внезапному пришельцу потомственная аристократия. Богемские дворяне читают
французские газеты, которые в эти дни изобилуют мстительными и яростными
выпадами против "господина" Фуше: в них очень часто и подробно описывается,
как в 1793 году этот якобинец опустошал церкви в Лионе и обчищал кассы в
Неверс. Все ничтожные писаки, которые прежде трепетали перед тяжелым кулаком
министра полиции и были вынуждены сдерживать свое негодование, теперь
безудержно оплевывают его, беззащитного. С бешеной скоростью закрутилось
колесо. Тот, кто в свое время надзирал за полмиром, теперь сам под надзором;
все полицейские приемы, рожденные его изобретательным гением, применяются
его учениками и подчиненными против своего бывшего учителя. Каждое письмо,
адресованное герцогу Отрантскому или исходящее от него, попадает в Черный
кабинет, где вскрывается и списывается; полицейские агенты подслушивают и
докладывают о каждом его разговоре, шпионят за его знакомыми; каждый шаг
Фуше контролируется, он повсюду чувствует, что за ним наблюдают, что его
окружают и подслушивают; его собственное искусство, созданная им самим наука
жестоко и успешно испытываются на нем - на том самом искуснике, который их
изобрел. Напрасно ищет он защиты от этих унижений. Он пишет королю Людовику
XVIII, но тот не отвечает поверженному, так же как в свое время Фуше не
ответил свергнутому Наполеону. Он обращается к Меттерниху, который, в лучшем
случае, отвечает ему через низших канцелярских служащих односложным "да" или
"нет". Он должен спокойно сносить все надругательства и перестать, наконец,
шуметь и подавать жалобы. Некогда всеми любимый только из страха, он
презираем всеми с тех пор, как его больше не боятся: величайший политический
игрок окончательно проигрался.
раз уже почти настигавшей его. Теперь, когда он окончательно прижат к земле,
рок безжалостно обрушивается на поверженного. Не только как политик, но и
как частное лицо переживает Жозеф Фуше в Праге свою самую мучительную
Каноссу: ни один романист не сумел бы изобрести более остроумного символа
его морального унижения, чем маленький эпизод, имевший место в 1817 году. К
трагическому присоединяется теперь ужаснейшая карикатура на всякое несчастье
- комическое. Унижен не только политик, но и супруг. Вне всякого сомнения,
не любовь сочетала эту двадцатишестилетнюю красивую аристократку с
пятидесятишестилетним вдовцом, у которого такое голое и бледное лицо
мертвеца. Однако этот мало соблазнительный кавалер был в 1815 году вторым
богачом Франции, обладателем двадцати миллионов, превосходительством,
герцогом и всеми уважаемым министром его христианнейшего величества;
миловидной, но обедневшей провинциальной графине, естественно, улыбнулась
заманчивая возможность блистать на всех придворных балах и среди знатнейших
женщин Франции Сен-Жерменского предместья, и действительно, начало было
очень многообещающим: его величество соблаговолил собственноручно подписать
ее брачное свидетельство, дворяне и придворные спешили принести свои
поздравления; пышный дворец в Париже, два имения и княжеский замок в
Провансе соперничали в том, кто даст приют новой госпоже, герцогине
Отрантской. За подобное великолепие и за двадцать миллионов честолюбивая
женщина может взять в придачу и трезвого, лысого, пергаментно-желтого
супруга пятидесяти шести лет. Но поторопившаяся графиня променяла свою
чистую молодость на золото дьявола - вскоре после медового месяца она
узнает, что стала супругой не высокоуважаемого министра, а женой самого
презренного, ненавидимого во Франции человека, изгнанного и лишенного
земель, презираемого всем миром "господина" Фуше. Герцог со всем своим
великолепием исчез, и ей остался лишь желчный, раздражительный, потрепанный
старик. Поэтому не кажется слишком неожиданным, что в Праге между этой
молодой женщиной и юным Тибодо, сыном тоже изгнанного старого республиканца,
завязывается amitie amoureuse50, о которой точно не известно,
насколько она была лишь amitie и насколько amoureuse. Дело доходит до весьма
бурных объяснений, Фуше отказывает молодому Тибодо от дома, и, к несчастью,
эта супружеская размолвка не остается тайной. Роялистские газеты, жадно
ловящие каждый повод, чтобы хлестнуть кнутом того, перед кем они дрожали
столько лет, печатают ехидные заметки о его семейных неурядицах, и, к
восторгу своих читателей, распространяют грубую ложь о том, что молодая
герцогиня Отрантская удрала в Праге от старого рогоносца со своим
любовником. Вскоре герцог Отрантский начинает замечать, что, когда он
появляется в пражском обществе, дамы с трудом подавляют смешок и иронические
взгляды сравнивают молодую, цветущую женщину с его собственной, далеко не
очаровательной фигурой. Старый распространитель слухов, вечный охотник за
сплетнями и скандалами чувствует теперь на собственной шкуре, каково быть
жертвой злостного уничтожения репутации, и понимает, что с злословием нельзя
бороться, а самое разумное - бежать от него. Только теперь, в несчастье,
осознает он всю глубину своего падения, и жизнь в Праге становится для него
адом. Он обращается к князю Меттерниху с просьбой разрешить ему покинуть
ненавистный город и избрать другой, в глубине Австрии. Его заставляют ждать.
Наконец, Меттерних милостиво разрешает ему отправиться в Линц: туда униженно
скрывается разочарованный и усталый человек, убегая от ненависти и насмешек
прежде подвластного ему света.
"город", он совсем невольно рифмуется со словом провинция. Мещанское
население сельского происхождения, рабочие судоверфей, ремесленники - все
большей частью люди бедные, лишь несколько домов принадлежат местным
помещикам. Здесь нет, как в Праге, ни великих и славных культурных традиций,
ни оперы, ни библиотеки, ни театра, ни шумных дворянских балов, ни
празднеств - настоящий, довольно сонный, провинциальный городок, убежище
ветеранов. Там поселяется старик с двумя молодыми женщинами, почти
ровесницами,- супругой и дочерью. Он снимает великолепный дом и роскошно
обставляет его, к великой радости подрядчиков и купцов - ведь до сих пор в
их городе не селились такие миллионеры. Несколько семей пытаются завязать
знакомство с интересными и благодаря своему богатству важными чужестранцами;
знать, однако, явно предпочитает урожденную графиню Кастеллян этому
мещанскому отродью, "господину" Фуше, которому впервые Наполеон (в их глазах
такой же авантюрист) накинул на сухие плечи герцогскую мантию. Чиновничество
в свою очередь получило из Вены тайный приказ по возможности поменьше
общаться с ним; так и живет он, некогда столь деятельный, в полнейшей
изоляции, почти избегаемый. Один из современников Фуше очень образно
описывает в своих мемуарах посещение им одного из публичных балов: "Было
странно видеть, насколько любезно принимали герцогиню, и как никто не
обращал внимания на самого Фуше. Он был среднего роста, плотный, но не
толстый, с уродливым лицом. На танцевальных вечерах он постоянно появлялся в
синем фраке с золотыми пуговицами, украшенном большим австрийским орденом
Леопольда, в белых панталонах и белых чулках. Обычно он стоял в одиночестве
у печки и смотрел на танцы. Когда я наблюдал за этим некогда всемогущим
министром французской империи, который так одиноко и покинуто стоял в
стороне и, казалось, был рад, если какой-нибудь чиновник вступал с ним в
беседу или предлагал ему партию в шахматы,- я невольно думал о бренности
всякой земной власти и могущества".
последнего момента его жизни: надежда еще когда-нибудь, еще хоть раз
вернуться в сферу высокой политики. Усталый, истасканный, немного
медлительный и уже даже потучневший, он, однако, не может расстаться с
иллюзией, что его, столь заслуженного, еще раз призовут к политической
деятельности, что судьба еще раз, как уже неоднократно бывало, вырвет его из
мрака и снова бросит в божественную игру мировой политики. Он не прекращает
тайной переписки со своими друзьями во Франции, старое веретено все еще
прядет свои невидимые сети, но они остаются незамеченными под крышами Линца.
Он выпускает под вымышленным именем "Замечания современника о герцоге
Отрантском"-анонимный панегирик, живыми, даже лирическими красками
описывающий его талант, его характер. Одновременно, в частных письмах, он,
чтобы напугать своих врагов, неоднократно сообщает, что герцог Отрантский
пишет мемуары, что они будут изданы у Брокгауза и посвящены Людовику XVIII;
этим он хочет напомнить слишком отважным, что у бывшего министра полиции
Фуше есть еще стрелы в колчане, и даже смертельно отравленные. Но странно -
никто больше не трепещет перед ним, ничто не избавляет ею от Линца, никто и
не думает призвать его за советом или помощью. И когда во французском
парламенте, по какому-то другому поводу, ставится вопрос о возвращении
изгнанного, о нем вспоминают уже и без ненависти и без интереса. Трех лет,
протекших с тех пор, как он покинул мировую арену, оказалось достаточным,
чтобы забыть великого актера, который подвизался во всех ролях; молчание
простирается над ним, как стеклянный катафалк. Для света не существует,
более герцога Отрантского; только какой-то старый человек, усталый, желчный
и чужой, в угрюмом одиночестве гуляет по скучным улицам Линца. То тут, то
там подрядчик или коммерсант вежливо приподымет шляпу перед согбенным,
больным стариком, никто его больше не знает и никто о нем не вспоминает.
История, этот адвокат вечности, самым жестоким образом отомстила человеку,
который всегда думал лишь о мгновении: она заживо похоронила его.
чиновников австрийской полиции, не замечает того, что в 1819 году Меттерних,
наконец, разрешает герцогу Отрантскому переехать в Триест. Он делает это
лишь потому, что знает из достоверных источников - эта маленькая милость
оказывается умирающему. Этого беспокойного, жадного до работы человека
бездеятельность утомила и подорвала больше, чем тридцать лет каторжной
работы. Его легкие отказываются работать, ему вреден суровый климат, и
Меттерних дарует ему для смерти более солнечное место - Триест. Там еще
можно изредка видеть сломленного человека, который тяжелыми шагами
направляется к мессе и, сложив молитвенно руки, преклоняет колени перед
скамьями: тот самый Жозеф Фуше, кто четверть века тому назад своими
собственными руками разбивал на алтарях распятия, теперь, склонив седую
голову, преклоняет колени перед "постыдными знаками суеверия". Возможно, что
его охватила тоска по тихим переходам трапезных старого монастыря, в котором
он вырос. Что-то в нем совершенно изменилось, этот старый интриган и
честолюбец желает лишь мира со всеми своими врагами. Сестры и братья его
великого противника, Наполеона, также давно низложенные и забытые светом,
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Мацумото Сэйте
Конан-Дойль Артур
Андреев Николай
Березин Федор