больницу. Когда барышня пришла в себя, спросили адрес кого-либо из
родственников. Она назвала мой телефон. Позвонили. Спрашивают: "Здесь ли
проживает господин Гэндзи?"
сил преодолевает сильнейшее волнение. Чем дольше я слушал ночного гостя, тем
больше задавался вопросом: зачем он ко мне явился? Что ему нужно? Гэндзи не
из тех людей, которым после потрясения непременно нужно с кем-нибудь
поделиться. Уж во всяком случае, я на роль его конфидента никак не подходил.
чтобы я поехал к ней в больницу? Но барышню наверняка уже осмотрели. Да и
потом, я ведь не по лечебной части, я патологоанатом. Мои пациенты в
медицинской помощи не нуждаются".
Мой слуга отвез девушку ко мне на квартиру, напоил горячей японской водкой и
уложил спать. С Коломбиной теперь все будет в порядке. -- Гэндзи снял свои
гигантские очки, и от взгляда его стальных глаз мне стало не по себе. -- Вы,
господин Гораций, нужны мне не как доктор, а в ином вашем качестве. В
качестве "сотрудника".
поднял брови, хотя внутри у меня все похолодело.
Благовольским, в которой я объявил, с какой целью стал членом клуба. Сквозь
щель приоткрытой двери блеснуло стеклышко очков, а никто из соискателей
кроме вас очков не носит. Правда, тогда я предположил, что вы и есть
вездесущий репортер Лавр Жемайло. Однако после гибели журналиста стало ясно,
что я ошибся. Тогда я попросил моего слугу, с которым вы отчасти знакомы,
взглянуть на вас, и он подтвердил вторую мою гипотезу -- это вы пытались
устроить за мной слежку. По моему поручению Маса, в свою очередь, проследил
за вами. Господин в клетчатой тройке, с которым вы вчера встречались на
Первой Тверской-Ямской, служит в жандармском, не так ли?"
не причинил, клянусь! А история с "Любовниками Смерти" кончена, и клуб
распущен". "Клуб распущен, но история не кончена. Из больницы я наведался на
квартиру к Коломбине и нашел там вот это. -- Гэндзи вынул из кармана листок
странной бумаги с мраморными разводами, сквозь которые проступала надпись
ICH WARTE! -- Вот из-за чего Коломбина прыгнула в окно".
в выводах, клюнув на чересчур очевидное и из-за этого закрыл глаза на ряд
деталей и обстоятельств, выбивающихся из картины, -- туманно ответил Гэндзи.
-- В результате чуть не погибла девушка, в судьбе которой я принимаю
участие. Вы, Гораций, сейчас поедете со мной. Будете официальным свидетелем,
а после изложите своему жандармскому начальству все, что увидите и услышите.
По некоторым причинам, о которых вам знать необязательно, я предпочитаю не
встречаться с московской полицией. Да и задерживаться в городе не хочу --
это помешает рекорду".
решился. Гэндзи прибавил, все так же глядя мне в глаза: "Я знаю, вы не
законченный подлец. Вы просто слабый человек, ставший жертвой обстоятельств.
А значит, для вас не все потеряно. Ведь сказано в Писании: "Из слабого
выйдет сильный". Едемте".
и его странным спутником, вцепившись обеими руками в поручни. Кошмарным
агрегатом управлял еврейчик, покрикивавший на поворотах: "Эх, залетные!".
Скорость и тряска были такими, что я думал лишь об одном -- не вылететь бы с
сиденья.
Двигатель производит слишком много шума".
-- Сидит, потирает лапки. Ждет, когда мотылек застрянет в паутине... После
того, как я закончу, вы вызовете по телефону полицию. Дайте слово, что не
станете меня удерживать".
понимал.
был в бархатном халате, похожем на старинный кафтан. В разрезе виднелись
белая сорочка и галстук. Молча посмотрев на нас, Просперо усмехнулся:
"Интересная пара. Не знал, что вы дружны".
последнего заседания -- не жалкий и потерянный, а уверенный, даже
торжествующий. Совсем как в прежние времена.
насмешливо осведомился дож, проводив нас в гостиную. -- Нет, не говорите,
угадаю сам. Самоубийства продолжаются? Роспуск зловредного клуба ничего не
дал? А что я вам говорил!" Он покачал головой и вздохнул.
деятельность прекратил. Осталась одна, самая последняя формальность".
выхватил из кармана "бульдог". От неожиданности я ахнул и отпрянул в
сторону.
тяжелую перчатку, и в ту же секунду с поистине непостижимым проворством
ударил ногой в желтом ботинке и гамаше по револьверу.
протянул своему спутнику.
вдруг совершенно перестав заикаться. -- Я мог бы застрелить вас,
Благовольский, прямо сейчас, сию секунду, и это была бы законная
самооборона. Но пусть все будет по закону".
следа.
Ничего не понимаю! Я подумал, что вы сошли с ума, как Калибан, и пришли меня
убить. Кто вы такой на самом деле? Что вам от меня нужно?"
-- Я так и знал, что вы станете отпираться".
перейдем в кабинет. Здесь сквозняк, а меня знобит".
письменный стол, Гэндзи -- напротив, в огромное кресло для гостей, я --
сбоку. Широкий стол содержался в изрядном беспорядке: повсюду лежали книги с
закладками, исписанные листки, посередине поблескивал бронзой богатый
чернильный прибор в виде героев русских былин, а на краю обнаружилось
знакомое рулеточное колесо, выдворенное из гостиной и нашедшее пристанище
здесь, в самой сердцевине дома. Вероятно, Колесо Фортуны должно было
напоминать хозяину о днях былого величия.
потом изложить в отчете как можно точнее".
из дому, прихватил с собой карандаш и блокнот, некогда приобретенный по
Вашему совету. Если б не моя предусмотрительность, мне сейчас было бы
непросто восстановить все сказанное с такой степенью точности.
сделал над собой усилие: левую руку убрал под стол, правую положил на шлем
бронзового богатыря-чернильницы и более уже не шевелился.
сказал он. -- Кажется, вы меня в чем-то обвиняете?"
массивным, к тому же толстые ножки утопали в пушистом квадратном коврике,
очевидно изготовленном на заказ -- аккурат под размер кресла. Пришлось Заике
сидеть, повернувшись вполоборота.
до самоубийства. Но я виню и себя, потому что дважды совершил
непростительные ошибки. В первый раз -- в этом самом кабинете, когда вы,
искусно переплетя правду с ложью, разыграли передо мной спектакль и
прикинулись благонамеренной овцой. Во второй раз я дал себя обмануть, когда
принял хвост дьявола за самого дьявола. -- Гэндзи положил "бульдог" на край
стола. -- Вы отдаете себе отчет в своих поступках, рассудок ваш трезв,
действия тщательно продуманы и просчитаны на много ходов вперед, но все
равно вы сумасшедший. Вы помешаны на жажде власти. Во время нашего
предыдущего объяснения вы признались в этом сами -- с такой подкупающей
искренностью, с такой ужимкой невинности, что я дал себя одурачить. Ах, если
бы в тот вечер, когда вы разбили кубок, я догадался взять немного жидкости
на анализ! Уверен, что это было не снотворное, как вы заявили, а самый
настоящий яд. Иначе зачем вам понадобилось бы уничтожать эту улику? Увы, я
совершил слишком много ошибок, которые обошлись чересчур дорого...
вы трижды хотели умереть и трижды испугались. Возглавив клуб самоубийц, вы
словно бы искупали свою вину перед Смертью, подбрасывая вместо себя других в
ее ненасытную пасть. Вы откупались от Смерти чужими жизнями. Как нравилось
вам воображать себя могущественным волшебником Просперо, высоко вознесенным
над обычными смертными! Никогда не прощу себе, что поверил вашей сказке о
спасении заблудших душ. Никого вы не спасали. Наоборот, из романтического
увлечения, порожденного нашей кризисной эпохой, -- увлечения, которое в
девяносто девяти случаях из ста миновало бы само собой, вы искусно
взращивали росток смертолюбия. О, вы -- искусный садовник, не гнушающийся
никакими ухищрениями. Пресловутые "Знаки" вы изобретательно подстраивали
Прозоров Александр
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Шилова Юлия