рулетке размажусь! Потом к блядям в "Ощипанный павлин"! Наебусь
до рвоты! А уж после - в "Стрельну", всей гоп-компанией - и до утра! Обчитаемся!
А утром поползем морду Толстому бить! Partie de plaisir, гбаные мощи!
- Да сколько можно, Оська! Избейте лучше Борьку: он больше королеву не ебет!
- Правда? - осклабился Осип. - Motu proprio?
- Не думаю.
- А, тюлень переделкинский! Не все тебе в высокие пизды мычать!
- Избить, избить его надобно! Он нас золотого крючка лишает!
- Борьку не бить, а ебать нужно! Он от запоров чудит... такси! такси! - заревел
он, заметив серую "Победу" с белыми шашечками.
Машина объехала по кругу памятник Дзержинскому и остановилась возле них.
- Дружище, сделай милость, помоги! - схватившись за сердце, Осип упал на колени.
- Умираю!
Пожилой заспанный шофер вылез из кабины:
- Чего такое, уважаемый?
- А вот чего! - Осип хлестким ударом сбил шофера с ног.
- Оська... ну это же... mauvais ton! - хохотнула ААА. Осип схватил старика за
седые волосы и стал кровожадно бить головой об асфальт:
- Ad patres! Ad patres! Ad patres! Лицо таксиста быстро превратилось в кровавую
кашу. Осип бросил его, залез в машину:
- Finita! Полгода никого по рылу не бил! Люблю шершавую эстетику! Уебония
furioso! Поехали к трем вокзалам, вша духовная!
- Оська, я рожаю сегодня.
- Поехали, мраморное тесто! Потом родишь!
- Не могу, mon cher, меня наследники ждут! Да и зачем тебе к трем вокзалам? Ты
же в казино хотел?
Небритое лицо Осипа сладострастно расплылось, в мутных глазах сверкнули тайные
огоньки:
- Знаешь, что такое утренний мужицкий хуй с трех вокзалов?
- Знаю, щегол беспредельный!
- А знаешь, так чего спрашиваешь? Он захлопнул дверцу, выглянул в окно:
- Приходи вечером в "Стрельну"! Я тюремное читать буду! Новая книга, ААА! Ради
этого и садился, гбаный в рот!
- Господь да укрепит рафинад мозга твоего! - перекрестила его она.
Осип сильно, с рычанием потянул носом и сочно харкнул из окна машины. Густой
плевок его звучно врезался в холодный асфальт.
- Bonjour, ААА!
Он лихо развернул машину и унесся по улице Кирова.
Переступив через окровавленный труп таксиста, ААА опустилась на колени перед
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Семенова Мария
Орлов Алекс