обороне не было и речи, пылкий влюбленный просто не давал на это времени.
Насреддин безуспешно пытался забиться под обрезки кож для чувяков, а
Оболенский, подвывая и матерясь, уже готовился к переходу в лучший мир,
когда голос аль-Дюбины привел всех в чувство:
Подожди еще немного, я совсем убью этих злодеев и припаду к твоим ногам.
они ни в чем не виноваты. У меня... большое горе...
башмачник. - Давай я все-таки сначала их прибью! Аллах не осудит...
подбородок. Встревоженный Ахмед бросился к ней, на ходу роняя палку. Побитые
соучастники, морщась и почесываясь, пристроились рядом.
плачем! Слезы текли в три ручья, а рев стоял такой, словно Сырдарья по
весне, без предупреждения, вышла из берегов. Ни одного слова добиться было
совершенно невозможно, хотя все трое мужчин утешали и успокаивали
несчастную, как могли...
деликатных вопросах приведения в норму особ слабого пола. Да и где она, эта
норма, хотелось бы знать?! Женщины способны впасть в неуправляемую истерику
по тысяче, зачастую абсолютно противоречащих друг другу, поводов и выбраться
из этого состояния исключительно самостоятельно. Мы же, мужики, или опускаем
руки перед бурными рыданиями, или сдаемся сразу, предлагая истекающей
слезами возлюбленной все, что угодно, - от мытья посуды до законной
регистрации неформальных отношений! Хвала аллаху, в данном случае этого не
потребовалось... Отревев свое, выпив две пиалы воды и полкумгана вина из
горлышка (плюс осторожные похлопывания по щечкам), внебрачная дочь визиря
изложила наконец суть проблемы. Оказывается, у нее всего лишь похитили
сестру. Причем не кто-нибудь, а личная стража самого эмира. И не забавы
ради, а для уплотнения гарема. Было бы, как говорится, ради чего огород
городить! Рыженькой танцовщице несказанно повезло - ее красоту отметили в
самых верхах, а спорить с властью, установленной Шариатом, не только глупо,
но и безнравственно. Маленькая Епифенди просто не сразу осознала глубину
собственного счастья, как последняя дура зачем-то кричала и вырывалась.
Свято блюдущая ее безопасность старшая сестра немедленно полезла
заступаться, за что и получила свое, хотя дралась как львица. Но... дело
житейское, все устроится, успокоится, и вообще есть веши, против которых по
жизни не попрешь, а значит... Вот где-то тут сладкие речи Ахмеда, мягко
утешающего побитую воительницу, резко обрываются. Он вклинился в рассказ
подруги ближе к финалу и не сумел донести до нее свою концепцию
"невмешательства" в любовные дела эмира. Аль-Дюбина молча хряпнула его
ладонью по макушке, и возлюбленный на время затих. Гневные глаза, словно
пылающие угли, уставились на Оболенского...
добровольно записываться в герои-смертники все-таки не особенно жаждал. - Я
не танкист и не командир ракетной установки. Дворец эмира нельзя взять
штурмом... Честно говоря, я его сам-то толком не видел, но почему-то уверен,
что нельзя.
Тем более из гарема... - На этом волшебном слове Оболенский споткнулся.
Гарем! Столько образов, мечтаний, полетов безудержной фантазии и
вдохновения... Гарем! Необременительно одетые одалиски, скучающие без
мужской ласки девушки, легко подкупающиеся евнухи и - аромат любви... Гарем!
Пальмы в кадках, мраморные фонтаны, золотые рыбки, сладкое вино, щербет и
дурманные восточные ночи...
давайте поподробнее.
Но хоть на минуту внемли голосу мудрости и шепоту осторожности...
в ее голосе было столько силы и мольбы, что домулло дрогнул. - У меня есть
серьги и ожерелья, а из даурских гор мне привезли кольцо с огромным камнем.
Вам дадут за него не меньше тысячи динаров - но верните назад мою
возлюбленную сестру!
вездесущий ослик смотрели на Ходжу, как на лицо, облеченное правом высшего
решения. Как он скажет - так и будет! О, достопочтеннейшему Насреддину,
конечно, было что сказать... Он раза три или четыре открывал рот, твердо
вознамерившись обрушить на безумцев монументальную плиту неумолимой логики.
Ибо поставленная задача была совершенно нереальна при взгляде на нее с любой
точки зрения, и даже его зарождающиеся чувства к рыженькой танцовщице
мгновенно охладевали, едва домулло вспоминал, из чьих рук ее надо вытащить.
А если еще точнее, то из чьей постели... У эмира можно попытаться украсть
многое, но это чревато, так как обворованный эмир страшен в гневе. А если
кража оскорбляет собственнические инстинкты человека, то что же будет, если
владыку Багдада оскорбят еще и как мужчину?! Одни мысли на эту тему вызывали
спазм горла и холодный застой крови... Особо суицидного желания закончить
жизнь молодым и красивым Насреддин никогда не испытывал. Более того, он
всерьез намеревался дожить до ста лет, понастроив домов, понавыращивав
сыновей и понарассаживав деревья. Таким образом, вся его разносторонняя
натура категорически противилась любым рискованным мероприятиям, но одна
маленькая, робкая и все-таки настырная мыслишка билась где-то в подсознании,
заставляя болезненно щурить глаза. Мысль о том, что он все равно пойдет и
поможет этому ненормальному Багдадскому вору (порази шайтан его в поясницу!)
украсть у великого эмира его новую наложницу. Теперь Ходжа понимал это
кристально ясно...
само понятие Закона и Правопорядка! Никому не дозволено безнаказанно
нарушать установления Шариата! Ибо за такой великий грех нам нечем будет
оправдаться перед Создателем, когда Азраил представит нас на суровый суд
небес. Ради чего правоверный может пойти против воли эмира? Ну, разве что...
ради денег. Ради горсти презренных золотых динаров, ради пропитания бренного
тела и укрывания его от зноя, пыли и ветра - я готов пойти на столь
ужасающий проступок, противный сердцу истинного мусульманина! Аллах все
равно не простит, но хотя бы поймет... И не благодарите меня, ибо меньшим
злом я искупаю зло большее! Я иду на поводу у вас, забывших честь и стыд,
только из-за...
наконец пошире раскрыл глаза. Оказалось, что весь ораторский дар пропал
впустую - его никто не слушал. Даже Рабинович! Все участники описываемых
событий давно сгрудились в противоположном углу, тихо, по-деловому обсуждая
детали предстоящей операции. Домулло почувствовал себя идиотом... К тому же
- лишним. После секундного размышления он решительно шагнул вперед и,
растолкав всех, потребовал полного введения его во все нюансы плана. Как
равноправного соучастника, разумеется...
x x x
во-первых, филигранным изяществом и богатством отделки, а во-вторых,
надежнейшими фортификационными свойствами. Внешне это напоминало расписанное
под хохлому пушечное ядро - так же красиво и фиг чем расковыряешь. Ворота
одни, из окованного железом привозного дуба; стены высотой под пять метров,
гладкие и белые, как яичная скорлупа, никаких калиточек, форточек, дыр в
заборе, а самое главное - везде стоит обученная, надменная в своей грубой
массе стража. Как проникнуть внутрь - неизвестно... А самое неприятное, что
никто из мятежников ни разу не был в самом дворце. Ну, Ахмед и Ходжа -
понятно, а вот внебрачную дочь визиря туда тоже почему-то не пускали. Визирь
был человеком пожилым, опытным и в чем-то даже порядочным: от ребенка не
отказался, деньгами помогал, но ввести в аристократические круги... увы, он
тоже имел ограниченные возможности. Хотя обычно во всех восточных сказках
визирей представляют хитрыми и коварными, эдакими управителями из-за спины
султана, эмира или падишаха. Не будем спорить, наверное, почти везде так и
было - только не здесь и не сейчас. Отец аль-Дюбины наверняка нашел бы
причину наказать слишком ретивых драчунов из эмирской стражи, но отобрать у
властителя Багдада какую-то сводную сестру своей дочери... С его точки
зрения - это было глупой затеей. И, глядя на неприступную твердыню дворца,
домулло вновь полностью разделил это мнение. Поэтому он еще раз помянул
"голубоглазого шайтана", громко цокнул языком и поторопил лошадей. Арба,
груженная шестью здоровенными кувшинами с маслом, споро пошла вперед.
Маленький ослик, привязанный недоуздком позади, зыркал по сторонам самыми
воровскими глазами. Операция под кодовым названием "Ни дна ни покрышки"
Корнев Павел
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Василенко Иван
Посняков Андрей