Чтение 43–й страницы книги ~Петербург, 1985 год. Десять лет спустя~

- А кто еще там был?

- Кржижановский, Буренин, Воровский, Красин, Пятницкий, писатель Мак-
сим Горький и еще два еврея.

- Меня не интересует их национальность, - сказал генерал. - Мне нужны
фамилии.

- Мне они знакомы как Зиновьев и Каменев, но я думаю, что это не нас-
тоящие фамилии.

- А не можете ли вы ответить на такой вопрос, Кавказец, - спросил ге-
нерал. - Владимир Ильич Ульянов и Николай Ленин - это одно и тоже лицо?

- Я не знаю, ваше превосходительство, - развел руками Коба.

- Я вижу, Кавказец, что большевики не слишком поверяют вас в свои
тайны.

- Я многого не знаю, ваше превосходительство. Я ведь не член ЦК.

- А почему тогда вас пригласили участвовать в заседании?

При этих словах генерал не удержался от насмешливой улыбки: он прек-
расно знал, что Коба присутствовал на заседании в качестве шестерки.

- Максим Горький тоже не член ЦК, - уклончиво ответил Коба.

- А этот Ульянов, по вашему мнению, очень опасный человек? - Барсуке-
вич вновь направил разговор в нужное ему русло.

- О, да, конечно! - убежденно произнес Коба. - Этот человек вчера на
охоте голыми руками завалил медведя.

- Да ну! - изумился генерал. - И вы это видели?

- Нет, я на охоте той не был.

- А вечером на заседании ЦК вас, значит, медвежатиной потчевали?

- Так точно, ваше превосходительство.

- А запивали чем? - осведомился Адольф Арнольдович с неподдельным ин-
тересом.

- Да кто чем, - ответил Коба. - Там всего было вдоволь.

- Да-а! - сказал генерал. - Я вижу господа большевики неплохо посижи-
вают. Я бы тоже поучаствовал в этих заседаниях ЦК. Да, этот Ульянов -
парень не промах! Медведей убивает, с Коллонтай спит, бухает...

- Очень опасный человек, ваше превосходительство, - подобострастно
произнес Коба.

- Вы тоже так считаете, товарищ Коба?

Агент вздрогнул: еще никогда генерал не называл его этим именем. Бар-
сукевич очень много знал и по каким-то причинам сегодня не скрывал это-
го.

Генерал пристально посмотрел на своего собеседника и решил, что пора
переходить к делу.

- Охранное отделение не может привлечь г-на Ульянова к уголовной от-
ветственности за убийство медведя, но отомстить за зверя необходимо, и
это сделаете вы, Кавказец.

- Не понимаю...

- Вам надлежит убрать г-на Ульянова.

- Как убрать!?

- Как можно незаметнее! То есть, в случае необходимости мы, конечно,
замнем дело, но вам, разумеется, важно не засветить себя перед большеви-
ками.

- Но я не могу! - взмолился Коба.

- Можете, можете, Кавказец, - строго сказал Барсукевич. - Вы просто
боитесь. Вы самая грязная мандавошка, какую я когда-либо видел. Вы спо-
собны на любое преступление, но в данном случае вы боитесь. И все же вам
придется это сделать. Другого выхода у вас нет. Я вам приказываю: убрать
г-на Ульянова и об исполнении доложить!

- Не могу! - Коба упал на колени и заплакал.

- Подумайте, товарищ Коба, чего стоит ваша презренная жизнь! Нам даже
не придется пачкать руки. Мы просто передадим большевикам информацию о
вашем сотрудничестве с нашим отделением.

Коба теперь сидел на полу и плакал.

Адольф Арнольдович тяжело вздохнул и вытер пот со лба тыльной сторо-
ной ладони. Порой он ненавидел свою службу.

- Встаньте, голубчик, - сказал он устало и почти ласково. - Вот, по-
курите, - генерал открыл коробку "Герцеговины Флор" и протянул Кобе. - Я
понимаю, что порой бывает нелегко, но ведь мы все служим государю импе-
ратору.

Генерал достал из кармана носовой платок и протянул его Кобе. Коба
высморкался, затем закурил и жалобно произнес:

- Но как это сделать?.. Это очень сильный человек... Непобедимый!..

- А вы постарайтесь. Вам все объяснит капитан Жмуда. Вы ведь знакомы
с Тадеушем Каллистратовичем?.. Вот он вам все и объяснит... А теперь,
голубчик, откройте вон тот шкафчик... Вон тот, левее окна... Да, да...
Достаньте оттуда бутылочку "Тифлиса" и два стакана... Устал я с вами...
Наливайте, не стесняйтесь... Себе тоже...

Они выпили. Затем Адольф Арнольдович позвонил и приказал дежурному
позвать капитана Жмуду.

x x x

Похмелившись пивом на Витебском вокзале (как мы помним, он провожал
там Крупскую в Саблино), Ульянов отправился на Лиговку, где уже добрую
четверть века квартировался Лев Абрамович Каскад.

Как и следовало ожидать, Ульянов никого там не застал, а швейцар в
подъезде, воровато озираясь, по секрету сообщил ему, что Льва Абрамовича
вроде как забрали, о чем домовладелец Полозов уведомлен соответствующими
органами в законном порядке.

Ульянов дал швейцару полтинник и вышел на улицу, думая о грустном.

Он представил себе, как в эту минуту какой-нибудь пьяный ротмистр об-
рабатывает Льва Абрамовича, и подумал о том, как легко порой читать в
газетах про массовые аресты незнакомых тебе людей в далекой Австро-Венг-
рии, и как бывает тяжело, когда внезапно забирают близкого тебе челове-
ка.

Ульянов завернул в маленький немецкий ресторанчик, где заказал сар-
дельки с кислой капустой и пиво. От щедрот заведения ему дополнительно
поднесли рюмочку шнапса.

Ресторанчик был хороший - уютный и гостеприимный, с отменной кухней,
но Ульянов в тот день ел и пил машинально - мысли его были далеко.

Он думал о бренности земного существования, о том, что жил вот непо-
далеку отсюда Лев Абрамович Каскад и, возможно, нередко приходил в этот
ресторан, а теперь приходить не будет, и, вероятно, никто этого даже не
заметит. Такова жизнь. А разве если мир был бы устроен по-ульяновски, то
не забирали бы? Наверное, тоже забирали бы. Может еще и побольше! Разве
он никогда не бывает резок и категоричен? Бывает и, пожалуй, даже слиш-
ком часто. Что же делать? Меняться? Становиться мягче, терпимее? Но ведь
его гнев всегда справедлив! Тогда где же выход? Или его нет? Видимо че-
ловеку от природы свойственно жить ненавистью, быть врагом своему ближ-
нему, а если держать людей в узде, то врагами рода человеческого неиз-
бежно становятся сами держатели этой узды.

Внезапно, новая тяжелая мысль поразила Ульянова. В последний раз у
Каскада он встретил Леву Бронштейна, который тогда заявил, что Ульянов
напрасно упомянул его имя в присутствии какого-то лохматого оборванца.
Лева, помнится, уверял, что этот оборванец далеко не так прост... Так
неужели?..

Ульянов допил пиво, расплатился и отправился к Александре.

Дверь ему открыла Анжелика. В ответ на ее немой вопрос Ульянов мрачно
кивнул головой.

- Узнали какие-либо подробности? - спросила девушка.

- Швейцар в подъезде поведал мне только о самом факте ареста. За под-
робностями следует обращаться в полицию.

- Вы поедете туда?

Ульянов отрицательно покачал головой.

- Вы разве нелегально в Петербурге, г-н Ульянов? - спросила Анжелика.

- Нынче утром я выехал из "Сан-Ремо" и перешел на нелегальное положе-
ние, - ответил наследник престола. - К тому же, я слишком хорошо извес-
тен охранному отделению.

- Конечно! - язвительно сказала Анжелика. - Убить безоружного медведя
- это вы можете, а показаться в полиции, чтобы помочь ни в чем не повин-
ному человеку - это вам не по силам!

- Поверьте, Анжелика, мое появление в полиции лишь ухудшит положение
Льва Абрамовича.

- Тогда в полицию поеду я! - решительно сказала Анжелика.

- Это будет поистине благородный поступок! - с чувством сказал
Ульянов. - Разумеется, сам я не имел права предлагать вам этого.

Ему все больше и больше нравилась эта девушка. "У Бени неожиданно не-
дурной вкус!" - подумал Ульянов.

- Кстати, госпожа сегодня не одна, - тихо промолвила Анжелика. - Один
жирный боров завалился к ней чуть не с самого утра.

- Кто такой будет? - осведомился Ульянов.

- Знакомый. Давно уже к ней клеится, а сегодня пришел свататься.

- Вот как! - удивился Ульянов. - Ну что ж, посмотрим.

Он прошел в гостиную. Александра радостно поднялась ему навстречу.

За столом действительно сидел большой и толстый мужик со свиным ры-
лом. Прямо перед ним на столе стояла миска тушеного картофеля с мед-
вежьей грудинкой, чуть поодаль - початая бутылка шнапса.

Этот человек был Отто Кирхнер, владелец типографской фабрики, распо-
ложенной на Большой Пушкарской улице. Ульянов давно знал эту фабрику, но
ее хозяина лицезрел впервые.

Шутки ради Ульянов представился г-ном Бздилевичем.

- Добро пожаловать, молодой человек, - с неискренней улыбкой произнес
Кирхнер. - В такое время дорог каждый русский человек.

- А вы разве русский? - не очень дружелюбно спросил Ульянов.