прикосновение пальцев сына, легких, как паучьи лапки.
огромном взрослом механизме рядом с ним. В этом человеке с большим,
шелушащимся от загара орлиным носом, с ярко-голубыми глазами вроде каменных
шариков, которыми он играл летом дома, на Земле, с длинными, могучими, как
колонны, ногами в широких бриджах.
ответственность.
Возможно, мы только сами себя обманывали, а их вообще и не было.
изогнули свои тонкие шейки, торопясь увидеть. Ух ты, вот это да! Мимо
проплыла серебристая рыба-кольцо, извиваясь и мгновенно сжимаясь, точно
зрачок, едва только внутрь попадали съедобные крупинки.
пищу, сжимается. Миг - и Земли нет.
канала. Ни звука кругом, только гул мотора, шелест воды, струи распаренного
солнцем воздуха.
точно.
каникулы, и рыбалка, и эти взгляды, которыми обменивались взрослые.
стенку канала, высматривая марсиан.
как у него подергивается щека.
глаза были такого же цвета, как глубокая студеная вода канала в тени, почти
пурпурные, с янтарными крапинками. Можно было видеть, как плавают мысли в ее
глазах - словно рыбы, одни светлые, другие темные, одни быстрые,
стремительные, другие медленные, неторопливые, а иногда - скажем, если она
глядела на небо, туда, где Земля, - в глазах ничего не было, один только
цвет... Мама сидела на носу лодки, одну руку она положила на борт, вторую на
заглаженную складку своих брюк, и полоска мягкой загорелой шеи обрывалась
там, где, подобно белому цветку, открывался воротник.
разглядеть и обернулась к мужу; в его глазах она увидела отражение того, что
впереди, а он к этому отражению добавил что-то от самого себя, свою твердую
решимость, и напряжение спало с ее лица, она снова повернулась вперед,
теперь уже спокойно, зная, чего ей искать.
посреди широкой ровной долины, обрамленной низкими размытыми холмами. Черта
уходила за край неба, и канал тянулся все дальше, дальше, сквозь города,
которые - встряхни их - загремели бы, словно жуки в высохшем черепе. Сто,
двести городов, видящих летние сны - жаркие днем и прохладные ночью...
ракете было оружие. Называется, поехали на каникулы! А для чего все эти
продукты - хватит с лихвой не на один год, - которые они спрятали по
соседству с ракетой? Каникулы! Но за этими каникулами скрывалась не
радостная улыбка, а что-то жестокое, твердое, даже страшное. Тимоти никак не
мог раскусить этот орешек, а братьям не до того, - что может занимать
мальчишек в десять и восемь лет?
подбородка на ладони и уставился в канал.
его к голове, возле уха, и радио начнет вибрировать, напевая или говоря
что-нибудь. Как раз сейчас папа слушал, и лицо его было похоже на один из
этих погибших марсианских городов - угрюмое, изможденное, безжизненное.
на друга исполинских взрыва, за которыми последовало несколько толчков
послабее.
понеслась, прыгая и громко шлепая по воде. Роберт мигом оправился от страха,
а Майкл испуганно и восторженно взвизгнул и прижался к маминым ногам, глядя,
как мимо самого его носа летят быстрые струи.
отводной канал, к древнему полуразрушенному каменному причалу, от которого
пахло крабами. Лодка ткнулась носом в причал так сильно, что всех швырнуло
вперед, но никто не ушибся, а отец уже смотрел, обернувшись, не осталось ли
на воде борозды, которая может выдать, где они укрылись. По глади канала
разбегались длинные волны; облизав камень, они отступали, перехватывая
набегающие сзади, все смешалось в игре солнечных бликов, потом рябь исчезла.
холодные, влажные камни причала. Мамины кошачьи глаза глядели в полутьме на
папу, допытываясь, что теперь будет.
буднично. - Что ли не слыхал, как ракеты взрывают? Вот и нашу тоже...
и куда подевались! Если кто захочет нас искать, понятно?
даже подумать, будто здесь могут появиться другие ракеты. Разве что еще одна
прилетит: если Эдвардс с женой сумеют добраться.
упала, словно тряпичная.
на атомном луче. Другие станции Земли давно молчат. В последние годы их
всего-то было две-три. Теперь в эфире мертвая тишина. Видно, надолго.
ответил отец. Он сидел понурившись, и детям передалось то, что он
чувствовал: смирение, отчаяние, покорность.
чередой мертвые города.
бывал сух, замкнут, неприступен, теперь же - они это чувствовали - папа
будто гладил их по голове своими словами.
город по вкусу.
сыновьям, но глаза смотрели на маму.
про взрывы, теперь для него как будто важнее всего на свете было веселить
сыновей, чтобы им стало радостно.
поспешные решения - не самые лучшие. Второй город никому не приглянулся. Его
построили земляне, и деревянные стены домов уже превратились в труху. Третий
город пришелся по душе Тимоти тем что он был большой. Четвертый и пятый всем
показались слишком маленькими, зато шестой у всех, даже у мамы, вызвал
восторженные крики. "Ух ты!", "Блеск!", "Вот это да!".
хоть и пыльные, но мощеные. Два-три старинных центробежных фонтана еще
пульсировали влагой на площадях, и прерывистые струи, освещенные лучами
заходящего солнца, были единственным проявлением жизни во всем городе.
потом повернулся лицом в ту сторону, где они оставили ракету. - А как же
ракета? Как Миннесота?