Фарвеллской обители... Ты сказал достаточно, чтобы догадаться,
но уж давай, договаривай, назови его имя.
обители Святых Петра и Павла в Шрусбери, которой принадлежу и я
сам. Вы видели его милорд: это тот брат, что был со мной в
Элфорде, преодолев на костылях весь долгий путь. Тот монах и
священник, которого вы, милорд Сенред, просили обвенчать
Элисенду с молодым человеком, назначенным вами ей в мужья. Его
имя -- Хэлвин.
выдумка, хотя никто не мог еще толком понять, к каким
последствиям ведет это неожиданное открытие. Теперь каждый
пытался сообразить, что же это значит для него лично. Для
Росселина, возбужденного и сияющего, как факел, это признание
прозвучало точно отмена смертного приговора, избавление от
тяжкой вины. У него словно гора с плеч свалилась: на душе стало
так свободно и легко, что голова пошла кругом и воздух пьянил
сильнее вина, а мир вдруг стал бескрайним и озарился сиянием
надежды и радости. От избытка чувств он не мог вымолвить ни
слова.
серьезного соперника в тот момент, когда цель, казалось, уже у
него в руках, и он собрал в комок всю свою гордость и
решимость, все силы, чтобы отвоевать желанную награду. Для
Сенреда это означало полный крах дорогих сердцу семейных
воспоминаний: отец теперь выглядел жалким, а то и вовсе
безмозглым, стариком, позволившим обвести себя вокруг пальца,
сестра оказалась самозванкой. Для Эммы, сидевшей в углу тише
воды, ниже травы, это была двойная боль: обида за мужа и
щемящая жалость к нему соединялись с горечью утраты -- ведь у
них отняли девочку, которую она любила, как родную дочь.
Сенред, говоря не столько с другими, сколько с самим собой, и
затем, словно очнувшись, повторил с гневом так, чтобы все
слышали: -- Она мне не сестра!
сама этого не знала. Не вымещай на ней свою обиду, она ни в чем
не виновата.
приданого, ни земли. Она тут ни на что не имеет прав. -- Не
мстительная злоба, а горечь и боль звучали в его словах, словно
он с кровью вырывал из сердца давнюю привязанность.
Аделаис. -- Земли ее матери отошли к Полсворту, когда она
удалилась в монастырь, но Элисенда моя внучка и наследница. Те
земли, что сейчас принадлежат мне со временем перейдут к ней.
Без гроша она не останется. -- Аделаис взглянула на Перронета и
ободряюще улыбнулась. Пусть влюбленные не воображают, что их
путь устлан розами только потому, что невеста оказалась
бесприданницей и у других претендентов на ее руку пылу явно
поубавится.
Сенред, с трудом сохраняя привычную почтительность. -- Она
выросла в этом доме, она по сей день считает его своим домом. И
как может быть иначе? Это нас взяли и отрубили ни с того ни
сего, выбросили, как отрезанный ломоть. Отец и мать у нее оба в
монастыре, так? Вы -- но разве вы когда-нибудь заботились о
ней, наставляли ее?.. Родня она нам или нет, а дом ее здесь, в
Вайверсе.
-- Я могу свататься, я по закону могу просить ее руки, никаких
преград не существует. Мы чисты, мы можем открыто любить друг
друга, никаких запретов! Я сейчас же поеду за ней. Поеду и
привезу ее. Она вернется, вот увидите! Я знал, -- захлебывался
он счастьем, и его синие глаза победно сверкали, -- я всегда
знал, что в нашей любви нет ничего дурного, ничего, ничего! Это
вы без конца внушали мне, что я совершаю тяжкий грех! Сэр,
позвольте мне поехать и привезти ее домой!
воздух -- словно зашипела вспыхнувшая серная спичка -- и в два
шага оказался перед расходившимся мальчишкой.
прав у тебя не больше, чем у меня. Я сватался и сватаюсь к ней,
и отказываться не собираюсь, так и знай!
опьянен радостью, чтобы обижаться или поступать невеликодушно.
-- Я же не против. Каждый имеет право на это, но только теперь
мы на равных, ты и я, и кто угодно еще. А там посмотрим, что
скажет Элисенда. -- Но сам-то он нисколько не сомневался в ее
ответе, и эта его самодовольная уверенность была для Перронета
худшим оскорблением. Рука Перронета потянулась к кинжалу на
поясе, с его губ готовы были сорваться злые слова, но тут
Одемар вновь стукнул кулаком по столу и так рявкнул, что оба
сразу притихли.
другой? Начнем с того, что родня у девушки имеется -- она
племянница мне. Если у кого здесь и есть право распоряжаться ее
судьбой и нести за нее ответственность -- я не говорю о тех,
кто давным-давно предпочел переложить и то, и другое на чужие
плечи, -- так это у меня, и я говорю, что раз Сенред сам этого
хочет, она будет жить здесь под его опекой и он сохранит по
отношению к ней все права, какими он обладал все эти годы в
качестве ее ближайшего родственника. А что касается ее
замужества, то мы -- я и Сенред -- вместе позаботимся о ее
благе, но принуждать ее ни к чему не станем. А пока пусть
Элисенда побудет одна, как она того желает. Она просила дать ей
время поразмыслить на покое, и мы дадим ей время. Как только
она будет готова возвратиться домой, я сам поеду и привезу ее.
Теперь я доволен. О большем я и просить не мог.
уже полностью овладел ситуацией, он был хозяином положения и
отдавал распоряжения, а всем остальным надлежало их исполнять.
Главное не наломать дров, пощадить чувства людей -- именно об
этом думал Одемар в первую очередь, в отличие от своей
неукротимой мамаши, которая привыкла идти напролом, оставляя
после себя одни страдания и горе для всех. -- Если ты и впрямь
возвращаешься в Фарвелл, передай им мои слова. И нечего о
прошлом слезы лить, но впредь все должно делаться открыто и
честно. Росселин, -- властно окликнул он, обратив взгляд на
юнца, нетерпеливо переступавшего с ноги на ногу и сиявшего как
медный грош, -- готовь лошадей, мы едем в Элфорд. Ты покамест у
меня на службе, и я отпущу тебя тогда, когда сочту нужным. И не
думай, что я забыл о твоей самовольной отлучке. Не доставляй
мне больше поводов для недовольства!
взгляд, который их сопровождал, не омрачили безоблачно
счастливого выражения лица Росселина. Он привычно преклонил
колено в знак того, что подчиняется приказу, и опрометью
кинулся его выполнять. Его как ветром сдуло, и занавес на двери
заколыхался, впуская в комнату легкий сквознячок.
перед ним, не опуская глаз, не сводя тяжелого взгляда с его
лица, в ожидании его решения.
пожаловали, вы исполнили.
больше не нуждался, а что до его собственного любопытства --
интересно все-таки было бы поглядеть, как все устроится в
дальнейшем, ведь одно дело решить на словах, а другое провести
в жизнь, -- то ему следовало умерить свои аппетиты и
довольствоваться тем, что он уже знал: вряд ли судьба еще
когда-нибудь забросит его в эти края. Он не спеша вывел свою
лошадку, уселся верхом и затрусил к воротам мимо грумов,
седлавших коней для Одемара. Тут его и увидел Росселин, догнал
и ухватился за стремя.
головой: он все еще не мог прийти в себя от счастья и все слова
куда-то растерялись. -- Скажи ей! Скажи ей, мы свободны, теперь
никто не обвинит нас...
это, знает не хуже тебя.
Да-да, понимаю, -- сказал он, заметив, что монах удивленно
поднял брови, -- но он все равно пошлет меня. Я его знаю!
Конечно, он скорей выберет своего, на кого он всегда может
положиться, чьи земли граничат с его собственными, чем
какого-то заезжего лорда с другого конца графства. И отец