живому...
с нашим старшим. Он вхож...
экс-чемпион, дуя на слуховую-капсулу. - Не от твоего ли этого, а? От того,
о чем ты тут рассказывал. Послушай, - вдруг встревожился он, - а она не
рванет у меня в ухе? Я бы выкинул, понимаешь, но без нее я и вовсе не
слышу. И зубы у Меня золотые, с ними как?..
по-настоящему не могу. Я - что, мое дело - убить красиво и аккуратно, это
я умею...
еще, и люди на Рынке теперь поглядывали на них не как обычно, с
равнодушием - а опасливо, и становилось людям зябко и неуютно, хотя вечер
был теплым и мягкий покой шел от земли...
7
называемый парк и начался пустырь. Это произошло постепенно: все меньше
попадалось деревьев, зато все больше - сочного, кустистого бурьяна;
покрытая многоугольными плитками, аллея оборвалась, дальше шла убитая
множеством ног плотная земля. Все больше людей встречалось, и в одиночку,
и группами; но уже стемнело, и она не обращала на них внимания, хотя и
чувствовала, что к ней приглядываются. Однако ее не трогали, а ей самой,
занятой мыслями новыми для нее, необычными и оттого столь
привлекательными, что расставаться с ними не хотелось даже на краткий миг,
- ей здесь сейчас было куда приятней, чем на гремящих магистралях.
потом что-то стало заглушать, забивать их, в их голубой поток начали
врываться какие-то другие, неуместные, грубые - как если бы вдруг чужая
станция заговорила на той же самой волне, беззаконно и бескультурно. Раз и
другой Мин Алика досадливо тряхнула головой, но помехи не отцеплялись;
тогда она пришла в себя - и поняла, что если первые слова, нежные и
проникновенные, были воскрешены ее памятью, то вторые, - как показалось
ей, черные - звучали в реальности; доступ же к ее сознанию слова нашли
потому, что произносил их тот же голос - голос Форамы. Голос доносился
откуда-то из собравшейся по соседству довольно большой толпы.
Алика-решительно свернула с тропы и стала Проталкиваться, нимало не
удивленная: она ведь знала, что он где-то здесь, затем сюда и шла, чтобы
увидеть его, взять, увести. На нее почти не обращали внимания, только
дышали перегаром. Форама был тут, она узнала его и в сгустившемся мраке;
уже готова была шагнуть, чтобы, отстранив последних мешавших, оказаться
рядом с ним. Форама в этот миг, подняв глаза, увидел ее - и лицо его стало
меняться, она ясно видела, как менялось оно на глазах, и он, умолкнув,
начал было приподниматься с земли... Тут с двух сторон ее сразу крепко
взяли за руки, она инстинктивно напряглась, но ее держали железно, и
чей-то голос шепнул в самое ухо: "Без глупостей, времени не осталось,
транспорт вот-вот уйдет". Не грубо, но неотвратимо ее повлекли назад,
между нею и Форамой вновь образовалась людская перемычка, она больше не
видела его и не успела еще решить - не воспротивиться ли всерьез? - как ее
уже впихнули в маленькую лодку, неслышно опустившуюся только что прямо на
тропу; последним, что она услыхала здесь, было сказанное кем-то - без
удивления, впрочем: "Гляди-ка, бабу замели", - и парк вместе с Шанельным
рынком провалился вниз, и только ветер засвистел за полукруглыми стеклами.
служебной иерархии, может порой оказаться виновником крупной катастрофы,
явился в данном случае некий представитель Стратегической службы, носивший
невысокое звание штаб-корнета, что соответствовало восьмому уровню в любой
другой области деятельности. Занимал он должность Главного дежурного
оператора в центральном посту Полководца, и в обязанности его входило - в
часы дежурства следить за состоянием громадного агрегата, вводить в него
все, что прикажут. Составлял программы для Полководца, разумеется, не он,
и не он решал, что вводить, а что - погодить; однако если какая-либо из
программ вызывала у Полководца нежелательную реакцию, иными словами,
заключала в себе какие-то внутренние противоречия либо противоречила
какой-то из ранее введенных программ, то именно дежурный оператор должен
был принять меры к тому, чтобы программа была своевременно исправлена, а
до того - чтобы кто-то не попытался все же насильно втиснуть-ее в машину:
Полководец, как и всякое существо с высоким интеллектом, был весьма
нервен, и его реакции на такого рода ошибки, часто являлись совершенно
неадекватными - иными словами, гигантское устройство начинало психовать по
пустякам, как характеризовали это сами операторы в своих разговорах.
Конечно, сравнение со стрелочником, использованное здесь, в достаточной
мере условно, но все же оно дает представление о положении и роли
штаб-корнета Хомуры Ди в могучей и разветвленной системе обороны Планеты.
пульте Полководца размеренная и привычная до полной незаметности
беззвучная перекличка индикаторов вдруг замедлилась, потом и совсем
расстроилась, одна группа их разом погасла, другая и третья задрожали
быстро-быстро, замерцали, как больное сердце, тут же включились
неприятно-багровые тревожные сигналы и негромко, прерывисто загудел
зуммер. Все это должно было обратить внимание людей на поведение машины,
отнюдь не вмешиваясь в него, и предложить им приготовиться к разговору с
Полководцем. Ничего подобного штаб-корнет не ожидал, но, как
квалифицированный специалист с немалым стажем, был в любой момент готов к
таким событиям. Он еще не успел ничего подумать, как рука его сама собой
протянулась к широкой клавише, над которой было написано: "Разговор".
После того как он нажал, жужжание сделалось тише, багровые лампы тоже
замигали вполнакала, что означало, что причина волнения машины не
устранена, но воздействие ее временно прекращено. После этого Хомура Ди
неожиданно ласковым голосом спросил:
службе, давно уже испытывал к громадному и мощнейшему устройству, которое
они обслуживали, странную нежность - подобие той, какую взрослые
испытывают к детям, пусть очень развитым и способным, быть может, даже
гениальным, - но все же детям, имеющим крайне приблизительное, а еще
вернее - отдаленное представление о жизни со всеми ее простыми
сложностями. И нежность эта сейчас не поколебалась даже оттого, что
дежурить Хомуре Ди оставалось не более получаса, и естественным было бы
желать, чтобы конец смены прошел без всяких осложнений и чтобы, сдав
вахту, можно было спокойно отправиться по своим делам, а свои дела бывают
даже у дежурных операторов, носящих звание штаб-корнета. Помимо
эмоциональной причины была и другая: Полководец, чья неимоверная сложность
и способность к саморегулированию давно уже сделали невозможным не только
полный контроль, но и сколько-нибудь исчерпывающее представление о его
внутреннем мире, - Полководец, как знать, на неласковый тон мог и
обидеться, а этого никому из дежурных не хотелось: невелика честь -
обидеть ребенка.
хвоста в глотку.
ни было: математический аппарат куда надежнее. Полководец в основной своей
работе обходился, естественно, без слов; однако пользоваться речью он тоже
мог. Такая способность была ему дана прежде всего для переговоров с
высокими чинами, которые в математических символах, в конце концов, не
были обязаны разбираться в той же степени, что программисты или операторы.
Однако чаще всего этой способностью машины пользовались не начальство, а
именно операторы - чтобы несколькими словами скрасить свое одиночество
(через трое суток на четвертые), когда они оказывались запертыми в
упрятанном в недра планеты каземате наедине с пультом. И Полководец охотно
разговаривал с ними - на том, кстати, жаргоне, сильно отдававшем казармой,
на котором сами операторы изъяснялись на службе и который у них же был
Полководцем заимствован. Способности Полководца к анализу всего на свете
позволяли ему узнавать собеседников не только по голосу, но и по
индивидуальной манере разговора, хотя и сильно пригашенной жаргоном.
очень нравится, мне давно хотелось чего-нибудь такого: широкие действия с
подключением армады, с десантными операциями на втором этаже... Да ты сам
знаешь, одним словом, - Большая игра.
одного.
давать совсем новую информацию.
противнике по общественному каналу оценивается на уровне слухов, по самому
низкому коэффициенту. Не угадал, Хомура. Попробуй еще.
Аникина Наталья
Суворов Виктор
Юрьев Сергей
Круз Андрей
Посняков Андрей
Зыков Виталий