фонтен.
в кабинет короля, и крикнул в соседнюю залу:
тан, появилось трое людей, названных даАртаньяном.
появлении друзей несчастного суперинтенданта финансов придворные - соз-
наемся в этом - отшатывались от них, словно боясь заразиться от сопри-
косновения с опалою и горем.
шимся и дрожавшим у дверей королевского кабинета, и, взяв их за руки,
подвел к креслу, на котором обычно сидел король; стоя у окна, король
ожидал, когда их представят ему, и приготовился принять просителей с
дипломатической сухостью.
слезы лишь для того, чтобы король мог лучше услышать его просьбу.
лю. Лафонтен закрыл лицо платком, и если б не судорожное подергивание
его плеч, сотрясавшихся от рыданий, можно было бы усомниться, что это
живой человек.
его так же хмурились, как тогда, когда даАртаньян доложил ему о приходе
его "врагов". Он сделал жест, который означал: "Говорите", и, продолжая
стоять, не сводил глаз с этих отчаявшихся людей.
церкви. Это упорное молчание, прерываемое только вздохами и горестными
стенаниями, начало возбуждать в короле не жалость, а нетерпение.
Гурвиль и вы, господин...
го из величайших преступников, которого должно покарать мое правосудие.
Короля могут трогать лишь слезы или раскаяние; слезы невинных, раскаяние
тех, кто виновен. Я не поверю ни в раскаяние господина Фуке, ни в слезы,
проливаемые его друзьями, потому что первый порочен до мозга костей, а
вторые должны были бы опасаться, что оскорбляют меня в моем доме. Вот
почему, господин Пелисон, господин Гурвиль и вы, господин... прошу вас
не говорить ничего такого, что не было бы безоговорочным свидетельством
вашего уважения к моей воле,
слов, - ваше величество, мы явились высказать вам лишь то, что выражает
самое искреннее почтение, самую искреннюю любовь, которую подданные обя-
заны питать к своему королю. Суд вашего величества грозен; каждый должен
склониться перед его приговором, и мы почтительно склоняемся перед ним.
Мы далеки от мысли защищать того, кто имел несчастье оскорбить ваше ве-
личество. Тот, кто навлек вашу немилость, может быть нашим другом, но он
враг государству. И, плача, мы отдадим его строгому суду короля.
ренными словами Пелисона, - приговор вынесет мой парламент. Я не караю,
не взвесив тяжести преступления. Прежде весы, потом меч.
что, когда пробьет час, с разрешения вашего величества нам будет позво-
лено возвысить наши слабые голоса в защиту обвиненного друга.
Скудного его состояния едва хватило, чтобы рассчитаться с долгами, и со
времени заключения ее мужа госпожа Фуке покинута всеми. Длань вашего ве-
личества, поражает с такою же беспощадностью, как длань самого господа.
Когда он карает какую-нибудь семью, насылая на нее чуму или проказу,
всякий сторонится ее и бежит дома прокаженного или зачумленного; порой,
но весьма редко, благородный врач решается подступиться к порогу, отме-
ченному проклятием, смело переступает его и подвергает опасности свою
жизнь, чтобы побороть смерть. Он - последнее упование умирающего, он -
орудие небесного милосердия. Государь, мы преклоняем колени, мы молим
вас, как молят божественный промысел: у госпожи Фуке больше нет ни дру-
зей, ни поддержки; она проливает слезы в своем разоренном и опустевшем
доме, покинутом теми, кто осаждал его двери в дни благоденствия; у нее
нет больше ни кредита, ни какойлибо надежды. Несчастный, которого пора-
зил ваш гнев, как бы виновен он ни был, получает все же от вас хлеб свой
насущный, каждодневно орошаемый им слезами. А столь же несчастная, обез-
доленная даже в большей мере, чем ее муж, госпожа Фуке, та, что имела
честь принимать ваше величество у себя за столом, госпожа Фуке, супруга
бывшего суперинтендант финансов Французского королевства, госпожа Фуку
не имеет хлеба.
была прервано взрывом рыданий, и даАртаньян, слушая эту смиренную
просьбу, почувствовал, как у него от жалости разрывается грудь; отвер-
нувшись лицом в угол кабинета, он вокусывал ус и подавлял готовые выр-
ваться вздохи.
тавалось суровым, но на щеках проступили красные пятна и взгляд потерял
былую уверенность.
рым понемногу овладевало волнение - дабы вы дозволили нам, не обрушивая
на нас вашу немилость, предоставить госпоже Фуке в долг две тысячи пис-
толей, собранные среди прежнихх друзей ее мужа, чтобы вдова не испытыва-
ла нужды в самом необхлдимом для жизни.
король заметно побледнел; его высокомерие сникло; жалость поднялась из
сердца к устам.
ног.
жеду невинными и виноватыми. Плохо же меня знают те, кто сомневается в
моем милосердии к слабым. Я буду поражать только дерзких. Делаете, гос-
пода, делайте все, что подсказывает вам ваше сердце, все, что может об-
легчить страдания госпожи Фуке. Можете идти, господа.
ющих щек иссушвдо их слезы. У них не было сил поблагодарить короля, ко-
торый к тому же резко оборвал их тержественныие поклоны, быстро удалив-
шись за свое кресло.
как би проводил его взглядом. - Отлично! Если бы вы не вмели девиза,
венчающего собой ваше солнце, я бы посоветовал вам один хороший девиз и
заставил бы господина Коврара перевести его на латынь: "Снисходителен к
слабым, грозен для сильных!"
Артаньяну:
привести в порядож дела покойного господина дю Валлона, вашего друга"
заперты, пветяяки заброшены. Прежде шумные, блестящие, праздничные, сами
собой остававлиавалхсь фонтаны. На дорогах, ведущие в замок, можно было
увидеть хмурые лица людей, трусивших верхами на мулах или рабочих лошд-
ках. Это были соседи, священники и судейские, жившие на прилегающих зем-
лях.
унылому конюху и в сопровождении слуги в черном направлялись в большую
залу, где на пороге их встречал Мушкетон.
в слишком широких ножнах болтается шпага. По его бело-розовому лицу тек-
ли два серебристых ручья, прокладывавших для себя русло на теперь столь
же впалых, как прежде полных, щеках. При появлении каждого нового гостя
поток слез усиливался, и жалко было смотреть, как Мушкетон своей сильной
рукой сжимал себе горло, чтобы не разрыдаться.
после Портоса. На чтении его хотели присутствовать весьма многие - кто
из корысти, кто по дружбе к покойному, у которого не было ни одного
родственника.
только часы отбили двенадцать ударов, то есть наступило время, назначен-
Конюшевский Владислав
Орлов Алекс
Ильин Андрей
Круз Андрей
Контровский Владимир
Шилова Юлия