ется почтой?
тельстве содеянной вами гадости. Увольте.
к себе, и она решила, что это связано с ее первым к нему звонком, с пер-
вой в ее жизни потерей невинности, пусть даже в таком смешном, простом
деле, как звонок по телефону ему. Да, последние десять лет он, змей-ис-
куситель, был ее любимым человеком, но и был главным препятствием всему
ее жизненному успеху. Она любила его, желала, но никак не могла взять,
ей не на что было рассчитывать - он был женат и, кажется, вполне удачно,
во всяком случае, он не из тех людей, которые разводятся, не потому, что
так привязаны, а просто потому, что слишком умны и не видят в этом ника-
кого смысла. Встречаться украдкой, гулять, обниматься, просто проводить
время - пожалуйста, но жениться - боже упаси, совершать ошибку второй
раз. Она же, наоборот, была вся создана для семьи, ибо никогда ее не
имела и с детства видела, что значит отсутствие, пусть даже неудачной,
несчастливой семейной жизни.
тельно ожидая, что сейчас он перезвонит ей, но она не поднимет трубку, а
больше, кроме нее, некому, потому что мать матери уже давно ничего не
слышит. Он давно ей не звонил: может, месяц, а может быть, и два. Да что
уж там - тридцать три дня, если быть абсолютно искренней с собою. Она
чертовски скучала без него, а он не звонил, и вот вдруг выкинул такое
коленце. Опять вспомнил, поманил пальчиком, намекнул, мол, жду в
объятья, приди снова ко мне, и она снова готова всему поверить.
затянул трескучую песню соскучившегося любовника, и она недвижимо слуша-
ла ее так долго, как долго ему хватило воздуха, и только слегка поблед-
нели ее пальцы, сцепленные для надежности вместе.
следующий, и наступили еще более странные времена. В начале вся стран-
ность была связана с тем, что она не переставая, как много лет назад,
стала думать о Верзяеве, т.е. о том самом змее-искусителе, как она его
нежно называла про себя, да и не только про себя. Ей снова стало одино-
ко, и с одиночеством можно было бороться только одним способом - уйти с
головой в дела, т.е. стать, так называемой, деловой женщиной, или за-
быться в страшном разгуле, под коим она разумела непрерывное хождение по
гостям и прием же оных у себя дома. Но, как назло, в работах наступило
затишье, философских тоже, ибо ее научный руководитель, доцент Иосиф
Яковлевич Бродский, дальний родственник, как он теперь выражался, а ско-
рее всего, однофамилец нобелевского лауреата, вдруг внезапно исчез на
какую-то конференцию, посвященную переориентации преподавателей материа-
листической диалектики в свете наступления эпохи полной демократии.
Кстати, доцент был весьма неравнодушен к аспирантке-заочнице и, в свои
шестьдесят три года, был готов к решительным баталиям на сердечной поч-
ве, и даже приглашал Марию именно на эту самую конференцию. Она отказа-
лась от поездки в Питер, как выразился Иосиф Яковлевич, а теперь жалела,
потому что Верзяев больше не звонил, и в гости никто не приглашал, пото-
му что наступило затишье в именинах и днях рождениях, и, опять же, ее
каждый день настигало какое-то неприятное и, по-прежнему, неопределен-
ное, тревожащее состояние. И она опять и опять возвращалась мысленно к
Верзяеву, вспоминая старое и придумывая нечто из несбывшегося. Но и это
не помогало, а только тревожило. И пришлось спасаться в церкви.
мольская активистка, - приобрела привычку хождения в собор и, попутно,
соблюдения многих христианских обрядов, что само по себе, конечно, явля-
ется древним языческим наследием и вполне сочетается с духом всякого со-
циального утопизма, а то - поразительно и непонятно, что делала она это
абсолютно искренне, безо всякого расчета на постороннюю реакцию и, вовсе
не для моды, как многие в наше время. Впрочем, так ли уж необходимы осо-
бые объяснения такого рода жизененым поворотом, и не достаточно ли каж-
дому заглянуть в себя, дабы убедиться или предположить, как все это про-
исходит. Ведь и нас, обалдевших от суеты мирской, от этого шумного, раз-
ноголосого одиночества, нет-нет, да и потянет под арочные своды и купо-
ла, с которых не капает, но наоборот, льется некий загадочный свет, обе-
щающий ответы на самые заедающие нас вопросы. Ну что, в конце концов, в
том плохого, что человек ходит в храм постоять, помолиться, отвести ду-
шу. Ну пусть и модно это теперь, пусть и не смешно, или не опасно, как
раньше, и пусть каждый норовит выдать из себя самого верующего из верую-
щих, так пусть, и лучше так, ведь не колются - и ладно, как любит выра-
жаться красавец Марсаков.
продумывая про себя лишь одно заветное желание - отпустил бы он ее, на
все четыре стороны. Ну кто он? Ну, конечно же, змей-искуситель Верзяев.
Но чтобы вместо Верзяева послали бы ей человека, такого же дорогого и
родного, чтобы он, этот новый, неизвестный человек, понимал ее так же,
как Верзяев, чтобы с ним можно было обо всем поговорить, если припрет,
но главное - чтобы понимал, да не так, чтоб давал советы налево и напра-
во, а чтоб незаметно помог бы, чтобы она догадалась случайно, что вот,
мол, и не просила она этого, а он сделал для нее и ничего не потребовал,
даже и знания не потребовал. Но где же взять ей такого человека, если
каждый живет для себя, ну, Верзяев, конечно, мог бы, но он ведь не мой,
и понять не захочет, не оттого, что не может, а оттого, что слишком он
знает, что за этим и все остальное последует.
что помолилась во храме от напасти сердечной, отработала день без особых
усилий и, вернувшись к вечеру домой, обнаружила, теперь уже в почтовом
ящике, прибывший законным путем, т.е. через почту, со штемпелем новый
конверт, с той же самой маркой. Марку она, тут же, отодрала, приклеила к
той, первой, на трильяж, а письмо, после некоторых колебаний, все же
прочла. И было в нем послание N2 старой деве Марии.
дважды, ибо тот, кто был первый раз судим, в другой раз судить будет.
Знай, что избрана ты из многих и должна теперь во всем хранить его, и к
себе не допускать никакого другого мужчину, как и было раньше, и об этом
никому не доверять.
ватое веселье прибежала мать, а за ней, как за иголочкой, пришаркала
мать-матери, исхудавшая нитеобразная старуха. Они испуганно дождались
окончания смеха и последовавших после слез, напоили друг дружку сырой
водой. А после сели ужинать рыбой, и мать-матери рассказала историю, как
в одна тысяча девятьсот бог знает каком году они с отцом и братом пойма-
ли сетью огромную рыбу и в чреве ее нашли колечко золотое, и после этого
пошел мор и коллективизация. Вот такие и были песни у матери матерей
всегда, все они были простыми историями, как бы из прошлого тысячелетия,
а, на самом деле, всего-то им было меньше ста лет. И от всего нашего
двадцатого века у старухи этой и остались только что рыба с золотым
кольцом, бомбежка в Сольвычегодке и окровавленный кролик, коего она вы-
ращивала и любила, а потом зарезала, потому что был праздник Рождества,
и некому было больше этого сделать. И никаких постановлений прави-
тельственных и никаких имен она не помнила, потому что на работу никогда
не ходила, и ни в каких рядах не состояла, и в планах пятилетних не
участвовала, а жила всегда семейными заботами, всегда хозяйничала по до-
му или подрабатывала шитьем. А теперь обессиленная, ничего уж делать не
могла, а только хотела бы умереть, да не умела, потому что и раньше ни-
когда ничем не болела, и у врачей никогда не советовалась, кроме как в
роддоме, а господь бог прибрать не спешил, наверное, совсем про нее за-
был, видно и вправду, не примечает нелюбимых, ну а бесу-дьяволу - тоже
ни к чему, потому как была мать-матерей совершенно безгрешна. Безгрешна
и бессловесна, как неживая природа, ни одной книги за всю жизнь, ни од-
ной мысли, а только еда да одежда, вот и вся забота. Правда, ничего не
украла и жила для других, близких ей людей, но разве же это заслуга пе-
ред всевышним? Скучно умирать некультурному человеку, а уж неверующему -
и подавно. Что же явило оно, это бессловесное существо, миру, и для чего
оно, произведенное на свет всевышним провидением, коптило здесь небо ?
Может быть, ради нее, Марии, ради новой жизни ее? Не велика задача - ус-
мехнулась про себя Маша и сжала покрепче кулачок со вторым посланием.
хотя и в ней, конечно, но главное, главный пункт, конечно, состоит в
том, что писавший эти высокопарные записки знает слишком много, а слиш-
ком много знает только один человек - Змей-Искуситель. Но, может быть,
он все разболтал о ней, как это делают многие из мужчин? Да ведь это
смешно - рассказывать друзьям, что у тебя есть любовница, к которой ты
не притронулся за десять лет знакомства, таким не хвастаются. Либо нужно
быть уже сверхзмеем, притом настолько уверенным в себе и настолько без
всяких комплексов перед другими людьми... да нет, не такой он человек,
чтобы болтать о ней с кем-либо вообще, он слишком дорожит собой. Ей не с
кем посоветоваться в этом вопросе, только с ним, но почему он сам не
позвонит - второй раз она не сможет. Маша с тоской посмотрела на теле-
фон, и тот тут же откликнулся знакомой трескучей песней. Наваждение ка-
кое-то, не веря своему счастью, Маша кинулась к телефонной трубке.
да, нам нужно обязательно, потому что что-то происходит со мной, с нами
тоже может что-нибудь случиться, и тогда... в общем, ты прав, нужно