кусты.
произошло, и это, конечно, к лучшему.
идти, кровь течет из рассеченной брови прямо в глаз. От раны на боку
рубашка мокреет и прилипает к телу.
не надо торопиться, а просто лечь на траву и ждать утра. Но как узнать?
Вадим вспомнил о приемнике, что был у него в кармане, посмотрел на часы.
Скоро будет метеопередача.
низкое. А вот и температура: больше сорока градусов мороза! Тимка погибнет.
сквозь чащу. Нет, так он не дойдет. Боль не унималась. Вадим опустился на
землю, сбросил пиджак, разорвал рубашку и непослушными, неумелыми руками
стал перевязывать рану. Повязка съезжала, свертывалась жгутом. Но вот как
будто бы ничего. Теперь самое трудное - встать на ноги. Нестерпимая,
немыслимая боль. Наконец поднялся, остатками рубашки вытер лицо и пошел
опять.
прозрачные, стеклянные трубки упираются в землю. При каждом шаге Вадиму
чудится стеклянный хруст, будто острые осколки впиваются в тело, и он
обливается кровью.
опуститься на землю, - тогда уже не поднимешься.
казалось слуховой галлюцинацией, хотя стоило лишь сунуть руку в карман,
чтобы обнаружить невыключенный приемник.
бледно-лиловые, как жидкие чернильные кляксы. Скрылась луна, и лес потерял
всякую таинственность.
уже не чувствовал под ногами пологого склона - наверное, потерял
направление.
кустарник.
От потери крови, от голода кружилась голова. Споткнулся о выступающий
корень, упал. Хотел подняться, скользил по траве руками, искал за что бы
уцепиться. Какая-то ягода попалась между пальцами, поднес к лицу,
почувствовал запах кизила. Ягода сохранилась с прошлой осени. Еще нашел
несколько и съел с жадностью.
и, наклонившись вперед, стал пробираться сквозь кустарник. Острые колючки
впивались в тело, цепкие плети ежевики тянулись за ним, как зубастые змеи,
обвивались вокруг ног, тащили назад.
повторяя имя друга, легче найти в себе мужество дойти до конца. И кажется
ему, что из далеких межзвездных пространств слышится голос: "Скорее,
Вадим, скорее!
крутому склону.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
О больших делах и маленьких спекулянтах, о попытках
Набатников понимал, что Медоварову здесь делать нечего. Но разве ему
можно запретить проверить собственноручно поставленные печати и пломбы в
некоторых отсеках "Униона", тем более что кое-какие приборы отказывали по
самым неизвестным причинам. Кто в этом виноват? Дерябин или сотрудники
НИИАП?
инстанции - снимаю, мол, с себя ответственность за любые аварии, кои могли
произойти в "Унионе".
экспериментальной лабораторией, вполне понятно, что о возможном ее
использовании для исследования космоса на больших высотах никто из них не
предполагал.
незасекреченной, тем более что первый ее вариант был достаточно известен в
научно-технических кругах. Тогда этот летающий диск чаще всего
использовался для испытаний двигателей, аппаратуры радиоуправления, связи,
телевидения и метеоприборов. Комплексная лаборатория, и больше ничего.
деятелей вроде Медоварова или его практически беспомощных сотрудников?
несложной:
приборов в "Унионе", необходимых для короткого перелета в Ионосферный
институт.
космическое излучение, ради которого "Унион" подняли в ионосферу?
был хоть сию минуту спустить "Унион" на землю, тем более что Поярков
просил дать ему время для подготовки к основным испытаниям.
галантерейной фабрики товарища Медоварова, который слезно умолял поднять
"Унион" в ионосферу, чтобы "космическая броня" показала там свои
изумительные свойства.
решение, когда с невиданным размахом строятся заводы синтетических
материалов, когда...
больших делах. Он плохо представлял себе значимость "космической брони",
но верил ее изобретателю, доктору наук Литовцеву, убежденный в том, что на
пути каждого изобретения должны стоять препятствия. Значит, надо сделать
все возможное, чтобы справедливость восторжествовала. Нельзя сейчас
опускать "Унион" на землю.
искать союзников.
всякой спешки, можно испытать двигатели как следует, по-дружески советовал
медикам и биологам поторопиться с проверкой явлений невесомости, так как
он слыхал, что потом все радиоканалы будут заняты техниками, а для
физиологических исследований выделят лишь один, да и то на короткое время.
биолога. - Приедут иностранцы, - сами понимаете, долг гостеприимства:
объясняя ничего Набатникову, попросили от своего имени продолжать
испытания "Униона" именно сейчас, чтобы закончить цикл начатых
исследований.
пророческой.
министерство, обвиняя Набатникова в том, что он затирает молодежь, не дает
ей ходу, что он бюрократ и самодур. Но Медоваров попросил этого не делать,
ибо он сам совершил ошибку: надо было заранее согласовать с Набатниковым
состав экспедиции. А кроме того, здесь действительно негде разместиться.
удивится папан! Впрочем, насколько я понимаю в медицине, здесь критика не
в почете. Зря я вчера растрепался Набатникову, испугался старик.
переговорить.
* * * * * * * * * *
В кабинете Набатникова долго спорили о дальнейших испытаниях "Униона",
нужно ли его сейчас поднять выше. Поярков возражал, говорил, что все ясно,
надо готовиться к основному полету.