его беспокоила левая рука. В левой руке у него осталось мало
чувствительности. Кожа была невосприимчива, словно превратилась в
толстую резину. Когда он был один, он тер и массировал руку, чтобы
восстановить кровообращение, и, догадываясь, что с ней на самом деле, не
хотел признаваться в этом даже самому себе.
врач, измерив ему давление, сказал, что главное - не волноваться, и все
будет в порядке. А две недели назад произошло другое. Была электрическая
вспышка в голове и в глазах, секундное ощущение как бы ослепительного
бело-голубого света, и теперь он совсем не мог читать. Не из-за зрения.
Видел он вполне хорошо, но слова на страницах плыли и набегали друг на
друга, извиваясь, как змеи, и он не мог разобрать, что они говорят.
это от жены, а она скрывала от него, и врач скрывал от них обоих. И он
ждал, ждал еще одного, того, который взорвется в мозгу, скрючит тело и
если не убьет его, то сделает бесчувственным предметом. В ожидании этого
он злился, злился на всех. Животная ненависть ко всем окружающим
подкатывала к горлу.
потому что сам, половиной сознания, пытался скрыть от себя свою беду.
Злоба теперь вспыхивала и прорывалась у него совершенно неожиданно, но
самым ужасным для него было то, что иногда он непроизвольно начинал
плакать и не мог остановиться. Недавно он проснулся утром с мыслью:
"Почему я должен ждать этого?"
месяцев пролежал в постели, как серый беспомощный червь, и все деньги,
которые он копил на старость, ушли на врачей. Ван Брант понимал, что,
если такое случится с ним, восьми тысяч долларов, лежавших у него в
банке, не будет, и старуха жена, похоронив его, останется без гроша.
к своему приятелю Милтону Бостону.
цианида, ладно?
продавать. Может, я дам тебе стрихнина? Это будет ничем не хуже.
новой прописью, там цианид.
осторожнее с этой дрянью, Ван. Осторожней. Не оставляй ее где попало.
учениками, подмастерьями и по прошествии лет стали мастерами ложи
Сан-Исидро; потом Милтон вошел в Капитул Королевской Арки и в
Шотландский Обряд, а Ван Брант так и не поднялся выше третьей ступени.
Но они остались приятелями.
острым перочинным ножом проколол тыльную сторону ладони. Когда выступила
кровь, он открыл
знаю, что нельзя. Прощайте, Хуан.
пробирку с кристаллами. И остановился. Не мог. Просто не мог высыпать
кристаллы на ранку.
сейф, где лежало его завещание и страховки. Ему пришло в голову купить
маленькую ампулу и носить на шее. Тогда, если случится сильный, ему, мо-
жет быть, удастся донести ее до рта, как делали эти люди в Европе. Но
сейчас высыпать - он не мог. Может быть, это и не случится.
его все люди вокруг, не собиравшиеся умирать. И еще одно его угнетало.
Удар спустил с цепи некоторые его инстинкты. В нем вновь проснулись
могучие вожделения. Его до удушья тянуло к молодым женщинам, даже
девочкам. Он не мог оторвать от них глаз и мыслей и в самом разгаре
болезненных своих фантазий вдруг разражался слезами. Он боялся, как
ребенок боится в чужом доме.
тому новому в естестве, что было порождено ударом. Он прежде не был
охотником до чтения, но теперь, потеряв способность читать, изголодался
по печатному слову. И характер у него делался все более вздорным и
вспыльчивым, так что даже старые знакомые начинали его избегать.
и боялся ее. Сквозь прикрытые веки он видел, как золотой свет заката
заливает автобус. Его губы слегка зашевелились, и он сказал: "Вечер,
вечер, вечер". Слово было очень красивое, и он слышал, как посвистывает
у него в сердце. Сильное чувство овладело им, расперло грудь, расперло
горло, застучало в голове. Он подумал, что опять расплачется. Он
попробовал сжать правую руку, но она онемела и не сжималась.
резиновая перчатка. Ворвался вечерний свет. В мозгу выросла страшная
мигающая вспышка. Он почувствовал, как валится, валится в потемки, в
черноту, в черноту...
чистым. Напоенная долина блестела под косым светом. Прозрачный промытый
воздух был свеж. На полях поникшая пшеница и толстые оцепеневшие стебли
овсюга подтянулись, а свернувшиеся лепестки золотых маков чуть
раздались. Желтая речная вода бурлила и вертелась в бучилах и
остервенело грызла берега. На заднем сиденье автобуса захлебывался
храпом Ван Брант. Лоб у него был мокрый. Рот был открыт, глаза - тоже.
окну.
подозрительно спросил он.
даст. Она замечательная девушка.
смотреть на свои сморщенные пальцы, стараясь овладеть собой.
тобой могли подружиться.
на субботний вечер в Сан-Исидро - на танцы или еще куда.
прическа.
прихорашиваться. Кто меня увидит?
Гарантирую.
пора подумать о будущем. У нас есть планы.
сглазить - но удержаться она не могла.
холодильник, и я буду учиться на сестру. Ее глаза сияли.
будет на что одеваться, мы будем ходить в театр и, может быть, принимать
друзей.
радар, а там уйдем вместе и, кто его знает, может, и сойдемся. Ведь
девушке - ей же хочется замуж. Я парень молодой. Ну а... это... парню
хорошо иметь жену. Это делает его вроде... целеустремленным.
Белоусов Валерий
Максимов Альберт
Перумов Ник
Белов Вольф
Ильин Андрей
Прозоров Александр