яркими вспышками молний, обрушились на Санктуарий, смывая пыль с
водосточных желобов и с лиц наемников, путь которых лежал на север, где
(как предрекали провидцы и подтверждали слухи) Рэнканская Империя
готовилась начать войну и вербовала для этого армию.
наемников и ремесленников, которых уже не могли вместить ветхие
переполненные постройки Санктуария. В палатках из вонючих, плохо
выделанных шкур разместились оружейники, выполнявшие заказы будущих
воинов. Их глаза были острее самых острых стальных клинков, искусно
изготовленных, а выкованные ими доспехи должны были во время сражения
указывать товарищей на поле боя и нести смерть противнику, а, кроме того,
предполагалось, что с их помощью наемники смогут набить себе цену. Этим
летом в Санктуарии можно было приобрести прекрасные латы, древние и
современные кирасы, сделанные на заказ топоры и мечи, а также шлемы с
гребнем, окрашенным в соответствии со вкусом заказчика. И ни один из
ветерков, прилетающих в город, не нес такого отвратительного запаха, как
тот, который дул со стороны лагеря, пройдя через это скопище людей.
начальники фортификационных сооружений натаскивали своих подчиненных. Это
делалось для того, чтобы находящиеся в вынужденном безделье люди, уже
отобранные для войска, не были бы перекуплены противником, ищущим
наемников для пополнения своей армии. Для поддержания порядка сводный брат
Императора Кадакитис имел в своем распоряжении персональную охрану,
состоящую из горсточки рэнканских церберов, а также местный гарнизон,
состоящий из представителей илсигов, завоеванного, но не ассимилированного
народа. Рэнканы называли илсигов "_р_и_г_г_л_и_" - _ч_е_р_в_и_, а те, в
свою очередь, называли рэнканцев _г_о_л_ы_м_и _в_а_р_в_а_р_а_м_и, а их
женщин - тощими, и даже дождь не мог остудить огня этой старой вражды.
строительству нового дворца для Принца Кадакитиса. Только человек и
лошадь, оба бронзового цвета и крупного телосложения, брели вдоль отлогого
морского берега. Оракулы Санктуария, которые однажды объявили город "левым
крылом небес", с некоторого времени заговорили по-иному: они окрестили
Санктуарий Воротами Смерти, а человека по имени Темпус - Самой Смертью.
группировки рэнканцев, что стремилась к смене Императора; он был цербером
в охране Кадакитиса и начальником дворцовой службы безопасности: Принц, не
рассчитывая на надежность власти в изгнании, испытывал недостаток в верных
людях. В последнее время Темпус был назначен еще и королевским
архитектором. Он весьма преуспел в этом искусстве, потому как построил за
свою жизнь больше фортификационных сооружений, чем было лет Кадакитису.
Принцу приглянулся этот участок берега под строительство дворца; Темпус
обследовал его и нашел подходящим. Однако будучи не вполне
удовлетворенным, он постарался улучшить его тем, что попытался углубить
дно моря вдоль берега, используя для вывоза ила рабочий скот, а его
фортификационные бригады, состоящие из наемных работников, возводили
двойные стены из обожженного кирпича с облицовкой из камня. Внутреннее
пространство между ними заполнялось булыжником. По окончании строительства
на этих стенах будут возведены высокие зубцы для лучников, множество
сторожевых башен с двустворчатыми и подъемными воротами. За недостроенными
стенами, отделявшими дворец от отмели и маяка и украшенными черепом,
скалящим зубы в сторону города, построены были амбары и хлева,
свежепобеленные казармы и колодцы с пресной водой: в случае, если война
подойдет ближе, Темпус предполагал сделать крепость пригодной для
длительной и жестокой осады.
зная отдыха: работа облегчала душу человека, который не мог спать-спокойно
и который-повернулся спиной к богу. В этот день он ожидал прибытия
Кадакитиса, а также рэнканского эмиссара, которого он собирался
представить какому-нибудь подставному лицу, свести их вместе и посмотреть,
что из этого выйдет.
покровительство бога Вашанки. Теперь для него все изменилось, он больше не
хотел служить Вашанке - Богу-Громовержцу, покровительствующему царствующим
особам. Если бы он мог, то устроил бы дела таким образом, что освободился
бы от многочисленных поручений и привязанности к Кадакитису, присоединился
бы к наемникам, с которыми он был всей душой (с тех пор, как вернул ее
обратно), собрал бы отряд из отборных воинов надвинулся с ним на север.
Ему казалось, что бродя по этим узким протокам и каналам, он случайно
найдет дорогу к тем мерцающим в пространстве воротам, за которые когда-то
давным-давно бог вытолкал его и вернется в тот мир, для которого был
рожден.
меньше, чем у Кадакитиса стать Императором Верхнего и Нижнего Рэнке, и так
как внушаемое богом чувство рациональности покинуло его, бросив в объятия
рока, в результате чего он из почитателя бога превратился в непокорного
упрямца, то теперь основным его желанием стало формирование отряда
наемников по собственному выбору, который мог бы послужить основой для
создания боеспособной армии, а не той насмешкой над ней, которую являли
собой войска Кадакитиса. По этой причине он и устраивал встречу, по этой
же причине он дал согласие. Оставалось только посмотреть, согласится ли
Кадакитис.
новые тяжелые подковы и вода, пенящаяся вокруг колен, такая же белая, как
и чулки на ее ногах. Кадакитис, как и лошадь, был всего лишь потенциальным
участником событий: как и лошадь, он боялся ошибиться и доверял только
себе - неприемлемая самонадеянность человека, идущего в сражение. Темпус
заставил лошадь подобраться, приподнявшись в седле, и начал притягивать
красно-бронзовую голову животного к груди, пока его команды и шпоры не
достигли цели, и лошадь не поняла, что от нее требуется. Темпус
почувствовал это по походке жеребца; всадник прекрасно понимал его: гнедой
пошел, танцуя, высоко поднимая ноги, затем радостно заржал, почувствовав
возможность показать силу при переходе на такой шаг - сказывалась выучка.
Возможно, несмотря на четыре белых чулка на ногах, лошадь и подойдет. Он
поощрил жеребца легким касанием и, сжав колени, пустил его легким галопом,
но не быстрее, чем могла бы скакать любая другая лошадь. "Хорошо, хорошо",
- твердил он, а из-под копыт одобрительно вылетало "топ-топ".
берегу, по бронзовым жеребцу и седоку, заиграли на металлических доспехах.
Темпус бросил взгляд вдоль берега и увидел одинокого евнуха, сидящего в
одной из колесниц Принца Кадакитиса и хлопающего оттуда красными ладонями.
Радуга исчезла, облака закрыли солнце, и в наползающей тени загадочный
цербер (который, как известно было евнуху, способен вновь отрастить
отрубленную конечность и поэтому, наверняка, бессмертен; и который,
несомненно, беспощаднее всех наемников, слетевшихся в Санктуарий, как мухи
на разлагающийся труп) пустил лошадь рысью к тому месту на твердом участке
берега, где, сидя в колеснице, ждал его евнух.
остановил лошадь как раз позади пары чернокожих рабов на козлах. Евнух был
почти такого же цвета, что и они: он был риггли. Его кастрировали в юном
возрасте, и ответил он нежным альтом:
извинения Его Высочества и слово от него, если ты готов выслушать меня.
Темпуса. Кадакитис получил эту забавную игрушку от Джабала, работорговца,
несмотря на то, что в верхней части паха евнуха было выжжено личное клеймо
рабовладельца, и несмотря на большую опасность, исходящую от возможности
быть опознанным портным. Темпус заметил его сразу же, как только услышал
этот веселый голос во дворце. Он был уверен, что слышал его раньше. Для
Темпуса совершенно не имело значения, был ли он глуп, высокомерен или
просто выполнял обязанности, выходящие за рамки тех, которые должен
выполнять согреватель постели; но это был человек Джабала и как раз такой,
какой давно был необходим Темпусу. Джабал и Темпус вот уже много лет вели
между собой войну более жестокую, чем та, которую можно назвать
необъявленной. Она началась с тех самых пор, когда Темпус впервые пришел в
Санктуарий и увидел наглых людей Джабала, которые по большей части все
были убийцами и терроризировали людей, проживавших в западной части
города. Темпус заставил этих убийц играть по своим правилам, установил
контроль над западным районом Санктуария и этим победно завершил кампанию.
После этого он еще не раз гонял их. Но потом люди Джабала изменили тактику
и стали действовать невероятно коварно по отношению к Темпусу. Борьба
обострилась именно теперь, когда на севере началось восстание, порождающее
всевозможные слухи. Он сказал евнуху, следящему за каждым его движением
ласковыми, как у лани глазами, и полуоткрывшему губы в ожидании разрешения
говорить, что тот может сойти с колесницы, лечь перед ним ничком и только
после этого передать послание.
Шломо Вульф
Белов Вольф
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел