как эти солдаты, я прислушиваюсь ко всем долетающим до меня звукам, я
хочу быть готовым к отплытию по первому зову. Кто призовет меня? Бог или
сын? Мои вещи уложены, душа ко всему подготовлена, я ожидаю знака... Я
ожидаю, доктор, а ожидаю!
с минуту подумал, решил, что слова будут излишни, а лекарства бессмыс-
ленны, и уехал, наказав слугам Атоса ни на мгновение не покидать их гос-
подина.
что его потревожили; он не потребовал и того, чтобы все приходящие
письма вручались ему без промедления; он знал, что все, что могло бы
доставить ему развлечение, было радостью и надеждой его слуг, которые
заплатили бы своей кровью, лишь бы доставить ему хоть какое-нибудь удо-
вольствие.
грезах, он лишь на несколько часов впадал в более глубокое забытье. Этот
краткий покой давал забвение только телу, но утомлял душу, ибо Атос, по-
ка странствовал его дух, жил раздвоенной жизнью. Однажды ночью ему приг-
резилось, будто Рауль одевается у себя в палатке, чтобы идти в поход,
возглавляемый лично герцогом де Бофором. Юноша был печален, он медленно
застегивал панцирь, медленно надевал шпагу.
уль, - я страдаю при мысли о вашем горе, которое вы переживаете вдали от
меня.
из Испании.
уль, Рауль, спасибо, спасибо тебе; ты исполняешь свое обещание, ты пре-
дупреждаешь меня!
причиной этого было не что иное, как слабость.
ся, уступая призрачным грезам, оделся и велел седлать лошадь; он хотел
съездить в Блуа и попытаться обеспечить более верные письменные сношения
с Африкой, даАртаньяном и Арамисом.
нем приводилось подробное описание смерти Портоса, и оно потрясло нежное
и любящее сердце Атоса.
отдать этот долг старому товарищу по оружию, он предполагал сообщить о
своем намерении ДаАртаньяну и, склонив его к этому горестному путешест-
вию на Бель-Иль, совершить вместе с ним траурное паломничество к могиле
гиганта, которого он так нежно любил, после чего, возвратившись к себе,
отдаться во власть тайной силы, неисповедимыми путями увлекавшей его к
иной, вечной жизни.
холию графа, одели своего господина, едва была оседлана и подведена к
крыльцу самая смирная во всей графской конюшне лошадь, как отец Рауля,
почувствовав, что у него кружится голова и подкашиваются ноги, понял,
что ему не сделать ни одного шага без посторонней помощи.
вую скамью, где он провел больше часа, пока не почувствовал себя лучше.
тельности последнего времени. Чтобы набраться сил, граф выпил чашку
бульона и пригубил стакан со своим любимым старым, выдержанным анжуйским
видом, упомянутым славным Портосом в его изумительном завещании.
шадь, но для того, чтобы с трудом сесть и седло, ему понадобилась под-
держка лакеев. Он не проехал и ста шагов: на повороте дороги у него
вдруг начался сильный озноб.
леднели.
граф.
хозяина, внезапно остановилась; бессознательно Атос подтянул мундштук.
жите меня, - добавил он и протянул слуге руку, - скорее, скорее! Я
чувствую, как слабеют все мои мышцы, сейчас я упаду с коня.
казание. Он быстро подъехал к нему и подхватил его на руки. И так как
они не успели еще удалиться от дома, слуги, вышедшие проводить графа и
стоявшие у дверей, увидели, что с графом, который всегда так прекрасно
держался в седле, происходит что-то неладное. Когда же лакей принялся
звать их к себе, все тотчас же прибежали на помощь.
он почувствовал себя лучше. Ему показалось, что к нему возвращаются си-
лы, и он опять заявил о своем желании во что бы то ни стало поехать в
Блуа. Он повернул назад. Но при первом же движении лошади он снова впал
в то же состояние оцепенения и дурноты.
дил.
Тотчас же была приготовлена комната, и Атоса уложили в постель.
помните, что сегодня я жду писем из Африки.
Блуа уже выехал в город, чтобы привезти почту да целый час раньше, чем
ее доставляет курьер.
ние. Слуга, дежуривший у него в комнате, заметил, как на лице его нес-
колько раз появлялось выражение ужасной внутренней муки, видимо пережи-
ваемой им во сне. Быть может, ему что-то привиделось.
хал в Блуа. Граф сильно томился; он пел счет минутам и содрогался, когда
из этих минут составлялся час. На мгновение ему пришла в голову мысль о
том, что за морем его успели забыть; сердце графа болезненно сжалось.
не, все же доставит долгожданные письма. Его час давно миновал. Четыреж-
ды посылали нарочных, и всякий раз посланный возвращался с ответом, что
на имя графа никаких писем не поступало.
жить еще семь бесконечно томительных дней. Так, в этой гнетущей уверен-
ности, началась для него бессонная ночь. Все мрачные предположения, ка-
кими больной, терзаемый непрерывным страданием, может обременить груст-
ную и без того действительность, все эти предположения Атос громоздил
одно на другое в первые часы этой ночи.
по выражению доктора, снова вызванного из Блуа его сыном. Вскоре жар
достиг головы. Доктор дважды открывал кровь; кровопускания принесли об-
легчение, но вместе с тем довели больного до крайней слабости. Сильным и
бодрым оставался лишь мозг.
прекратилась. Видя это несомненное улучшение, доктор сделал несколько
указаний и уехал, объявив, что граф вне опасности. После его отъезда
Атос впал в странное, не поддающееся описанию состояние. Его мысль была
свободна и устремилась к Раулю, его горячо любимому сыну. Воображению
графа представились африканские земли неподалеку от Джиджелли, куда гер-
цог де Бофор отправился со своей армией.
обрушивающейся во время прибоя и непогоды на берег.
амфитеатром располагалось небольшое селение, полное дыма, шума и тревож-
ной сумятицы.
нию, понемногу усиливаясь, оно в своих багровых вихрях поглотило все ок-
ружающее; из этого ада неслись стоны и крики, над ним вздымались руки,
воздетые к небу. В несколько секунд тут воцарился невообразимый хаос:
рушились балки, скручивалось железо, докрасна раскалялись камни, факела-
ми пылали деревья.
хотя он и слышал крики, рыдания, стоны, он не видел ни одного человека.
ошалевшие от страха стада неслись по зеленым склонам холмов. Но не было
ни солдат, подносящих к орудиям фитили, ни моряков, выполняющих сложные
маневры на кораблях, ни пастухов при стадах.
тошения, совершившихся как бы при помощи магических чар, без участия лю-
дей, пламя погасло, до все еще поднимался густой черный столб дыма;
впрочем, вскоре дым поредел, затем побледнел и, наконец, вовсе исчез.
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Акунин Борис
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия