этот кубинец с таким чувством юмора, что Джорджа порой посещали сомнения -
а знает ли Хулио, чем обладает? Джордж огляделся. Никого из фельдшеров, с
которыми они ездили, в поле зрения не было.
давалок ищут. Как думаешь, она вытянет?
глубокомысленно, так, будто ему было ведомо неведомое, но в
действительности сначала дежурный врач, а затем пара хирургов забрали у
него негритянку чуть ли не быстрее, чем можно проговорить "Упокой,
Господи, душу..." (что, собственно, и вертелось уже у Джорджа на языке -
судя по виду чернокожей дамы, жить ей оставалось недолго). - Она потеряла
чертовски много крови.
входил в восьмерку назначенных в программу "Дорога скорой помощи".
Предполагалось, что интерн, выезжающий на вызовы с парой фельдшеров, порой
в чрезвычайной ситуации способен отличить жизнь от смерти. Джордж знал:
большинство фельдшеров считает, что салага-интерн с равным успехом может и
спасти, и угробить. Впрочем, сам он думал, что идея, возможно,
срабатывает.
хотя назначенные в нее интерны любили поворчать из-за лишних восьми часов
без оплаты, в которые это еженедельно выливалось, Джорджу Шэйверсу
казалось, что, как и он сам, почти все эти ребята ощущают себя
великолепными, крутыми и способными выдержать все, что бы ни подбросила им
на пути судьба.
Трансмировых Авиалиний. На борту - шестьдесят пять человек, шестьдесят из
них - в том состоянии, какое Хулио Эстевес называл "КНМ", "Кончился На
Месте". Трое из пяти оставшихся по виду напоминали нечто, счищенное с пода
угольной топки... вот только то, что выскребают с пода топки, не стонет,
не заходится в крике и не умоляет дать морфия или убить, верно? "Сумеешь
принять такое, - думал позднее Джордж, вспоминая чудовищно изуродованные
конечности среди останков алюминиевых закрылков и мягких сидений, и
зазубренный огромный обломок хвоста с цифрами 1 и 7, большущей красной
буквой "Т" и частью "М", вспоминая глазное яблоко, которое увидел на
крышке обугленного чемодана, и плюшевого мишку с бессмысленно
вытаращенными глазами-пуговицами, лежавшего возле маленькой красной
кроссовки, внутри которой осталась ступня ребенка, - сумеешь принять
такое, малыш, - сумеешь принять что угодно". И он отлично принял это,
просто великолепно. И просто великолепно выдержал до самого дома. И
продолжал отлично чувствовать себя за поздним ужином, разогретой
свонсоновской индейкой-полуфабрикатом. И уснул без малейших затруднений,
что не оставляло и тени сомнения: Джордж просто великолепно переносит
увиденное. А в глухой предутренний час он очнулся от отвратительного
кошмара, в котором на крышке обугленного чемодана лежала голова, только не
плюшевого мишки, а матери Джорджа; голова открыла глаза, и оказалось, что
они превратились в угольки, в вытаращенные, ничего не выражающие
пуговичные гляделки игрушечного медвежонка; рот раскрылся, показав пеньки
сломанных зубов (до того, как на последнем подходе в "Трай-Стар" угодила
молния, на их месте красовались коронки), и мать прошептала: "Ты не смог
спасти меня, Джордж, мы на всем экономили ради тебя, откладывали для тебя
деньги, во всем себе отказывали, отец уладил передрягу с той девицей, А ТЫ
ВСЕ РАВНО НЕ СМОГ МЕНЯ СПАСТИ, БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ"; Джордж проснулся,
пронзительно крича, и смутно осознал, что кто-то колотит в стену, но к
тому времени он уже спешно мчался в туалет и едва успел принять перед
фаянсовым алтарем коленопреклоненную позу кающегося грешника, как обед
скоростным лифтом прибыл наверх. Он приехал спецдоставкой - горячий,
дымящийся, еще хранящий запах переработанной индейки. Джордж стоял на
коленях, глядя в унитаз на куски полупереваренной индюшатины, на морковь,
нисколько не утратившую свою первоначальную флюоресцентную яркость, и в
голове у него большими красными буквами полыхало:
[Лупоглаз - герой американского мультсериала, известен примитивной
философией] было: "Вот все, что мне под силу стерпеть, но больше терпежу
моего нету", а Лупоглаз - в полном порядочке, как в танке.
проснувшись, обнаружил, что по-прежнему хочет быть врачом; знать это
наверняка было чертовски здорово и, может быть, стоило всей программы, как
ее ни называй - "Дорога скорой помощи", "Ведро крови" или "Волшебная сила
искусства".
огромным трудом выкроенную из бюджета), он вскоре получил небольшую
вышивку в духе моды минувших лет. Аккуратные стежки складывались в
надпись:
лишился бы покоя и сна, не затронь Хулио этой темы. Джордж проходил
интернатуру и в один прекрасный день собирался стать настоящим
практикующим врачом - теперь-то он действительно в это поверил - но Хулио
был стариком, а кому хочется ляпнуть глупость в присутствии старика? Хулио
бы только рассмеялся и сказал: "Черт возьми, пацан, такое говно я видел
тыщу раз. Возьми-ка полотенце да вытри что там у тебя на губах, а то оно
еще не обсохло, по физиономии течет".
Джорджу хотелось поговорить об этом.
внезапно устыдился. Хулио Эстевес, который собирался остаток своей жизни
провести скромно, за баранкой лимузина с парой красных мигалок на крыше,
только что проявил больше мужества, чем оказалось по силам Джорджу.
"Честерфильда" и сунул в уголок рта сигарету.
гонялись за юбками, как сказал Хулио... а может, просто были сыты по
горло. Да, верно, Джордж испугался не на шутку. Но он знал и кое-что еще -
эту женщину спас он, не фельдшеры, - и понимал, что Хулио тоже это знает.
Может быть, на самом деле Хулио остался ждать именно поэтому. Помогли
двое: негритянка в годах да белый мальчишка, который позвонил фараонам,
пока все прочие (за исключением черной старушенции), столпившись вокруг,
только глазели на происходящее, точно это было какое-нибудь вонючее кино
или телевизионка - быть может, часть эпизода из "Питера Ганна" - но в
итоге все свелось к бояке Джорджу Шэйверсу, который как можно лучше
исполнил свой долг.
Эллингтон, тот самый легендарный поезд "А" ["Take The A Train", "Поезд А"
или "Маршрут А" - джазовая мелодия, написанная Билли Стрейхорном и
исполнявшаяся "Дюком" Эллингтоном. Поезд "А" - поезд, идущий из центра
Нью-Йорка в Гарлем]. Хорошенькая молодая негритянка в джинсах и рубашке
защитного цвета ждала идущий по маршруту "А" легендарный поезд, чтобы
поехать на окраину, в жилую часть города, вот и все.
полиция эту мразь - его это не касалось. Его касалось другое: женщина, с
пронзительным криком кувырнувшаяся в трубу тоннеля, прямо под колеса
легендарному поезду "А", и чудом не угодившая на третью рельсу; эта
легендарная третья рельса сделала бы с ней то же, что штат Нью-Йорк делает
в Синг-Синге с бандитами, заработавшими дармовую поездку на том
легендарном поезде "А", который заключенные прозвали "Старой Жаровней".
легендарный поезд "А" подкатил к станции, пронзительно скрежеща и изрыгая
искры - машинист заметил женщину; впрочем, слишком поздно; слишком поздно
для них обоих. Стальные колеса легендарного поезда "А" по живому отхватили
женщине ноги над самыми коленями. И покуда все (только какой-то белый
мальчишка вызвал фараонов) просто-напросто стояли, почесывая яйца (или, по
предположению Джорджа, ковыряя в пизде), одна пожилая черная квочка
спрыгнула вниз, вывихнув при этом бедро (позднее мэр вручит ей медаль "За
храбрость"), и шарфом, которым были подхвачены ее волосы, как жгутом
перетянула ляжку молодой женщины, откуда струей била кровь. Белый парнишка
в дальнем конце платформы надрывался, требуя "скорую"; надсаживалась и
черная старушенция - помогите кто-нибудь, Христа ради, дайте галстук или
еще что, да что угодно, - и наконец какой-то немолодой белый, по виду
бизнесмен, нехотя уступил и расстался со своим ремнем. Темнокожая цыпа
преклонных лет взглянула на него и сказала то, что назавтра стало