боку, то взял бы и помер с тоски и безнадеги. А так со стонами, хрипами,
проклятиями сквозь зубы кое-как освободился от посеченных лат иные сами
свалились, ремни перерублены вместе с железом, а без железа я ощутил
себя намного легче, свободнее, хотя и с ущемленными правами.
Полноправным я ощущал себя только с мечом в руке, пусть даже в ножнах за
плечом, да еще бы с молотом...
преспокойно обогнул рощу и скрылся за деревьями. Молот либо преспокойно
висит в чехле справа от седла, либо...
всей голени. Поднялся, сцепив зубы, заковылял, сильно хромая, в сторону
ручья. Здесь как будто стадо свиней резвилось, это я, выходит, валялся
на травке, выкупавшись наконец в чистой проточной воде...
прикосновением ладони рукоять. Я заковылял так поспешно, что упал,
прополз последние три шага. Если рыцарь и видел молот, то побрезговал
взять оружие простолюдина, к тому же умницы гномы сковали его тяп-ляп,
будь благословенна теперь грубость отделки, над которой я, идиот, морщил
нос и прикалывался...
хочется. По крайней мере, с голоду не сгину. Если даже белка проскачет
по верхушкам деревьев, собью молотом. Пусть даже удар превратит ее в
лепешку, тем проще есть, почти готовая отбивная. У нас в армии солдаты
от голода жрут даже мышей, жуков, кузнечиков. Не где-нибудь на курсах по
выживанию, а в обычных рядовых частях, расквартированных по всей России.
сухой ломкий хитин перелинявшего насекомого. Крупного такого насекомого,
очень доступного. Даже цветом похожи: вывозились в глине да крови так,
что от металлического блеска ни следа, только ржавость да коричневые
потеки в два-три слоя.
потащило обратно к месту встречи. Молот, к весу которого я уже привык и
не замечал, теперь снова тянет к земле, как подвешенная к поясу
наковальня. Если так буду ползти, останавливаясь, передыхая, а то и
падая от изнеможения, то к вечеру или к ночи доберусь, может быть, к
костру, где будет ждать обеспокоенный Сигизмунд.
ребра кололо, а сплевывал кровавой пеной. Когда в голове начинало
кружиться меньше, снова поднимался, брел, тащился, хватался за кусты.
Боль в боку притупилась, или же это я сам притерпелся, но теперь я начал
больше замечать, куда иду и что вокруг.
словно кучка пехотинцев встали спина к спине, готовясь отразить
нападение. Довольно скудная и невысокая трава, потом заросли кустов,
через которые мышь не протиснется, потом снова чахлая трава...
у меня с навигацией и раньше было туго, а сейчас, когда в голове черти
бьют в колокола... поспешно обошел кустарник, чтобы спрятаться за
ветвями.
шапках, но в простых потертых доспехах из плотной кожи. У третьего на
кожаном панцире блестят металлические полоски. Показался четвертый, в
правой руке поводья, а левой держит длинную веревку. Я не видел, что на
другом конце, она натянута словно ведут упрямую корову...
избитого, без доспехов, в разорванной рубашке, босого, со связанными
руками. Он сильно откидывался назад всем корпусом, его шатало кровь
текла по левой стороне головы.
ножен меч и что-то прокричал злым голосом. Сигизмунд вскинул голову,
кровь заливала один глаз, но другим смотрел гордо и вызывающе.
тебе... гореть в аду!
увидеть, как его голова скатится...
Размахнулся, в плече остро хрустнуло, в шею и голову стрельнуло жгучей
болью. Я простонал, но молот швырнул как мог, взглядом испепеляя наглеца
с занесенным мечом над головой Сигизмунда.
опустело моментально. Сигизмунд лишь краткий миг стоял неподвижно, все
еще изготовленный к смерти, потом вздрогнул всем телом, глаза поймали,
куда полетел молот, и поспешил в мою сторону. Его раскачивало, он бежал
медленно, веревка волочилась следом. Второй всадник развернул коня и
погнал следом.
обернуться вокруг оси. Я упал на колени, зеленые ветви на миг скрыли
Сигизмунда. Я поспешно поднялся, увидел настигающего его всадника. Еще
двое на тропке остановились и смотрели ему вслед.
Сигизмунд был в трех шагах, всадник - в пяти, молот ударил прямо в лоб,
я услышал глухой треск, словно раскололи скорлупу гигантского ореха.
Сигизмунд протащился мимо меня, рот его был широко раскрыт, глаза
безумные.
уже не метну, мелькнула трезвая мысль. Если те двое погонятся...
пригибались, ибо когда нас не видно, то непонятность страшнее: пусть
гадают, сколько человек тут, какое у нас оружие и что мы задумали. Может
быть... не рискнут гнаться.
все кости, а изо рта пошла кровь. У меня не было сил ни отплевываться,
ни вытираться. Наконец застряли в диких зарослях, ни взад, ни вперед,
упали, долго лежали, хрипели, сипели, земля вокруг нас потемнела от
крови, пота, слюней.
упала на землю, прислушался. Тихо, конского топота не слышно. С нами
решили не связываться.
нагородить небылиц про страшные бои с тысячами демонов, но посмотрел в
его чистое честное лицо, вздохнул и признался:
Или под орех, не помню.
взял. Тогда бы у нас был его конь. И доспехи... Эх, какие у него
доспехи!
Я наблюдал с недоумением А он вдруг сказал с воодушевлением:
просветленнее. - Значит, считает нас сильными и достойными! Так не
осрамим же его веры сэр Ричард! Все пройдем, все вынесем, все сделаем!
сторону лобной кости. Парень без веры скуксился бы, скис, опустил бы
уши, как под дождем лопух. Ведь у него отняли даже больше, чем у меня. У
меня хоть молот остался. Он же в самом деле гол как сокол. Или у
человека без этого опиума для народа тут же проявилось бы чисто
нашенское: а оно мне надо? Или: а что, мне больше всех надо? А здесь
никаких сомнений и колебаний: да, надо! Господь в меня верит. Господь
посылает, а Господь выше всех и всего, так что сопли в тряпочку,
поднимаюсь и топаю выполнять волю Верховного Сюзерена.
насчет полежать да побалдеть, а вот с Господом... Пойдем, сэр Сигизмунд.
Мы им, гадам, всем рога посшибаем! С нами Бог, так кто ж против нас?
Даже супротив?
выкованный молот. Два крепких молодых парня, в лохмотьях, явная беднота,
таких тысячи шляются по дорогам, гонят скот, пашут и сеют, рубят лес и
ломают камни.
ощупал. - Сэр Ричард, но я вас зрю, как наяву...
Ты разве замечаешь тех, кто привозит тебе хлеб, мясо, овощи? Кто каждый
день проходит мимо в конюшню, где убирает навоз?
дубов остались позади. Я настолько к ним привык, что тонкоствольные