аккуратно подстриженной челкой - они и росли так вот, точно из родниковой
точки между глаз возникал пушистый темно-каштановый султанчик; из этой же
точки разлетались к вискам чуть изломанные дуги бровей. Диковинное лицо - да
только все ли тут таковы?..
на него чары наводила.
сомнение: "а с чего это она понимает каждое его слово? Он и на Тихри-то не
сразу приспосабливался, когда на новую дорогу подавался, а тут мир другой -
а словеса все одинаковые. А может, ему все это только чудится в смертном
сне, потому как уже потонул он в топкой трясине под зеленой звездой?"
черный ручеек - цепочка людей под одинаковыми покрывалами; на плечах они
несли что-то длинное и тоже черное, вроде сундука. Они уже подымались вверх
по дороге, и было очевидно, что встречь не пройти. Сколько ж ждать?
следовать.
тошнотным комом поднялся из пустого желудка к самому горлу. Воды и высоты
боялся бесстрашный странник, привыкший всю жизнь шагать по ровной земле. Те,
у кого он побывал в гостях (словно век назад - ишь как время-то
отодвинулось!), умели и летать, и плавать, но так на то они и были
чужедальние, с которыми он и не сжился, и не сгостевался. Ну да строфион с
ними.
широко расставив ноги, и велел:
была девка!
земляном полу. Кто-то громадный стоял посреди хижины, растопырив руки, и
Харр бесшумным движением выпростал руку из-под прикрывавшей его холстины и
цепко ухватил меч, привычно положенный возле постели. Верзила не шелохнулся.
Харр одним толчком отпрыгнул прямо со своего ложа за изголовье, приседая и
выгибая хребет, и тут наконец понял, что это всего-навсего его собственная
одежда, вывешенная на распялочке для просушки.
шагнул к ней, по привычке изобретая какую-нибудь врачку поправдоподобнее:
искать тебя навострился...
приготовить ему ужин. Славная была девка, правильно свое дело понимала:
ублажила мужика - накорми. И проворная: посреди дворика над небольшим, но
складным очагом уже побулькивал котелок, разнося приманчивый дух мясной
похлебки с неведомыми ему травами.
не отвлекать ее от благого занятия, но она уже извернулась, как ящерица, и
ее широкие теплые ладошки побежали по его телу - вверх, но совсем не туда,
куда следовало бы. А к бусам, единственному, что сейчас на нем было.
Ты ведь мне еще ничего не подарил!
пониже спины:
ничего не нашла. Теперь к принцессиному подарку подбирается. Надо будет
завтра в город податься, поглядеть, что к чему и не требуется ли кому на пир
веселых песен да прибауток с рассказами о странах дальних, здесь не
виданных. Городок, правда, был невелик, по Харр мог поручиться, что не
беден. А в таком - странствующему певцу всегда честь и место. Хорошо, он
свои кисти наушные да травы-перегуда - обязательное снаряжение певца - в
ножны упрятал, а туда девка сунуться побоялась. Ну да завтра ей тоже
что-нибудь перепадет.
было княжеское знамя, небрежно обронил:
угол? Да ты ведь сам пошел...
городскими стенами. Собственно говоря, это нельзя было назвать даже домом -
у посаженных в кружок деревьев кроны были связаны вместе, сучья за несколько
лет привыкли сгибаться, образуя шатер, а густая листва, вероятно, не
пропускала ни капли дождя. Стволы были оплетены широкими полосами светлой
коры, так что жилище Махиды было попросту громадным лукошком. Такое же
древесное кольцо ограждало крошечный дворик с той только разницей, что ветви
деревьев, наоборот, были над ним срезаны. Пройдет еще несколько лет, стволы
раздадутся и превратятся в сплошную стену - только конопать мхом. Хитроумно!
отведаю - вот тогда и скажу, в обиде я или нет.
ощипанную птицу, бросила на плоский камень очага. В теплой дымке плясали
давешние стрекозы - грелись, что ли? Харр потянулся, хрустнув косточками, и
вдруг почувствовал, что безмерно счастлив. Он снова был на случайном привале
своей бесконечной дороги, вдали от родной земли, до которой снова шагать и
шагать - а то уж забиралось под ложечку щемящее сомнение: вот дойдет до дому
- что тогда? Вроде и искать будет нечего. Но сейчас долгожданное васильковое
небо и душистая строфионья степь привычно слились воедино и сжались в
мерцающую, чуть печальную звездочку, манящую его из недосягаемого далека. Он
снова был волен как птица - сам себе хозяин, не то что в гостях, где все
подано, да никогда не знаешь, что позволено.
лиловыми шелками, побоялся закапать - оставил на распялке), вышел во дворик,
где жар очага ластился к босым ногам, подставил ладонь зеленым лучам:
видывали, - дипломатично умолчал он о том, что на родимой Тихри и вообще-то
ночи не для людей - для нечисти ледяной.
не вполне вразумительно для него пояснила Махида.
старался блюсти самим же заведенное правило: лишних вопросов не задавать, а
время от времени кидать небрежные замечания.
оробела. - То ли мор грядет, то ли дожди несусветные, то ли в людишках
брожение. Недаром наш стенной амант лихолетцев набирает из пришлых бродяг.
находку на лесной тропе. - Так что лучше бы этой лампаде поднебесной
притухнуть так же скоренько, как она и зажглась.
Гатиту-покойницу вспомнила. - Только звезды-то далеко, руками не дотянешься;
вот и нету на них аманта.
глубь озерную, хоть в прорву ненасытную, куда неуправных неслухов кидают. На
худой конец - припрятал бы за тучку-облачко.
в носу перед чихом. Амант. У простого люда он его не слыхивал. Но вот где...
И тут память подсказала: так именовали своих полюбовников стоялые
караванницы.
ли?..
швырнула на землю. - Готова похлебка, а до утра стылого еще ох как далече...
Подхарчимся впрок, а там поглядим, кто первый сомлеет.