кинозвезд, там, далеко, куда так рвался Шпындро. Сон скрутил быстро и
отпустил к четырем утра. Шпындро до семи ворочался, время от времени
поглядывал на циферблат: светящиеся точки черного круга мертвенной зеленью
напоминали глаза Филина при вспышках гнева, теперь, наверное, тусклые,
выдающие хворь немолодого тела.
уютная по вечерам, походила на камеру пыток, предметы стояли не на
привычных местах и освещение выхватывало как раз то, что следовало бы
скрыть: пыльный совок и обгрызанный веник, шелуху лука между плитой и
мойкой, разлохмаченную половую тряпку у батарей - сколько раз приказывал
выбросить - пакеты картошки рваные, из щелей посыпающие матовый мрамор -
оба гордились полом кухни - струйками засохшей земли.
едва предотвратил роковое падение фарфорового пастушка на пол, сжал
безделушку, с ненавистью посмотрел на спальню, выскочил из дома, шарахнув
дверью, и тут же пожалел: вдруг отлетит побелка с потолка или треснет
дорогая лепнина под висящими на цепях коридорными светильниками.
дыхание, ожидание поездки ворохнулось в Шпындро вполне различимо,
торкнулось ножками, как егозливый плод в утробе.
кряжистостью, наколками, косолапыми короткобедрыми ногами, но в отличии от
Филина, поражающими еще сумеречностью, шутки здесь в обиходе не числились,
королевствовало в заваленных папками кабинетах молчание и шорох бумаг.
пронзительными глазами пришедшего, а раз припечатав взглядом - кто прибыл
и как посмел нарушить важность течения дел неимоверных? - извлекали на
свет божий дело: переворачивали страницы и молчали, молчали и
переворачивали... и решали-то не они вовсе и до решения еще много воды
утечет, но навредить могли, помочь вряд ли - да и кому взбредет в голову
помогать? - но тягомотиной, нерасторопностью, мастерской чиновной затяжкой
могли сгубить любого.
или клавиш нежные пальцы виртуозов, но не в попытке исторгнуть звуки, а
единственно желая нагнать страх, исторгнуть дрожь в напряженно сидящем
через стол человеке, а тем самым доказать свою нелишнесть в этой жизни.
честь по чести: комсомольская юность с обязательным обиванием порогов
молодежного райкома, овощные базы с распитием - впрочем не означенном в
деле - на морозец; учебы актива за городом; не слишком деятельные, но
изрядно шумные студенческие отряды; положенная учеба - языки, шлифовка
профнавыков, первые робкие выезды...
десятипенсовыми ручками, ни купле-продаже машин, ни консультациям
Крупнякова, ни бурной коммерческой деятельности жены; с этих страниц
Шпындро представал таким, каким его желали видеть - на памятник в рост еще
не тянул, но строгость бюста на родине героя уже проглядывала.
теми, кому Шпындро привозил и впихивал, поначалу смущенно улыбаясь, а
позже даже с ледком во взоре: куда денутся, не откажут же, само в руки
катит.
беру! я другой породы, вовсе нет, к ним требовался особый подход, вроде
другой, - объездной - дороги, чтоб добраться в одно и то же место и
Шпындро эту дорогу наездил давно и знал - препятствий не предвидится.
могло экспортироваться, сейчас Шпындро и кадровик заработали бы стране
немалую сумму поставкой молчального товара высокой пробы на мировые рынки.
последующего шага и разнообразием мимических приемов, в гамме чувств,
простирающейся от сострадания - оба понимали наигранного - до подозрений
во вся и всем мощным тоном звучало вымогательство, как у каждого тертого
чиновника воителя, прокемарившего годы и годы под время от времени
меняющимися портретами.
и прочие невнятные звуки, которые могли ничего не означать, а могли
вмещать столь многое, что и подумать страшно. Уши Шпындро привычно вбирали
нечленораздельное; Игорь Иванович сохранял спокойствие и старался смотреть
на кадровика ласково, хорошо зная: чиновник только прикидывается, что ему
безразлична физиономия сидящего напротив, а на деле исподтишка внимательно
наблюдает за человеком, чья судьба на решающем перепутье.
приветливостью, впрочем, не забывая о почтении - ткнул в картонную
обложку, закрыл дело, посмотрел на жирно выведенную фамилию, начальное
"ша" которой напоминало вилы и снова начал листать с первой страницы.
г-м; торопиться некуда, и Шпындро мысленно прокручивал акт передачи
подношения фирмача, а также прикидывал, куда пригласить Настурцию, чтобы
выглядело солидно и не слишком обременило финансово.
Шпындро специфической улыбкой, одновременно бодрящей и устрашающей - плод
многолетних усилий. Шпындро улыбнулся по видимости радужно, кристально,
без примеси угроз или двусмысленностей, что тоже давалось годами
тренировок.
руки и Шпындро заметил у основания толстого большого пальца кадровика
такую же русалочку - сильно уменьшенную, совсем кроху - что предавалась
безобразиям на груди Филина. Смешно: будто всех людей, от коих так или
иначе зависел Шпындро татуировал один и тот же умелец. В
благожелательности кадровика проглядывала немалая работа Филина, и Шпындро
посетило облегчение: выходило, не зряшни его вложения и хлопоты.
непроницаемое лицо Кругова поганило настроение: догадывается - откуда я
или нет? Поболтали с Круговым о чепухе, сел за рабочий стол,
предусмотрительно усыпанный деловыми бумагами, как раз в необходимом
количестве, чтоб не заподозрили в безделье - во-первых, и в том, что не
справляется, завален выше головы - во-вторых.
у Шпындро екнуло сердце. Вдруг туда же? Признак скверный, если кадры
сначала потянули его, а потом Кругова: жизненный опыт подсказывал -
выигрывает всегда последний из приглашенных и Шпындро представил, как
сейчас его конкурент и кадровик - немалый начальник и член бюро -
перемывают косточки Шпындро.
Шпындро отпустило: плохо, нервы расшатались, колотило, будто минут за
десять перед встречей с фирмачем, скрытной, не предназначенной чужим
глазам; Шпындро знал, что дрожь ломает круто, но не длительно; когда он
вышагивал к ларьку-мороженое, страхи отлетели, как в институте - дрожь
била перед дверью аудитории, где принимали экзамены - а когда вошел, а тем
более вытянул билет, страх исчезал: будь что будет...
непременным налетом позволительной издевки, с которой давно знающие друг
друга коллеги судачат о начальстве. Кругов выразил сожаление и Шпындро
громко на всю комнату отметил, что если отбросить мелочи - кто без
недостатков? - Филин мужик что надо и оставалось только сожалеть, что
Игорь Иванович не может только знать, передаст его слова Филину или
исказит или вовсе верноподданническое признание Шпындро умрет в Кругове.
Скорее всего умрет! Что поделаешь? Кругов - не дурак поднимать акции
Шпындро безо всякой выгоды для себя.
взглядом по сотрудникам, нахохлившимся над столами в немой попытке
симулировать немалый труд.
осудит? Я в глаза не видел старуху, другое дело, что Мордасов может
взъяриться. Шпындро давно взял за правило: не буди лихо... черт его знает,
Мордасова, вдруг шлея под хвост захлестнет, - возьмет и нагадит да и как,
канал сбыта - надежный и оперативный - Колодец незаменим, а еще Шпындро не
сомневался, что стол Мордасов отгрохает будь-будь, и если отправиться без
машины, можно хряпнуть от души, расслабиться, к тому же на поминках
непременно отприсутствует Настурция и тогда отпадет необходимость
обременительного ужина в Москве: как ни крути, Шпындро выпадут проводы
Настурции в Москву, а там, быть может, подфартит напроситься на полночный
кофе и получалось, что посещение поминок - не пустая трата времени, а,
напротив, экономия денег - обольщающий ужин рассасывался. Шпындро
посветлел. Кругов подмигнул лучезарному лику и в невинном движении века
Шпындро снова узрел недоброе и, чтобы не ухнуть в никчемное самокопание,
предпочел вернуться к заключительной фазе поминок, а именно к проводам
Настурции.
покореженный монумент пионеру - Шпындро еще не в курсе участи гипсового
Гриши - и тут возникает заминка: заарканить такси в тьмутаракани в
последний час не легко и возможно удастся резонно обосновать
привлекательность поездки на электричке - исключительно для выигрыша
времени - а на вокзале в Москве Шпындро отлавливает такси и везет
Посняков Андрей
Семенова Мария
Контровский Владимир
Березин Федор
Акунин Борис
Березин Федор