Чтение 43–й страницы книги ~Господин Никто~

Впрочем, слушает она с полным равнодушием, когда дело касается моих личных
переживаний, и, естественно, обнаруживает некоторый интерес к деталям,
имеющим отношение к задаче, которая передо мной поставлена.

- Значит, ликвидирован весь Центр, кроме человека, с которого
по-настоящему следовало бы начать и который в скором времени снова
восстановит предприятие, - заключает брюнетка, глядя на меня с недовольным
видом.

- Выходит, так, - признаюсь я. - Цепная реакция сработала здорово,
только в обратном направлении. Младенов, которого мы прочили в
руководители нового Центра, убит; кому следовало уйти ко всем чертям,
уцелел.

- Хорошо, что хоть тебе ясен результат.

- Результат на нынешний день, - уточняю я.

- Ага, поскольку ты решил нанизывать ожерелье убийств до
бесконечности? Или хотя бы до тех пор, пока сам в него не угодишь...

- Пока что баланс в нашу пользу, - напоминаю я. - Верно, Младенова
ликвидировали, но, может, это к лучшему. Ты оказалась права: Младенов мог
бы оставаться под моим влиянием только в том случае, если бы американцы не
платили так щедро. Но они не скупятся. Так что особенно жалеть не
приходится. Остается уладить дело с Кралевым...

- Ты сам собираешься его улаживать?

- Думаю, что мне это удастся. В ближайшие дни у меня найдется немного
свободного времени. В отличие от тебя.

- Только посмей! - предупреждает Франсуаз. - У тебя такая склонность
- заходить дальше, чем тебе велено.

- Вот что, Франсуаз: я не стану вмешиваться в большую политику,
поскольку это не мое дело, но мне кажется, что вы слишком рискуете с
Кралевым. Если эта кошмарная операция удастся, общественное мнение
восстанет против вас, потому что операцией руководил человек, прибывший из
Франции, а это едва ли удастся скрыть. Пускай американцы сами берут на
себя ответственность, не ставя под угрозу ваш престиж...

- В твоем мнении по этим вопросам никто не нуждается, - обрывает меня
брюнетка.

- С другой стороны, - продолжаю я, будто не слыша ее, - с ликвидацией
Кралева нынешний Центр окончательно летит к чертям, что дает нам некоторые
шансы на возможную организацию нового ИМПЕКСа. К этому следует добавить,
что Кралев не пользуется особой популярностью даже в эмигрантских кругах.
Безоглядный и грубый, он окружил себя всеобщей ненавистью. Дадим ему по
шапке и начнем сначала, а?

- Ничего я тебе не скажу. Решение таких вопросов мне не по рангу.
Доложу куда следует, и тогда получишь ответ.

- "Тогда" операция будет закончена и решение кралевской проблемы еще
более осложнится.

- Не кажется ли тебе, Эмиль, что ты довольно ловко опираешься на
логику для прикрытия своего чисто личного желания свести счеты с этим
человеком? Он пытался, говоришь, тебя ликвидировать. Возможно, он
готовится повторить свою попытку. Но больше всего, как мне кажется,
задевает тебя то, что он грозится увезти в неизвестном направлении даму
твоего сердца.

- Фантазия! - третий раз бормочу я в этот вечер. - Хотя я в какой-то
мере сочувствую Лиде, должен признаться, что она мне не симпатична. Но вне
зависимости от симпатий и антипатий Лида сейчас нужна мне только как
приманка.

Чтоб сильнее подчеркнуть свое пренебрежение к Лиде, я энергичным
движением гашу сигарету, затем продолжаю:

- Слушай, Франсуаз, я не ребенок и понимаю, что одни вопросы ты в
состоянии решать сама, другие - нет. Не могу не учитывать и того, что
время летит стремительно и медлить нельзя. Пока мы тут беседуем с тобой,
Кралев уже накручивает километраж в сторону Марселя. К счастью, он ездит
плохо, да и его захудалый "пежо" ничего не стоит, так что если даже я
выеду в полночь, и то, думается, легко нагоню его и обгоню. У меня к тебе
совсем невинная просьба: перевезти Лиду в надежное место - скажем, в Кан
или Ниццу, там я дождусь твоего звонка, и ты скажешь, надо мне разделаться
с Кралевым или воздержаться.

- Ты мог бы это сделать и без специального разрешения. Вообще твои
личные связи с женщинами к делу отношения не имеют.

- Да, но я хочу, чтоб ты была в курсе дела и, самое главное, не позже
завтрашнего полудня уведомила меня, предоставляется мне право действовать
или нет.

- Если решат задержать Кралева, то это может произойти и без твоего
содействия, - замечает брюнетка.

- Но в таком случае вы еще больше демаскируетесь перед американцами.
Тогда как при моем участии все сойдет за саморасправу между эмигрантами:
личная вражда, соперничество, истории с женщинами и прочее.

Франсуаз некоторое время раздумывает. Потом зажигает сигарету, делает
глубокую затяжку, выпускает мне в лицо густую струю дыма и смотрит на меня
неприятным в такие моменты, пронизывающим взглядом.

- Ладно. Остановишься в Кане, в отеле "Мартинец". Дождешься моего
звонка между двенадцатью и часом. Только предупреждаю: если начнешь
своевольничать, сам подпишешь себе приговор. Причем, в отличие от прежних,
этот приговор будет приведен в исполнение.

- Оставь свои любезные обещания, - бубню я под нос. - Лучше прикажи
своим людям не таскаться за мною следом.

- Я не начальник службы преследования.

- Да, но в последнем случае инициатива принадлежала тебе.

- Посмотрю, что можно сделать, - уклончиво отвечает брюнетка. - Имей
в виду, скоро десять.

- В твоих силах сделать все, что захочешь.

- Будь это так, я бы тут же тебя удушила. Из-за твоих историй я
пропустила стоящую встречу.

- Не заставляй меня ревновать. С мутной от ревности головой человек
плохо ведет машину.

Последними репликами мы обмениваемся уже стоя.

- Франсуаз, - говорю я, - в двух шагах от тебя телефон. Скажи, чтоб
мне вернули машину, и одолжи немного денег на бензин.

- Опять украли машину? - иронически поднимает брови Франсуаз. -
Должна тебя заверить, что наши люди тут ни при чем.

- Ты уверена?

- Вполне. Что касается второго пункта, то в данный момент у меня в
наличии пятьдесят пять франков. Бери и распоряжайся ими.

Достав из сумки кошелек, она вытрясает содержимое на столик. Я беру
пятидесятифранковую банкноту, а мелочь великодушно оставляю.

Немного погодя мы прощаемся в прихожей. Пожимая мне руку, Франсуаз
задумчиво смотрит на меня своими большими темными глазами.

- Я не верю в предчувствия, но у меня вдруг появилось такое ощущение,
будто мы видимся в последний раз...

- Ты с самого утра поешь мне реквием. Так тому и быть, потеря
невелика. Сама же говоришь, что я просто господин Никто.

- А, запомнил-таки?.. - вскидывает брови Франсуаз. - Что ж,
прекрасно. Прощайте, господин Никто!

У женщин обычно инстинкт развит сильнее. Хорошо по крайней мере, что
данные инстинкта достаточно расплывчаты и не поддаются анализу. Франсуаз
не обмануло предчувствие, что мы видимся в последний раз; к счастью, она
не разгадала причину разлуки.

В тот момент, когда я покидаю дом на Сент-Оноре, меня заботят
проблемы совсем иного характера - материально-финансовые и транспортные.
Забегаю в какое-то кафе и проверяю по телефону, когда отправляется поезд
на Марсель. Оказывается, скорый уходит без малого в полночь. Выхожу и беру
первое попавшееся такси.

- Отель "Националь"!

Этот вид транспорта слишком дорог для меня, но время еще дороже.
Однако, если я даже вытрясу все свои карманы, мне все равно не собрать на
билет Париж - Марсель; франком больше, франком меньше - дело не меняется.
Единственное спасение при создавшемся положении я вижу в образе зрелой
красотки с массивными формами и повышенной чувствительностью.

Пока такси мчит меня к отелю, я наблюдаю за движением впереди и
позади нас и устанавливаю, что наблюдение продолжается и ведут его на этот
раз мощный "ситроен" серого цвета и хилый зеленый "рено". Этого и
следовало, конечно, ожидать, так как распоряжения об установлении слежки
выполняются очень быстро, а отменяются довольно медленно. Если вообще
доходит до отмены.

Такси останавливается перед массивным фасадом отеля "Националь".
Отпуская шофера, я сую ему в руки бумажку и, не дожидаясь сдачи, проявляя
характерную для бедняка щедрость, вхожу в оживленный холл и узнаю номер
комнаты, занимаемой артисткой Мери Ламур.

Принимая меня, Мери дрожит от нетерпения в своем розовом пеньюаре.
Собственно говоря, нетерпение у нас взаимное, только я свое скрываю более
умело.

- Мои соболезнования, дорогая! - приветствую я красотку. - Всего три
часа назад молодожен отдал богу дух.

При этой потрясающей новости Мери обнимает меня своими полными руками
и принимается целовать со слезами радости на глазах.

- Не волнуйся, милая, - лепечу я, пытаясь высвободиться из ее
объятий, поглощающих меня, словно морской прилив. - Теперь уже нечего
волноваться.

- Это ты его убрал? - в простоте душевной спрашивает артистка,
приходя в себя.

- А, нет. Я не способен на такие вещи. Убрали его Ворон с Ужом, но