Таня.
родителей лет тридцати. - В Новый Свет...
уже компания, но и эта не повредит.
краешком мысли, когда, уже на такси, промчалась мимо дома отдыха для
космонавтов. Но белый домик с шумной толпой под виноградником оказался ничем
не хуже. Чистая комната, увитая зеленью веранда над ротондой и с видом на
море, блок хороших сигарет - чего еще желать? Тем более что ни одного из
встретивших ее здесь она не знала. Подружка, устроившая все эти радости,
плавала где-то в камнях Черепашьей бухты.
очень симпатичными ребятами: физики и лирики, но кто есть кто - разобраться
было сложно. Дружеский треп между ними часто переходил в споры, но никто и
не пытался умничать, давить интеллектом. Все были на равных, главное -
вовремя отбрехаться, так как ни одному палец в рот не клади.
из Минска, биолог из Пущино - ни родины, ни национальности, ни
вероисповедания не разобрать. Евреи с татарскими вливаниями, русские с
кавказскими заморочками - полная разношерстность. Объединяла всех любовь к
наукам: многие учились в аспирантуре, пожалуй за исключением газетчика Жени,
самой Тани и ее приятельницы Лены, известной в питерских гостиницах под
псевдонимом Хопа. Все знали это имечко, несмотря на то что она не
афишировала свой промысел и отдыхала от трудов праведных. Здесь не было
ханжества, все принималось как есть. Таня не поймала ни единого косого
взгляда, даже когда купалась голяком на скалах за гротом Шаляпина. Какие уж
тут косые взгляды, если даже Юрасик собирал крабов с голозадой девицей, по
возрасту годящейся в матери. Сюда бы Павла, застегнутого на все пуговицы.
Таня чуть не захохотала от этой мысли, представив мужа, зажатого обнаженными
бюстами. Неизвестно, у кого был бы более ошалелый вид: у него или у этих
ребят в его присутствии... Нет, конечно, это в ней боль говорит; Павел -
такой же, как эти ребята, тоже способен на отдыхе отрываться на полную
катушку. Просто старались оба - что муж, что она - быть друг перед другом
лучше, чем есть, копили подспудно досаду... А тут - тут каникулы. Отдых от
несвободы и лицемерия...
Таниного маленького приятеля Юрасика. Поймали мотор. Набились тесно до
писка, сидя друг у друга на коленках в "Москвиче" на лысой резине. Планируя
ночную вылазку в закрытую зону заказника, галдели, обсуждали дорогу на
Царский пляж.
его жена Лялька.
стала говорить о ней нечто восторженное. Незаметно разговор скатился к
воспоминаниям не совсем по теме.
тетке уже лет под пятьдесят. Интеллигентная, аристократичная, строгих
нравов, но не замужем. Мать у нее школьная учительница. Недавно застукала
старая Катю с сигаретой и давай ей втулять, мол, с этого все и начинается:
сначала папиросы, потом выпивка, так, мол, и до панели недалеко.
демагога-родителя Лялька тут же выкрутилась:
очки и весомо произнес:
местами, к которым прикипела душой. Сделать это хотелось в одиночку,
незаметно. В беседке пьянствовали, сыпались анекдоты, кто-то к кому-то
клеился, удалялись парочки, появлялись с такими довольными рожами, что хоть
лимон дай. Отказавшись от всяческих провожатых, Таня ускользнула на
поселковый пляж, посидела, набираясь духа на заплыв. Прожектор в рубке
застыл полосой света в одной точке. Тихо и спокойно. Таня вошла в воду -
волна окатила грудь, опрокинула тело - и мощным брассом поплыла на изгиб
скалистого мыса Сокол. Казалось, волны сами несут ее. Вода теплая и
ласковая. Но оказавшись вровень со скалой, она почувствовала опасную
зыбкость течения. Словно дозорный, Сокол держал невидимый барьер. Ее
неумолимо несло под крутые и острые уступы. Таня билась, продираясь сквозь
эту мертвую зону, широко распахнула глаза. Мышцы свело, в груди горело -
дыхания не хватало. И вдруг заметила мерцающие на поверхности серебристые
точки, которые отдавали лунными бликами, оседали на волосках ее тела мелкими
пузырьками. "Микроорганизмы, подобные земным светлячкам, как рассказывал
биолог Алешка", - догадалась Таня. В открывшейся ей бухте Царского пляжа был
полный штиль. Таня повернулась на спину, чуть отталкиваясь ногами, скользила
по воде к знакомым камням и теплой, нагретой за день мелкой гальке...
Закрыла глаза и глубоко вздохнула. Прямо над ней, таинственно улыбаясь,
зависла полная луна, заливая землю и Таню чарующим белым светом. Он не грел,
но облизывал все ее существо. Вдруг представилось, будто это Белая богиня
высовывает язык, как лепесток лаврушки. Даже чудилось дыхание. Таня
зажмурилась и впала в тихое забытье. Но сердце часто-часто билось, и щемящая
нежная тоска подкатывала к горлу. Хотелось заплакать, как будто она
маленькая девочка, лет девяти. Тогда, в детстве, выдержав долгое молчание
после ссоры, она пришла к брату, протянув мизинчик, как учила Адочка:
мирись, мирись, и больше не дерись. Но Никита оттолкнул ее, прикрикнув зло:
"Не сестра ты мне!" "За что? За что?" - спрашивала себя маленькая Таня, но
слезы не уронила... Тут какая-то тень коснулась ее сознания. Совсем рядом
слышно было шумное и прерывистое дыхание. Чистых кровей сеттер кинулся к ней
с лаем, но близко не подходил. Пес затих, встав в стойку. Предупреждающе
зарычал.
ущелья в бухту. В полосе света показалась фигура хозяина собаки. Это был
егерь. В выцветших шортах, бронзовый и скульптурный, перепоясанный широким
ремнем, он был хорош и выразителен. Как, натянутая струна, Таня пошла
навстречу. Заворчала псина, стыдливо следя за ее движениями.
чуждым стыда.
взгляд удлиненных черных глаз. Ее тело пробила дрожь, с языка сами собой
посыпались слова, словно острыми камнями ударяя незнакомца.
с твоей возлюбленной ослицей? Ведь старшие пока разрешают тебе любить только
ослицу? А? Аллах!
происходящим. Ее глаза отсвечивали зеленым.
Может быть, она тоже говорит тебе плохие слова на своем языке?
егеря судорожно схватились за нож.
Таня хохотала. Он подошел совсем близко, и она заметила, как на его
бронзовом лице четко обозначился белый треугольник вокруг рта.
слышала, как шипение набегающей волны смешалось со свистом ремня,
рассекающего воздух.
вспыхнул ослепительный свет, и в этом беспощадном свете с неземной четкостью
проявился Павел с Нюточкой на руках. Он улыбался ей, девочка протягивала
руки.
стонала, закусив губу, извивалась в исступлении. Пронзительная боль мешалась
со столь же резким, внезапным наслаждением, сливалась с ним в единое целое.
Из раскрытых Таниных губ вырывались короткие, еле слышные стоны. Она билась
на берегу, словно рыба, выброшенная из воды. И когда вдруг отпустило и Таня
вновь услышала шип то ли волны, то ли опускающейся плети, она стремительно
выпрямила ноги, одновременно перевернувшись. Юноша, пойманный на замахе,
упал навзничь, и Таня моментально, словно Диана-охотница, оседлала его,
припечатала руки к земле и впилась губами в его рот, впитывая запахи чеснока
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Белов Вольф