Его взгляд безошибочно вычленил среди нагромождения второстепенных деталей
всей доступной визуальной информации черную головку динамика. "Ах, вот оно
что, - подумал Кратов слегка раздосадованно. - Это мной все еще пытаются
руководить".
регистрировать акустические колебания в традиционном диапазоне от десяти
герц до двадцати килогерц, хотя ему сейчас было не до традиций. Куда
больше его занимало неслышное никому дыхание гравигенераторов в
инфразвуковом спектре волн - дыхание неровное, сбитое, вот-вот грозящее
оборваться.
переориентированы на совершенно иные функции. Понадобилось время, чтобы
свернуть размещенную в них информацию и откачать в резервные регионы
памяти.
успел добраться до раздвинутого покрытия пола и заглянуть туда, в темноту,
где его ждала увлекательнейшая работа по спасению корабля, экипажа и
собственного бесценного тела.
Бессодержательными репликами вы заставляете меня отвлекаться. Это не
значит, что я допущу ошибку. Но на ответ будет затрачено время.
гравигенераторами будет решена.
восстановлен. Когда это произойдет, я вас оповещу. И корабль уйдет из
экзометрии.
задачи.
точнее - содержимое контейнера?
во сне она видит тебя.
неконтролируемыми эмоциями она не помешает вам управлять выходом из
экзометрии.
ждите моего сигнала.
и умолк.
выпало на их долю в этом полете. Атака извне так и не вывела их из строя
до конца. Вмонтированные в них контроллеры жили и по мере сил
самостоятельно поддерживали рабочий режим гравигенной секции. Только на
них, собственно, все и держалось. Но общие структуры взаимодействия
секций, координируемые бортовым когитром, были выжжены. Обратной связи не
существовало, и ни один контроллер не знал, что происходит с его
собратьями. Оттого и возникали всяческие искажения и перекосы. Оттого и
был завален на бок "гиппогриф", что левая рука не ведала, что там творит
правая, и каждый контроллер компенсировал сбои в работе вверенной ему
секции без учета состояния всех прочих, как мог и как знал. Мог-то он
немало, а вот не знал ничего.
в самом деле испытывал глубокую нежность к растерянному, заплутавшему
контроллеру, который, выбиваясь из сил, старался подчинить себе ситуацию.
Всем своим существом Кратов воспринимал его отчаяние и отчуждение, что
нежданно свалилось на его не столь уж и разумный кристалломозг. Понимал
его беспомощность и спешил разделить его тоску и одиночество. "Подожди еще
немного. Жаль, что ты не слышишь меня, не можешь уловить мои мысли, как я
ловлю твои. Тебе стало бы легче. Мы с тобой как два брата, которых судьба
разбросала по свету, которых воспитали по-разному, обучили говорить на
разных языках. Но я уже рядом, я иду".
вписываясь в любое свободное пространство, протекая в любую щель. Он был
хозяином самого себя, и это чувство наполняло его великой радостью.
Никакие законы мироздания не довлели над ним, кроме тех, что он сам для
себя устанавливал. Наверное, он мог бы летать. Но такой задачи перед ним
пока не стояло. И эта власть над собой была прекрасна, ради нее стоило
жить и трагически жаль было бы умереть.
смысле этого затертого слова, пережив момент неизмеримого могущества, не
хотелось и думать о смерти. Напротив, всеми доступными способами и
средствами надлежало сражаться за то, чтобы сохранить невредимым этот
чудесный дар - человеческое тело. Никому и никогда прежде не выпадала
такая удача, никакой Аладдин еще не вызывал из медной лампы такого джинна,
никакой Али-баба не находил в разбойничьей пещере таких сокровищ. И только
он, Кратов, мог приказать своему великолепному телу творить все, что ему
заблагорассудится. И это тело беспрекословно и наилучшим образом исполнит
любой приказ.
разума. В соединении этого грандиозного интеллектуального аппарата с
телом, достоинств которого не перечесть, и возникало сверхсущество, перед
каким не было и не могло быть неразрешимых задач. Сверхсущество по имени
Константин Кратов. Единственный экземпляр вида.
эмоции. Только в полном САМООБЛАДАНИИ, в полном контроле над собой,
который ни с кем не надо делить, и заключено чистое счастье. Я счастлив и
буду счастлив вечно".
энергией, разметавших повсюду убийственные алые щупальца. Он огибал
голубые шары и цилиндры, укутанные шарфами серого инея, пышущие невидимыми
никому, кроме него, языками радиации, изрыгавшие протуберанцы жесткой
ионизированной плазмы. Ему не страшны были ни те ни другие. При таком
САМООБЛАДАНИИ он запросто мог бы починить любое случайное повреждение
организма - будь то радиоактивный ожог или энерготравма. И даже
восстановить утраченное. Но ему жаль было своего тела, нестерпима была
сама мысль о том, что ему может быть нанесен урон.
следовало признать, состоянии. Неведомый враг - а в том, что это был
именно враг, посягнувший на благополучие корабля, а следовательно, и
самого Кратова, он уже не нисколько не сомневался, - действовал
изобретательно и точно. Аксоны схемы контроля были разорваны, а местами
обуглились и даже выгорели, от них остались одни лишь дорожки сажи.
Ганглии почернели, оплавились. В них не теплилось ни бита информации.
Восстановить все это было невозможно.
заново слепить, склеить, спаять, сживить безвольно поникшие обрывки
аксонов и ганглиев. Его мозг содержал ясную картину порушенной схемы,
этого было достаточно. Кроме того, в мозгу же хранилась и программа
управления гравигенераторами единственно доступной секции вне всяких схем,
с минимальным участием как бортового когитра, так и человека на
центральном посту, которым был Пазур. Главная же роль отводилась человеку
у контроллера. Жаль только, что Пазур не был настолько совершенен, чтобы
быстро и толково интерпретировать директивы этого взаимодействия. Кратову
еще предстояло адаптировать часть своего "Я" для работы с человеком
несовершенным. С недочеловеком.
колеса, а настоящая, первая в человеческой истории. Я могу решить любую
задачу. Нет ничего, что было бы мне не под силу".
контроллер, перепуганный младший брат, которому нужно протянуть руку
помощи, оставался все так же далек. Пора было приступать к
жертвоприношению. Разрушить ненужное во имя бесценного. Поступиться
сиюминутным во имя и на благо вечного.
задачу на сведение ущерба к минимуму. На основании результата он счел
возможным пренебречь системой терморегулирования, хотя и сознавал, что ему
придется возвращаться через темный и замороженный или, напротив, докрасна
раскаленный грузовой отсек. Он так же безжалостно выдирал блоки системы
энергоснабжения и рассовывал их по всем свободным углам. В ушах снова
заухало: видимо, на центральный пост обрушились аварийные предупреждения,
мастер всполошился. Но его мнение Кратова не волновало. Красные коробки,
словно лишенные своих щупальцев осьминоги, умирали. Энергия истекала из
них, они становились безобидны, и Кратов выламывал их, неудержимо стремясь