Чтение 44–й страницы книги ~Механика вечности~

Малашенко?

- Вы не можете здесь жить, - сказал Лиманский. - Либо до, либо после, но
только не сейчас.

- Петрович, не сбивай его с толку, он и так в отпаде, не видишь?
Замятина, двадцать один, квартира восемнадцать?

- Нет, - мотнул головой Федорыч и вдруг захохотал. - Ну, вы даете!
Вломиться - вломились, да не по тому адресу! - Он согнулся, насколько это
позволяло пузо, и его багровые щеки заколыхались над коленками. Сигарета
упала в густую массу, похожую на блевотину, и омерзительно зашипела. - Кто
вы тогда? Грабители?

- Не улица Замятина? - всполошился Куцапов. - Как же так?

Не поверив, я выглянул в окно. На кособоких качелях без сиденья дремал
худой голубь, сквозь вялую зелень никому не нужных деревьев был виден стол с
пустой бутылкой и промасленной газетой.

- Номер дома и квартиры сходится? А год - девяносто восьмой?

- Да вы свихнулись! Восьмой, восьмой, - заверил Федорыч, стоило Николаю
поднять пистолет.

- И давно ты здесь обитаешь?

- Ну как давно, - задумался он. - Лет пятнадцать.

- Странно.

- Вот и я говорю: врываются трое с оружием. Думаю, из прокуратуры. Нет.
Ограбление? Не похоже. - Федорыч взял новую сигарету и в ожидании объяснений
уставился на Куцапова. - Не из-за этого же, - кивнул он в сторону плиты.

На маленьком огне грелась скороварка. От парового клапана отходил
резиновый шланг, надетый на извилистую трубку. Трубка была запаяна в
стеклянную колбу, к которой также подсоединялось несколько шлангов - вся
конструкция напоминала аппарат для приготовления героина из малобюджетного
кино про мафию.

- Самогон, - определил Колян, нюхнув эмалированный ковшик. - На кой он
тебе сдался? .

- Пить, - недоуменно пояснил Федорыч.

- А водка что, не нравится?

- Где же ее взять, водку?

- Где все берут? В магазине.

- Это не я, это ты с Луны свалился, - проговорил следователь.

- Я ничего не понимаю, - вышел из себя Лиманский.

- Тихон, - лаконично ответил я. - Улица Замятина превращается в...

- Гудронная, - подсказал Федорыч.

- Ага, в Гудронную. Явка становится обычной квартирой, а большой человек
с Петровки не может найти себе нормальную выпивку.

- Бывший, - буркнул тот. - Потому и не могу.

- Федорыч! Тебя списали? - изумился Колян.

- Ничего, мы еще тряхнем стариной, - пообещал тот.

- Обязательно тряхнем. В начале двухтысячного у нас с тобой такие дела
развернутся!

У меня защемило сердце. Еще как развернутся! Дела Куцапова для кого-то
обернулись трагедией. Мефодий, торгующий тушенкой... Он заклинал меня не
связываться с Коляном - и вот мы вместе, ищем какого-то чокнутого.

- Николай, не трепи языком, - предупредил Петрович. - Душно тут у вас.
Мы, наверное, пойдем. - Он взял Куцапова за рукав и потянул к выходу.

Задерживаться у Федорыча не имело смысла. Тихон вновь исказил, переиначил
реальность - неизвестно, что и в каком году он совершил, но факт оставался
фактом: открытая дверь обернулась каменной стеной. Продолжать в нее
долбиться было бессмысленно. Я распрощался с обескураженным следователем и
пошел за Лиманским, как вдруг меня осенило.

- Федорыч, а давно вас выперли?

- Скоро год.

- Но связи-то, наверное, остались?

- Есть люди, - деловито ответил тот.

- Нам бы справочку получить. Человека одного ищем.

- Это не проблема. - Федорыч взял трубку, но, накрутив на диске несколько
цифр, положил обратно. - А почему я должен вам помогать?

- Потому что у нас с тобой дружба, - заявил Куцапов, ненароком показывая
убранный было пистолет.

- Золов Тихон Базильевич, - продиктовал Лиманский.

Федорыч старательно записал имя на обрывке газеты и спросил:

- Может, Васильевич?

- Базильевич, - отчетливо произнес Лиманский. - Год рождения... где-то
середина девяностых. Место рождения неизвестно.

- Н-да. Если б он не был Золовым, да еще и Базильевичем, я бы и пытаться
не стал.

Следователь набрал номер и, дождавшись, пока позовут какую-то Ниночку,
назвал данные, особо выделив редкое отчество. Затем он перевернул газету на
другую сторону и приготовил карандаш. Трубка ответно замурлыкала, и Федорыч,
прикрыв ладонью микрофон, сообщил:

- Золов Тихон Базильевич в базе данных отсутствует.

- Жаль, - равнодушно отозвался Лиманский. - Значит, он еще не родился.

На Федорыча эти слова подействовали сильнее, чем ствол Куцапова.

- Ниночка, всех, кто близко, пожалуйста. На том конце снова заговорили, и
Федорыч принялся покрывать поля газеты мелкими каракулями.

- Никаких Базильевичей нет и в помине. Золовых за последние годы было
только двое: Сергей и Елизавета. Золова Елизавета Максимовна, та-ак... город
Тула, недавно вместе с родителями выехала на постоянное место жительства в
Канаду. Золов Сергей Аркадьевич, москвич, погиб трех лет от роду.
Собственная мамаша из окна выбросила, я этот случай помню. Теперь по
Тихонам. За пять лет их уродилось всего четырнадцать - удача, я вам скажу,
необыкновенная. Однажды разыскивали Епифана, так их по стране штук сорок
нашлось.

- Из этих четырнадцати сколько живет в Москве?

- Трое, - ответил Федорыч, сверившись с записями. - Одному два года,
другому четыре, третьему несколько месяцев. Мать отказалась, из роддома
переведен в дом младенца... а, вот, из сводки: похищен неизвестным.

- Когда?

- Вчера вечером. Точно, еще репортаж по телевизору показывали.

- Похищенный новорожденный, случайно, не рыжий? - горячо спросил Куцапов.

Федорыч выразительно посмотрел на Николая и, не ответив, принялся
вытирать пол.

- Была надежда и вся вышла, - подытожил Лиманский. - Того Тихона украли
или не того, что сейчас гадать?

- Вообще странное совпадение, - сказал я. - Нам такие случаи на руку, по
ним мы его и вычислим.

- Случаями всякими интересуетесь? - обрадовался Федорыч. Перешагнув через
лужу выгнанной браги, он удалился в комнату и принес кусок желтоватого тюля.
- Забирайте, может, вам от него какой прок будет.

- Что это за тряпка?

- О-о! Тряпка не простая. Видите дырочку? Сигаретой прожег - давно, еще
до отставки. А вот здесь, с краю, вином залито. Это часть занавески. Вчера
утром нашел, у окна.

- Ну и что?

- Моя-то занавеска целая. И на ней - я проверял - и дырка, и пятно. Все
сходится. А рядом с окном, в стене, семь пулевых отверстий, кучненько так, в
"десяточку". Стреляли в упор, это я как специалист говорю, то есть прямо в
комнате кто-то взял и разрядил целую обойму. Вчера. А я, представьте, не
заметил, хотя всю неделю из дома не выхожу. Аномальное явление, - заключил
Федорыч. - Если б меня замочили, тьфу-тьфу, то все было бы ясно. А так -
пробрались в квартиру, постреляли, подкинули копию занавески и скрылись.

С Федорычем мы распрощались почти по-дружески. Вряд ли он понял, кто мы
такие, однако его вполне устраивало, что мы не от Ганевского. Тюль я
посоветовал ему выкинуть, а стену зашпаклевать, чтобы и воспоминаний никаких
не осталось.

Бывший следователь проводил нас до лестницы и, стоя в дверях, смятенно
обратился к Николаю:

- Ты думаешь, все образуется?

- Уверен. Будешь, Федорыч, снова на коне, так что держи форму. Товарища
моего запомни получше, - наказал Куцапов, похлопывая меня по плечу. - Придет
время, выручишь человека.

- Постараюсь, - покладисто отозвался Федорыч. - Смотрите там, осторожнее.
Лунатики.

- Петрович, а как же Мама? - спросил Колян. - Где он теперь лежит?

- Где-то лежит, - грустно ответил Лиманский.

Мы вышли из дома и заглянули во двор - "Вольво" на месте, естественно, не
оказалось. По улице проехала поливальная машина, и дышать стало легче. Часы,
которые я автоматически переводил с каждым новым броском, показывали семь
утра. Автобусная остановка наполнялась сонными, разбитыми после душной ночи
людьми. По мостовым, шурша свежеразлитой влагой, пробегали недорогие
автомобили, развозящие рабочий класс. Время служащих еще не пришло. Строгие
мужчины в галстуках и их томные секретарши, фригидные бизнес-леди и
моложавые клерки в одинаковых белых рубашках - все они возникнут позже,
часам к восьми.

Денег со служебной квартиры мы не взяли - не из-за щепетильности,
конечно, а по недомыслию. У меня в кармане по-прежнему лежало три рубля, для
оплаты загородной поездки - маловато.

Первый же водитель, которого мы попросили довезти нас бесплатно,
испуганно умчался прочь. В принципе я и Лиманский могли бы сойти за
обнищавших ученых и сподвигнуть какого-нибудь автолюбителя на порыв
бескорыстия, но все портил Куцапов, мощный и сытый мужчина, на лице у
которого был нарисован диплом колымского университета.

Пользоваться дыроколом в Москве было бы безумием: в две тысячи
восемнадцатом нас мог ждать либо патруль ООН, либо Исламская Гвардия. Я не
помнил, в каком году вторые победили первых, мне это было безразлично, но