попятилась назад. Я отчаянно дергал попавшую в капкан руку и поймал взгляд
Джули. Она схватилась рукой за сердце и покачала головой:
Внезапно меня прошиб холодный пот: а что, если это не сработает? Я перестал
дергать руку, когда целая толпа охранников с парализующими пистолетами
окружила меня. Я умоляюще посмотрел на Джули и прошептал:
затем велели Джули нажать на какую-то кнопку, рука освободилась из капкана и
меня повели прочь. Я чувствовал, что ее мысли следуют за мной и полны
благодарности: она знала обо всем, Зибелинг сказал ей. Я обернулся и с
улыбкой посмотрел на нее.
взглядов зевак из зала. Меня усадили на стул, один из них провел тыльной
стороной ладони по моему лицу.
них не был. Не спускайте с него глаз. Я доложу о случившемся.
устроиться поудобнее на пластиковом стуле, но сиденье было не правильной
формы, и какое бы положение я ни принял, все было не так. Я подумал, не
установить ли контакт с Джули, но охранник был хорошим телепатом, и я не
хотел рисковать - он стоял слишком близко. Я заставил себя не думать о ней,
и тут же мысли мои унеслись к шахтам, чего тоже не хотелось. Я посмотрел на
охранника. Он вздохнул и приподнял пистолет.
потеряться?
здесь.
за ним. Гэлисс, очевидно, не посвятила охрану в свои планы относительно меня
и моей миссии, тем самым отсекая для меня возможность быть на особом
положении.
том, как мне заставить выслушать себя на шахтах. Джоральмен должен быть там
- на него можно положиться, он знает, что произошло. Когда все закончится,
меня должны отпустить, потому что они получат доказательства того, что я
агент.
глаза и подумал, почему бы мне действительно не телепортироваться.
исключением наручников и нацеленного на меня дула пистолета Кильходы.
отпуске.
Джоральмена в том месте, где начиналась снежная равнина, но его там не было.
Я увидел лишь пару каторжников, грузивших оборудование, и сидящего на пустых
ящиках охранника. Кильхода подошел к нему, велев мне оставаться.
особой важности. Скоро вы будете готовы?
руке блеснул раскаленный прут. - Я должен быть наготове. Ваши кадры не
очень-то любят гнуть спину. Что это за новенький - очередной рекрут? - Он
хохотнул.
Попался в порту.
намеренно говорил так, чтобы они услышали. Синие лица уставились на меня - я
и забыл, как они выглядят.
рано или поздно они все попадаются, если не дохнут или не замерзают.
Охранник красноречиво посмотрел на меня, хлестнув прутом воздух.
каторжников к задней части снегохода с остатками оборудования. Со стуком
открылась дверь. Кильхода толкнул меня к ней, я залез в машину и устроился
на заднем сиденье. Там было тесно, я не мог вытянуть ноги. Кильхода грубо
отпихнул меня к иллюминатору и опустился рядом, охранник сел спереди.
Каторжник-водитель обернулся и поглядел на меня, прежде чем завести
снегоход. Я смотрел на проносящиеся снежные просторы и чувствовал себя так,
словно проглотил камень.
руках и ногах... Но я же не пытался бежать! Я добровольно пришел, чтобы
сообщить им об опасности. Я же на их стороне - они должны понимать это. Они
не станут наказывать меня, когда до них дойдет, что я для них сделал. Я
повернулся на сиденье:
Глава 17
роскошном белоснежном ковре, я рассказал им абсолютно все, что знал. Они
внимательно выслушали, а потом стали смеяться. Джоральмен не мог заступиться
- от Кильходы я узнал, что он в городе, отдыхает. Директора шахт сказали,
что я трусливый лгун, попавшая в капкан крыса, спасающая свою шкуру, и что
никакое мое действие не может изменить это их мнение. Управляющий
распорядился, чтобы меня подвергли наказанию.
благодаря которому была спасена жизнь главного специалиста по закупкам
Джоральмена. Может, стоит подождать, пока он вернется. - Он остановился в
нерешительности.
Его захлестнул страх. - О чем вы думали, когда выставили нас перед ним?!
Уберите его немедленно! И добавьте к наказанию еще дюжину плетей за то, что
отнял у нас столько времени.
Управления шахт. Сияние снега слепило глаза; и я думал, что не смогу дойти
туда, где собрались остальные каторжники. Во двор вывели всех дрожащих
синекожих, их вытащили из ада, чтобы они поглядели, что произойдет со мной.
пытался.) Я смотрел на лица каторжников, похожие на синие бусинки,
нанизанные на одну нить. Неожиданно мне вспомнился Мика - он наверняка стоит
в общем строю и думает, что я соврал ему, когда сказал, что не собираюсь
бежать. Почему-то я расстроился, как будто это имело какое-нибудь значение.
Я не мог найти его лучом сознания; глазами искать его лицо среди остальных я
избегал. К тому же сверкающий снег резал глаза, я перестал думать и
что-нибудь чувствовать...
руки закрепили над головой - гладкий ледяной металл обжег кожу. Я чувствовал
во рту отвратительно горький вкус страха. Рубашку на спине разодрали; меня
била дрожь.
я видел охранника с раскаленным прутом. Я вспомнил свои ощущения при одном
полном ударе - там, в чреве шахты, когда охранник решил вразумить меня. Я
попытался уверить себя, что это не может быть в двадцать раз больше. Плюс
еще дюжина за то, что считался человеком. Мучительно припоминая счет, я
надеялся, что, зная конечную цифру, буду легче переносить то, что мне
предстоит, и молился о том, чтобы счет оказался правильным.
издал щелчок. Ослепляющая боль, как от кипящего масла, обожгла спину. Я
попытался произнести "один", но зубы судорожно сжались, дыхание прервалось.
металле, и оставило вторую огненную полосу на спине. Звук рвался из моего
горла, я с трудом подавил его. Третья песня прута - мой желудок сжался и
наступило "три".
"пять", нет, наверное, кажется, "четыре семь"? Я не мог считать по пальцам -
они были сжаты в кулаки. Еще и еще раз - я не мог больше надеяться на свое
мужество, еще - и мне стало все равно. Я вдавил лицо в ледяной металл и
заорал - единственный способ облегчить страдания. Я должен был им позволить
добить меня до конца, пока я не перестал чувствовать боль. Я повис на
оковах, и они в кровь разодрали мои руки острыми концами. Но это было не
самое страшное. Мне довелось узнать, что значит "сгорать заживо". Меня
вот-вот вырвет... Я думал, что смогу вынести боль, но она переполнила все
мыслимые пределы терпения. Вся жизнь вытянулась в бесконечную петлю, без
начала и конца, и я должен был прочувствовать все каждой клеточкой, от и
до...
голос, умоляющий палачей остановиться: этот голос не мог принадлежать мне.
Мои ноги обмякли и отказались служить.