что на протяжении всей истории его завоевывал всяк, кому не лень. Вернее
сказать -- умбарцы каждый раз, не доводя до греха, признавали над собою
протекторат соответствующей континентальной державы и платили ей отступного,
разумно полагая, что война -- даже победоносная -- обойдется их торговой
республике во всех смыслах дороже. Их положение можно сравнить с положением
предпринимателя, который без всякого удовольствия, но спокойно отслюняет
рэкетиру за "охрану", загодя закладывая эти деньги в стоимость своего
товара; ему абсолютно наплевать, к какой именно из преступных группировок
принадлежит его "крыша", важно лишь, чтобы "братва" не затевала автоматной
пальбы друг по дружке прямо перед зеркальными витринами его заведения.
прославленные короли (вечно озабоченные тем, чтобы завоевать новые земли,
взамен того, чтобы толково управлять теми, что у них уже есть) в который уж
раз мысленно отрубали голову своим министрам финансов, взявшим моду обрывать
горний полет стратегической мысли венценосца своим пошло-торгашеским: "Казна
пуста, сир. а жалованье войску не плачено с прошлого сентября!" -- одним
словом, жизнь била ключом... Умбарцы же тем временем, сидя за чевелгарскими
укреплениями, знай себе обустраивали свои топкие острова, соединяя их
системой дамб и мостов и прорезая каналами. Мегаполис, поднявшийся прямо из
бирюзовых вод лагуны, по праву считался прекраснейшим городом Средиземья:
денег у местных купцов и банкиров было несчетно-немерено, так что
прославленные архитекторы и скульпторы вот уже четвертый век кряду трудились
тут не покладая рук.
откупаться данью от кого бы то ни было. Безраздельно господствуя на морях,
он перешел к тактике временных оборонительных союзов -- то с Мордором против
Гондора, то с Гондором против Мордора, то с Кхандом против них обоих. Однако
за последний год ситуация радикально изменилась: Мордор рухнул в небытие --
не без помощи Умбара, предоставившего в решительный момент Арагорну
десантный флот (дабы раз и навсегда избавиться от конкурента по караванной
торговле), Кханд, раздираемый религиозной войной, утратил всякое влияние на
прибрежные области, а с юга надвигалась новая сила, с которой, похоже, каши
не сваришь, -- харадримы. В итоге выбор у республики оказался еще тот --
между южными дикарями и северными варварами. Сенат выбрал последних, надеясь
защититься от харадримского нашествия мечами Арагорна, хотя было ясно как
день: на сей раз платой за союз будет прямая оккупация страны "великим
северным соседом". Так что хватало тут и тех, кто полагал умбарскую
независимость вкупе с гражданскими свободами вполне достойными того, чтобы
положить жизнь, защищая их с оружием в руках.
или по крайней мере старательно отгоняли от себя подобные мысли. Веселый
космополитичный Умбар с его простецкими и как-то по-свойски продажными
властями вел свою обычную жизнь "Главного перекрестка мира". Здесь
действовали храмы всех трех мировых и множества местных религий, а купец из
любой страны, заключив сделку, мог отметить ее в ресторанчике со своей
национальной кухней. Здесь собирали, выменивали и крали информацию дипломаты
и шпионы из таких стран, о которых в Воссоединенном Королевстве никто и
слыхом не слыхивал -- и где в свой черед ничуть не интересовались
заснеженным медвежьим углом по ту сторону Андуина. Здесь можно было отыскать
любой товар, какой только рождали земля, воды и недра Арды или создавали
руки и головы ее обитателей: от экзотических фруктов до редчайших лекарств и
наркотиков, от дивной красоты платиновой диадемы со знаменитыми
вендотенийскими изумрудами до мордорского булатного ятагана, которым можно
разрубить камень, а потом обернуть клинок вокруг пояса на манер ремня, от
невиданных окремнелых зубов (якобы драконьих, обладающих магическими
свойствами) до рукописей на утраченных ныне языках; известный анекдот:
"Существует ли на самом деле Кольцо Всевластья? -- Нет: иначе его можно было
бы купить на умбарском базаре". А как тут тасовалась кровь, и какие красотки
выныривали из этой бурлящей вселенской мешанки! Во всяком случае, Тангорн по
пути от Рыбного рынка до набережной Трех звезд насчитал по меньшей мере
полдюжины таких метисочек, что просто "держите меня четверо".
выпить своего любимого золотистого муската. Сладость и горечь в нем столь
тонко уравновешивают друг друга, что вкус будто бы исчезает вовсе, и вино
обращается в овеществленный аромат -- вроде бы простой и даже грубоватый, а
в действительности сотканный из неисчислимого множества оттенков --
многозначностей и недосказанностей. Задержи глоток на языке -- и увидишь
наяву горячие от солнца топазовые ягоды, чуть припудренные известковой
пылью, и ослепительно белую каменистую дорогу через виноградник, а потом,
просто из дрожания полуденного марева, сами собою родятся в душе упоительные
ритмы умбарских шестистиший-такато...
прохладного подвального сумрака (еще одна проверка -- слежки по-прежнему
нет), странное дело, но когда-то ему всерьез казалось: прочувствуй
по-настоящему, до конца, вкус этого волшебного напитка -- и постигнешь самую
душу города, где он рожден. Чудесный, проклятый, нежнейший, капризный,
насмешливый, порочный, вечно ускользающий от подлинной близости Умбар...
Стерва немыслимой красы и шарма, напоившая тебя приворотным зельем --
специально, чтобы флиртовать на твоих глазах с каждым встречным-поперечным,
-- когда есть лишь один выбор: либо убить ее, либо махнуть рукой и принять
такой, какова она есть. Он -- принял и вот теперь, вернувшись после
четырехлетней разлуки, понял наконец с полнейшей определенностью: вся
гондорская жизнь барона Тангорна была не более чем затянувшимся
недоразумением, поскольку настоящий его дом -- здесь...
известняк, окинул взором величественную панораму обеих умбарских бухт.
Хармианской и Барангарской, и вдруг сообразил: да ведь именно здесь, на этом
самом месте, он тогда встретился с бароном Грагером -- в самый первый день
своего пребывания в Умбаре! Резидент выслушал Тангорново представление и
холодно отчеканил: "Плевать я хотел на Фарамировы рекомендации! К настоящей
работе, юноша, я вас допущу не раньше, чем через полгода. К концу этого
срока вы обязаны знать город лучше, чем местная полиция, говорить на обоих
здешних языках без следов акцента и располагать кругом знакомств во всех
слоях общества -- от уголовников до сенаторов. Это -- для начала. Не
справитесь -- можете отправляться обратно: займитесь художественными
переводами, это у вас и вправду выходит неплохо". Воистину, все возвращается
на круги своя...
бы то ни было, он научился слагать весьма ценимые знатоками такато, вполне
сносно разбираться в оснастке судов и непринужденно изъясняться с
хармианскими контрабандистами на их фигурной фене: он и сейчас сумеет с
завязанными глазами провести гондолу по лабиринту каналов Старого города и
по сию пору держит в памяти не менее дюжины проходных дворов и иных мест,
где можно оторваться от слежки, даже если его "зажмут плечами" -- примутся в
открытую вести целой бригадой... Он сплел тогда здесь весьма неплохую
агентурную сеть, а потом у него появилась Элвис -- человек, для которого в
этом городе не существовало тайн... Или, может быть, это он появился у нее?
Белфаласа, содержавшей в порту непритязательное заведение под названием
"Поцелуй сирены", -- она унаследовала сапфировые глаза и волосы цвета
светлой меди, мгновенно сводящие с ума любого южанина, а от отца --
корсарского шкипера, угодившего на нок-рею, когда девочке не исполнилось еще
и годика, -- мужской склад ума, независимость характера и тягу к хорошо
просчитанным авантюрам. Это сочетание и позволило ей подняться из трущоб
припортового квартала, где она родилась, в собственный особняк на Яшмовой
улице, в котором собирался на приемы высший свет республики. Наряды Элвис
регулярно вызывали разлитие желчи у жен и официальных любовниц высших
сановников, а тело ее послужило моделью для трех живописных полотен и
предметом для дюжины дуэлей. Провести с нею ночь стоило целого состояния --
либо не стоило ничего, кроме, к примеру, удачного стихотворного посвящения.
в ее салон: ему необходимо было завязать контакт с регулярно появлявшимся
там секретарем кхандского посольства. Когда гости стали расходиться,
красотка остановилась перед забавным северным варваром и с возмущением,
которое никак не вязалось с ее искрящимися от смеха глазами, произнесла:
"Говорят, барон, вы давеча утверждали, будто бы у меня крашенные волосы, --
(тот открыл было рот, дабы опровергнуть сей чудовищный поклеп, да вовремя
сообразил -- от него ждут вовсе не этого). -- Так вот -- я натуральная
блондинка. Хотите убедиться?" "Что, прямо сейчас?" "Ну а когда же! -- И,
взяв его под руку, решительно двинулась из гостиной во внутренние покои,
промурлыкав на ходу: -- Поглядим, так ли ты хорош в постели, как в танце..."
капитуляцию, условия которой вполне добросовестно выполняла на протяжении
всех последующих лет. Что до Тангорна, то ему это поначалу казалось
восхитительным приключением -- и не более того; барон осознал, что эта
женщина исподволь заняла в его жизни куда больше места, чем он мог себе
позволить, лишь когда та со своеобычной щедростью одарила вниманием юного
отпрыска сенатора Лоано -- пустоголового красавчика, сочинявшего
тошнотворно-слащавые вирши. Последовала дуэль, насмешившая весь город (барон
действовал тогда мечом, как дубиной, нанося удары исключительно плашмя, так
что парень отделался сильными ушибами и сотрясением мозга), приведшая в
ярость Грагера и в полное недоумение -- умбарскую секретную службу:
разведчики так себя вести не имеют права! Сам Тангорн принял головомойку,
устроенную ему резидентом, с полным равнодушием и попросил лишь о
немедленном переводе из Умбара -- ну, скажем, в Кханд.
связных воспоминаний: выжженные солнцем до ослепительной белизны стены
глинобитных домов -- глухие, без окон, будто бы навсегда закрытые
непрозрачной вуалью лица местных женщин; запах перекаленного хлопкового
масла, вкус пресных лепешек (едва остыв, те вкусом и консистенцией
Березин Федор
Афанасьев Роман
Суворов Виктор
Флинт Эрик
Семенова Мария
Муркок Майкл